— А это мой начальник штаба, — сказал Бо. — Лейтенант Дарби. Лейтенант был худым, нервным человеком с покатыми плечами, скошенным подбородком и торчащим кадыком, который подпрыгнул, когда лейтенант приветственно кивнул. После этого Бо пригласил их сесть. Дарби сел сбоку от начальственного стола. Он достал блокнот и с ручкой в руке приготовился записывать. — Я предполагал к этому времени получить от вас доклад, — начал Бо. — Два из шести подозреваемых судов в настоящее время находятся в территориальных водах прямо здесь, в заливе, и я бы советовал вам получить ордера и посетить их, прежде чем они уйдут из наших вод. — Ордера уже запрошены, — сказал Пендергаст, — и мы с агентом Колдмуном вскоре проведем по ним разыскные мероприятия. — Хорошо. Есть еще один вопрос, о котором я хочу с вами поговорить. Я услышал, что вы наняли океанографа, не известив об этом меня. Пендергаст замер. — Где вы это слышали? — спросил он. — Пусть вас это не волнует. Вы скажите, так оно или нет? — Коммандер Бо, вам знакома концепция разделения информации? — Да бога ради, это же не какая-то цэрэушная операция! Я отвечаю за действия данной оперативной группы. Я не могу допустить, чтобы ФБР самоуправничало под моим прикрытием. Серебристые глаза Пендергаста были прикованы к коммандеру. — Если вас смущает мысль, что я утаиваю информацию, то вам придется улаживать этот вопрос с ответственным заместителем директора Пикеттом. — Вы прямо мне в лицо говорите, что утаиваете от меня информацию? Это неприемлемо. Я приказываю вам делиться результатами вашего расследования с оперативной группой. Колдмун почувствовал, как в нем закипает ярость, и наконец она прорвалась наружу. Он приподнялся: — У вас нет права раздавать приказы ФБР! Пендергаст сжал его предплечье. — Агент Колдмун, — спокойно произнес он. Колдмун сел, хотя и продолжал кипеть. — Спасибо, что угомонили вашего напарника, — процедил коммандер, вперившись в Колдмуна злым взглядом. Это был настоящий беспредел. Колдмун больше не желал терпеть неуважительные замечания от этого выскочки, этого осла в форме. Он собирался добавить кое-что к уже сказанному, но поймал предостерегающий взгляд Пендергаста. — Коммандер Бо, — сказал Пендергаст, — я с радостью поделюсь с вами нашими выводами, когда мы их сделаем. Пока же я продолжу работу под строжайшим секретом. — Пендергаст, я вам обещаю, что нежелание сотрудничать будет иметь последствия. Пендергаст поднялся, его голос не утратил мягкости: — Благодарю вас, коммандер. А теперь, как вы заметили, мы должны отработать ордера, и поэтому мы вас покидаем. Когда они покинули рай с кондиционированным воздухом и вышли на изнывающую от жары стоянку, Колдмун выплеснул свой гнев: — Вот мерзавец! Как он смеет разговаривать с нами подобным образом? А вы ему позволяете! — Агент Колдмун, есть слово, которое описывает нашу реакцию, и это слово — «стратегия». В данное время наша стратегия состоит в том, чтобы избегать противостояния с коммандером. Не забывайте, вы еще новичок в этой оперативной группе… и в ее недостатках. Колдмун почувствовал, что часть его ярости, направленной на коммандера, перенаправляется на Пендергаста и его непонятную мягкотелость: — Нельзя позволять ему так с нами разговаривать. Мы не кто-нибудь, а ФБР! — Время сведения счетов еще придет. Но сначала для нас крайне важно получить результаты доктора Гладстон, и мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы ее имя не попало в документы расследования. Не представляю, как Бо узнал о ее участии. — Почему? Ей грозит какая-то опасность? — Мы все в опасности. — Откуда она исходит? — Я не знаю… и именно это делает ситуацию такой опасной. 28 Смитбек сидел за рулем своего «субару», припаркованного под сломанным уличным фонарем в полуквартале от автобусной остановки Ли-Тран. На улице никого не было, и остановка пустовала. Смитбек взглянул на часы: четверть одиннадцатого. Черт, этот парень опаздывает уже на пятнадцать минут. Но других ниточек у репортера не было, и он готов был сидеть здесь хоть полночи, если понадобится. До его ушей донеслись тихие звуки: спор на испанском, движение катеров по реке, автомобильный гудок, проревевший «Кукарачу» с доплеровским изменением частоты по мере удаления машины. Он в тысячный раз подумал о человеке, который позвонил ему. Голос был грубый, с испанским акцентом. Смитбек достаточно долго жил на юге Флориды и знал, что существуют десятки разновидностей испанских акцентов, но различать их не научился. Человек сказал ему, чтобы в десять вечера он ждал на этой автобусной остановке — на юго-западной окраине Форт-Майерса, неподалеку от того места, где у него была неприятная встреча с парнями на улице. Больше человек ничего не сказал, только сообщил Смитбеку, что у него есть информация. Информация. Это могло означать что угодно. Ареал Смитбека ограничивался Майами, здесь его фамилия никому ничего не говорила. Звонок пришел на сотовый, и это почти наверняка означало, что звонил кто-то из тех, кому он вручил свою визитку. Но он раздал их не больше десятка: большинство людей, встреченных им в районе, просто отказывались брать у него визитки. И в этот момент Смитбек заметил в соседнем квартале какое-то движение. Он инстинктивно пригнулся, всматриваясь. Темная фигура пересекла улицу, приблизилась, и Смитбек неожиданно узнал его. Это был тот старик, газонокосильщик из ландшафтной компании, который не говорил по-английски. Что за чертовщина тут происходит? Или это случайное совпадение? Человек продолжал приближаться, он шел целенаправленно, глядя прямо перед собой, пока не подошел к остановке. Он огляделся по сторонам, сел на скамейку и застыл в напряженной позе, сцепив руки. Приподняв голову над рулевым колесом, Смитбек внимательно посмотрел на него. Все в этом человеке, включая язык его тела, говорило, что он не ждет никакого автобуса. Этот старик, как и почти все местные жители, встреченные репортером, не шел на контакт, по крайней мере на глазах у других людей. И причину этого Смитбек знал: страх. В последние годы гангстерские группировки, словно проказа, преобразили эти улицы, превратили их в кошмарную тень того, чем они были прежде, с наркоторговлей, перестрелками, заброшенными домами, граффити на стенах. Садовник разнял руки на время, достаточное, чтобы затянуться дымком дешевой сигары, и Смитбек заметил, что пальцы у него дрожат. Да, старик боялся, сомнений не было. Смитбек понимал, что этот человек сильно рискует, встречаясь с ним, и не хотел подвергать его еще большей опасности, затягивая разговор. Он снова огляделся, чтобы убедиться, что улица пуста, и подъехал к автобусной остановке. Человек поднял голову, и их глаза встретились. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Потом человек едва заметно кивнул, бросил сигару на тротуар, поднялся и сел в машину Смитбека, пригнувшись на сиденье, как это только что делал репортер. Он не поздоровался и не представился. Смитбек тут же тронулся, и они поехали в ночь. – ¿Adónde?[28] — спросил Смитбек. Человек махнул рукой: — Езжайте. Circula[29]. Куда-нибудь. Значит, он все-таки говорил по-английски — не блестяще, но говорил. Смитбек узнал голос: именно этот человек звонил ему по телефону. Он провел достаточно подобных интервью и прекрасно знал, что важна краткость. — Почему вы мне помогаете? — спросил он. – ¿Eres tonto? С ума сошли? Вы же сами попросили помощи. Вы тут ходите, задаете всем вопросы, напрашиваетесь на неприятности для себя и для нас. Если они узнают, что я говорил с вами… ya valió madre[30]. — Человек покачал головой. — Вы сказали, я напрашиваюсь на неприятности. Почему? — Потому что вы как курица, которая клюет зернышки перед лисьей норой. Что вы делаете здесь, совсем один? Вы репортер, sí? Так я вам расскажу кое-что. Не все, но достаточно. И тогда вы уйдете и напишете вашу историю. Может, это поможет, может — нет. Но не возвращайтесь. Gira aquí. Поверните здесь. Смитбек свернул в узкую улочку, загроможденную с обеих сторон потрепанными трейлерами и машинами разной степени обветшалости. Они проезжали мимо маленьких, тускло освещенных домов. Время от времени Смитбек видел флаг какой-нибудь центральноамериканской страны, вывешенный из окна. — Когда я сюда переехал, банды уже существовали, — заговорил человек. — Как в Сальвадоре. Они продают drogas[31], организуют азартные игры, но еще и подминают под себя весь район. Потом приходит полиция, разгоняет банды, сажает главарей. Проходят годы, и появляются новые банды. Но эти pandillas гораздо хуже. Прежние банды, они держались тихо, занимались своими делами, пока их не трогали. Но эти, теперешние, они повсюду, как осы, и жалят всех. — Он переплел пальцы, чтобы подчеркнуть свою мысль. — Организованные, muy malas, muy sanguinarias[32]. Люди, даже свои, для них ничего не стоят, жизнь ничего не стоит. Чтобы вступить в банду, ты должен убить. Кого угодно. — Он кивнул в сторону окна. — Прежде люди сидели по вечерам. Слушали музыку, пели. А теперь мы, считай, мертвецы. Похожие истории Смитбек слышал о бандах в Майами. — А эта татуировка, с буквами «П» и «Н»? Человек быстро перекрестился, пробормотал что-то себе под нос. — Вы имеете в виду банду? Очень влиятельную банду? Очень кровожадную? Человек кивнул и произнес что-то еще, так же тихо. — Я не расслышал. — Panteras de la noche, — повторил человек. «Panteras de la noche». «Пантеры ночи». Вот оно, отсутствующее звено, ответ на загадку татуировки. Смитбек с трудом скрывал возбуждение. — Значит, muy mala[33]. Они главным образом заняты наркоторговлей, верно? — Sí, sí. Но прежде они были… как это говорится?… мелкой рыбешкой. А теперь одна спаянная семья, как я вам уже сказал. Теперь много наркотиков. Листья коки, они растут в Колумбии, может, в Перу. Но «Пантеры» — гватемальцы. Они все делают… делают, чтобы гладко.