Потом – тишина. Потом – шлепок, удар и испуганный крик. Губы матери изогнулись в улыбке. Она побежала к дочери. Девочка стояла подле мертвого брата и громко всхлипывала. Отрезанная голова лежала на земле. – Как же так, Малене? – воскликнула она. – Что же ты наделала? – Я-я-я просто сделала так, как ты сказала… и вот… вот… – рыдала дочь. – И ударила-то я совсем легонько, но… Я убила его, мама. Я… – Успокойся! – она схватила девочку за плечи. Затрясла, чтобы та пришла в себя. Первая часть плана удалась, но еще не все было сделано. Пока еще. – Послушай-ка. То, что ты наделала, ужасно. Но это не твоя вина, и теперь нам нужно позаботиться о том, чтобы ни одна душа никогда про это не узнала. Ты слышишь меня? Глаза Малене блуждали, казалось, дочь вот-вот потеряет сознание. – Ты меня слышишь? – Она с силой затрясла девочку. Малене захлопала глазами: – Что я должна сделать, мама? – Нам нужно избавиться от тела, пока не вернулся отец. Я знаю, как, а тебе придется мне помочь. – И она рассказала дочери, что собиралась предпринять. Ужас в глазах девочки заплескался с удвоенной силой. – Н-нет. – Ничего другого не остается, – возразила мать. – Иначе сегодня же отправишься на костер, да только этим ты не вернешь братца, сама понимаешь. Мы поступим, как я сказала да поскорее. Все уладится. Она обняла дочь, крепко прижала к себе. Ради тебя я готова на все, моя девочка. На все. Спасибо, мама. Я возьму туловище, ты – голову. Они вместе вошли в дом. Вместе уложили мертвого мальчика на стол в кухне. Вместе разрезали его на мелкие кусочки и бросили в кипящий котел. Но плакала одна Малене, и от ее горьких слез кипящая вода делалась солоноватой. * * * Едва ли Малене заметила приход отца. Она сидела на скамье устремив взгляд куда-то вдаль. Перед глазами у нее все еще стоял брат. Его бледное лицо. Отваливающаяся голова. Нож, скользящий по мягкой плоти. У девочки было такое чувство, будто все это – страшный сон. Мать же только цедила сквозь зубы: – Хватит нюни распускать, слезами горю не поможешь. Девочка изо всех сил пыталась унять слезы, но они все катились по щекам. – О, пахнет чем-то вкусным, – донеслись слова отца. – Что у нас сегодня на ужин? Голос матери, веселый и задорный: – Мясо с кислой капустой. Еще миг – и она закричала бы. Просто кричала бы без остановки. Но тут девочка почувствовала чье-то прикосновение, моргнула и увидела перед собой доброе лицо отца. Он накрыл ее руку своей ладонью. – Что с тобой такое? – спросил он. – Отчего ты плачешь? – Я уже сказала ей, хватит реветь! – ответила мать, накладывая еду в тарелку. От еды поднимался горячий пар, и к своему ужасу Малене поняла, что запах и правда вкусный. – Она плачет по твоему сыну. Малене вздрогнула и уставилась на мать, а та ответила ей строгим взглядом. – Моему сыну? А что с ним такое? И где он вообще? – Он отправился к своему деду. Спросил, можно ли остаться там на месяц. Я разрешила. Думаю, ему не повредит. – Месяц? Долгий срок, однако. – Отец взял ложку и погрузил ее в капусту. Подул. – Сперва мог бы и попрощаться. – Он попрощался со мной, ему так не терпелось пуститься в путь. – Ты слишком добра с этим мальчуганом, – промолвил отец, отправляя ложку в рот. – Ну полно, Малене. Парень ведь не навсегда ушел. Ужин сегодня просто пальчики оближешь. А добавка будет? Я мог бы один съесть весь котел. – Ешь вволю. Я много наготовила. И Малене мне помогала. – Умница, дочка, – отец улыбнулся девочке, а сам меж тем обгладывал косточку. Потом он бросил ее под стол и взял из тарелки следующую. Он все ел и ел, пока котел не опустел, и стало казаться, что жилет на нем вот-вот треснет. Под столом лежала горка костей. Не хватало только черепа, он все еще лежал на дне вместительного котла. Дурной сон. Чем еще это может быть, как не дурным сном? Когда родители поднялись из-за стола, Малене взяла свой лучший шелковый платок и собрала все косточки. Потом достала из котла череп и положила сверху. Завязала в узелок и отнесла то, что осталось от тела брата, к можжевеловому кусту, шелестящему на ветру зеленой листвой. От слез девочки земля сделалась мягкой и податливой, и Малене голыми руками выкопала под кустом ямку. – Прощай, милый братец, – заплакала она. Опустила косточки в ямку и присыпала сверху землей. В ту же секунду ветер стих. Но листья на кусте по-прежнему шелестели. Шептали странными непонятными голосами, и вдруг куст задвигался. Ветки раскачивались взад-вперед, как при урагане, хлопали одна о другую в своеобразном ритме. Девочка вздрогнула и, пошатываясь, отошла на несколько шагов. Вдруг из ниоткуда возник густой туман. Он окутал можжевеловый куст белым покрывалом. В самой его середине горело чистое красное пламя. Раздался шум крыльев, и из потока света вылетела красивая птица со сверкающими перьями, блеснувшими в лучах заката. Туман рассеялся, снова показался можжевеловый куст. И ямка в земле тоже. Затаив дыхание, Малене глядела на могилку, которая оказалась пустой. Шелковый платок с косточками исчез. И это… Это был волшебный куст. Именно так говорил о нем братец. – Ты ведь воротишься, правда? – прошептала Малене, устремив взгляд в небо, туда, где скрылась птица. – Знаю, что воротишься. Девочке почудилось, что где-то вдалеке запела птица, и вдруг поняла, что слезы высохли. Малене улыбалась. * * * Приближался полдень. Ювелир сидел у себя в мастерской и сосредоточенно делал цепочку из золота, когда до его ушей долетел какой-то звук. Никак птица поет? Прежде он никогда не слыхал, чтобы птица так насвистывала. В ее звонкой трели угадывались слова… Или показалось? Слова звучали неразборчиво, но проникали прямо в душу и заставляли сердце биться быстрее. Ювелир поднялся и вышел на улицу. Он вглядывался в небо, туда, откуда раздавалось щебетание. Идя на звук, он споткнулся о сточный желоб, и туфля слетела с его ноги. Он и не заметил. Как не замечал ничего, кроме дивной птицы, сидевшей на крыше его дома. Ее красные и белые перья блестели в лучах солнца. Вдруг птица смолкла. – Милая птичка, спой эту песню еще разок, – попросил ювелир. – Не откажи. Птица по-прежнему молчала. Потом склонила головку набок, поморгала черными глазками и прощебетала: