– Ира, не открывай! – закричала Таисия – и отлетела к стене. Эхо от выстрела зазвенело под потолком лестничной площадки. Она опустилась на пол и приложила обе руки к ране на груди, пытаясь остановить кровь. Бурмистров неистово забарабанил в дверь. – Открой! Сука! – кричал он. – Нет, – прохрипела Таисия. – Нет, – она облизала губы, на которых выступила кровь. Осознав, что все попытки выманить Ирину бесполезны, Бурмистров в бешенстве ударил в дверь ногой и дважды выстрелил в нее, надеясь, что Ирина наблюдает в глазок за происходящим. Хорошо, что дверь старая, деревянная. Возможно, пули прошли сквозь нее, попав в цель? Он выстрелил еще раз, но вдруг понял, что действует слишком шумно, немедленно затих и перегнулся через перила, услышав внизу чей-то топот. На площадке между этажами появились вооруженные мужчины. Усыпляя их бдительность, Максим наклонился, делая вид, что собирается положить пистолет на пол, но вдруг резко развернулся и побежал вверх по ступенькам… и в следующую секунду упал, пронзенный пулей навылет. Он выронил пистолет и, скривившись, взглянул на свое плечо. К Максиму направились двое, быстро скрутили ему руки за спиной и подвели к молодому мужчине. Тот, ухватив его за волосы, заставил Макса посмотреть на него. Его глаза ничего не выражали. Это был равнодушный взгляд, который своей безучастностью убивал еще сильнее, чем убивает ненависть. – Убери его, Виктор, – велел он одному из мужчин, проследил, как Бурмистрова уводят вниз, и постучал в дверь. – Ира, это я, Марат, – сказал он. – Все в порядке, дорогая, открой. Щелкнул замок и дверь открылась. На пороге стояла белая от страха Ирина, за ней – профессор, держа в руке нож. Марат усмехнулся этой картине, потому что слабо себе представлял, как Алексей Лазаревич защитился бы от огнестрельного оружия куском металла. Ирина обняла Марата, он обрадовался ее порыву и крепко прижал к себе. Нежный первый поцелуй был абсолютно неуместен в такой ситуации, но Марат не удержался. Ирина не удивилась и не отодвинулась, наоборот, прильнула к нему, словно уже давно ждала его объятий. – Хорошо, что ты здесь, – просто сказала она. – Я так испугалась! Таисия кричала, чтобы я не открывала. А потом раздался выстрел, за ним еще… Она посмотрела через плечо Марата на площадку, и глаза ее расширились: она увидела лежавшую на полу Таисию. Ирина метнулась к ней. – Тая, – схватила она ее за плечи и со слезами посмотрела на ее окровавленные губы. – Она жива? Марат присел, повернул Таисию к себе и увидел четкий ответ на Ирин вопрос. – Нет, – сказал он и крепко обнял Ирину. Она ничего не сказала, закрыла глаза и прижалась к его груди. Тихие шаги отвлекли внимание Марата. Он увидел капитана Степанова и майора Лысенко, окруженных одетыми в камуфляж людьми. Сверху спускались еще четверо из команды Лысенко, держа автоматы перед собой. «Должно быть, – мельком подумал Марат, – они попали в подъезд через чердак». Степанов показал им, чтобы они убрали оружие. – Где Бурмистров? – спросил он у Марата. – Скрылся. – Опоздали! – Степанов опустился на корточки. – Спасибо, ребята, – кивнул он бойцам. – И тебе, майор. Лысенко увел своих людей. – Он ведь у Никлогорского? – Степанов сверлил Марата цепким взглядом. От этого человека было сложно что-либо утаить. – Не понимаю, о чем вы говорите, Владимир Макарович. Вызовите «Скорую» или… я не знаю, кто должен приехать в этой ситуации? – он указал на мертвую Таисию и, услышав тихий вздох Ирины, нахмурился. * * * Михаил Андреевич выбрался из машины и прошел в заснеженный дворик. В дом он заходить не стал, остановился рядом со скамейкой и перчаткой очистил ее от пушистого снега. Но не присел, остался стоять, наблюдая за Гаврилой, нервно ходившим вокруг машины. Он до сих пор не мог прийти в себя из-за смерти Бориса. Михаил Андреевич и сам был крайне опечален, потому что Борис был для него кем-то большим, нежели простым охранником и помощником. Он был его другом, а терять близких всегда тяжело. – Не вини себя, – сказал Михаил Андреевич, подойдя к Гавриле. – Вряд ли это получится. Если бы не мое желание показать, какой я крутой и смелый, Боря сейчас стоял бы рядом с нами. Гаврила обреченно посмотрел на Михаила Андреевича. – Порою мы ошибаемся, и это резко меняет нашу жизнь и отношение к миру, – сказал Никлогорский. – Горько ошибаемся. Самое страшное в этой ситуации, что мы ничего уже не можем изменить. Но если ты не простишь себя, то все отпущенное тебе время будешь мучиться. Ты сломаешься и озлобишься. Поверь мне, это не лучший выход, – он похлопал Гаврилу по плечу. – Однако можно поступить и по-другому. Признать свою ошибку, оплакать друга и пойти дальше. – Как? – Глаза его заблестели, увлажнились. Гаврила шмыгнул носом и отвернулся, скрывая слезы. – Думаешь, я никогда не плакал? – усмехнулся Михаил Андреевич. – Люди ошибаются, считая, что сильные мужчины должны всегда держать свои эмоции в себе. Порою только слезы помогают избавиться от боли. Так что я не знаю, в чем именно проявляется сила – в показной сдержанности или в открытых, честных слезах. Во двор въехала машина. Из нее вывели Макса Бурмистрова, мертвенно-бледного из-за потери крови, залившей рукав его модного пальто. Он со страхом посмотрел на домик, единственное окно которого тускло светилось в темноте. Мрачное бревенчатое строение в окружении темных елей, тревожное небо, осыпающее землю снегом, и лицо незнакомого старика, внимательно вглядывавшегося в него. Все это вселило в Максима еще больший ужас, нежели испытанный им в подъезде, когда его скрутили какие-то люди в камуфляже. – Зачем я здесь? – спросил он, но ему не ответили. Внезапно Максим на миг задержал дыхание – он узнал стоявшего перед ним старика. Каждый, занимавшийся в девяностые годы бизнесом или криминалом – что было почти одним и тем же, – знал, кто такой Червонный. Именно он в те годы управлял городом, и перейти ему дорогу означало навсегда исчезнуть, кануть в небытие. Максим в ужасе дернулся, понимая: если у Червонного имеются к нему какие-то претензии, то жить ему осталось недолго. Только чем именно он вызвал его гнев, Максим не понимал. Михаил Андреевич некоторое время молча смотрел на человека, отнявшего у него сына, затем махнул рукой, и Максима увели в дом. – Отвезите меня в милицию!! – закричал Максим, пытаясь вырваться из рук мужчин, державших его за плечи. – Я вам ничего не сделал! К Михаилу Андреевичу подошел Резо. Он держал свой знаменитый чемоданчик, который Гаврила называл «волшебным». – Объясни ему, почему он здесь, – бесцветным тоном произнес Никлогорский, глядя в вечно молодое лицо стоящего напротив мужчины. – Вы остаетесь? – спросил Резо. Михаил Андреевич кивнул: – Подышу воздухом. Резо исчез в доме, а Михаил Андреевич направился к елям и долго гулял под их вкусно пахнувшими ветвями, размышляя о своей жизни. Ни единой мыслью он не коснулся Макса Бурмистрова, словно начисто стер его из своей памяти. Он вспоминал прошлое, свои ошибки и победы. Сына, его задорный смех и веселый характер. Немногословного Борю – Груду Интеллекта, который всегда хмурился, подыскивая нужные слова для ответа. Он думал о Гии и о его отчаянных, рискованных поступках. Обо всех тех, кто шел по жизни с ним рядом и кого он потерял. Но больше всего Михаил Андреевич размышлял о своем будущем. Спустя два часа, когда охрана заволновалась и уже готовилась отправиться на поиски хозяина, он вышел из леса и посмотрел на светящееся окно домика. Вскоре в дверях показался Резо. Он остановился на крыльце и вдохнул свежий холодный воздух. Глаза его ярко горели, на лице играл румянец – это было заметно даже в темноте. Как мальчишка, Резо лихо спрыгнул со ступенек и, тихо что-то насвистывая, подошел к Никлогорскому. Михаил Андреевич не спросил о том, что происходило в доме во время его отсутствия, и Резо не стал ничего ему рассказывать, лишь дотронулся до его протянутой руки. – Благодарю тебя, Резо, – сухо сказал Михаил Андреевич. Опустив голову, он медленно направился к машине, ни разу не оглянувшись на маленький домик, где наконец была поставлена точка в этой печальной истории, полностью перевернувшей его жизнь. Глава 37 Ирина вышла из офиса «IrVi Group» веселая, немного опьяневшая от шампанского, раскинула руки в стороны и, не обращая внимания на прохожих, прокричала: – Как же хорошо! Марат, остановившийся на ступенях, с улыбкой смотрел на нее. Двадцать минут назад Ирина передала свои акции Георгию Заимису и навсегда распрощалась с «IrVi Group». Так же она попрощалась и со своей работой в банке, потому что управляющий, рассерженный непозволительно долгим отсутствием своего ведущего экономиста, позвонил ей и попросил госпожу Линдерман уволиться, если она в ближайшие дни не объявится. В ответ на эту угрозу Ирина рассмеялась до слез, совсем как сейчас, когда она, задрав голову, смотрела на верхние этажи здания компании, часть которой еще совсем недавно принадлежала ей. – Не жалеешь? – спросил Марат, взял Ирину под руку и повел к машине, за рулем которой сидел Гаврила. – Ни капли! – воскликнула Ирина и попросила: – Давай пройдемся. Такая чудесная погода! Марат ежился от холода, но, улыбнувшись, кивнул в знак согласия. Ирина показала Гавриле, что они пойдут пешком, тот дал понять, что ему все ясно. Завел машину и, проехав метров пятьсот вперед, остановился. – Глупо сожалеть о том, что никогда мне не принадлежало, – сказала Ирина. – Тогда почему ты не отдала им и деньги, которые тебе оставил отец? – усмехнулся Марат. – Только акции. Ирина толкнула его в плечо и звонко рассмеялась. – Об этом же спросил Дмитрий, – сказала она. – Как он? – Лучше не бывает. Кокетничает с медсестрами, погряз в любовных интригах с молодыми докторами. В общем, выздоравливает. Еще несколько дней, и его выпишут. – Неужели тебе не холодно? – Нет! Мне жарко. Марат взял ее лицо в ладони и с нежностью посмотрел в ее лучистые глаза. – Счастлива? – Очень, – прошептала Ирина. – Но я еще ничего не забыла. Я разрываюсь между болью и радостью. Когда я думаю о Таисии, у меня появляется ощущение, будто все мое тело болит и крошится на куски. Открываю глаза – все на месте, ничего не изменилось, лишь в душе – пустота и разочарование. Потом все проходит, я вновь начинаю дышать, чувствовать, как стучит сердце в моей груди, и понимаю, что хочу жить дальше. Она сделала несколько шагов вперед, вдруг остановилась и, обернувшись, посмотрела на здание «IrVi Group». – Все-таки ты жалеешь, – сказал Марат, увидев грусть в ее глазах.