– Может, он слушает «Шоу Розмари Клуни», – утешила ее Энн. – И наконец, всегда можно послать телеграмму «Вестерн-Юнион». В мандариновом небе над калифорнийскими холмами ослепительно сияло белое солнце. Встречая рассвет на верхней палубе подводной лодки «Каролина», Тони закурил первую за утро сигарету. Как-то там Чичи, подумал он, как она себя чувствует? Он облокотился на заграждение палубы. Тони полюбил Калифорнию. Он никогда не уставал от острова Каталина, от виноградников и гор на севере штата, от метелей на озере Арроухед и от ночных клубов Голливуда. Но как убедить любимую женщину, дочь Джерси, покинуть восток и переехать на запад? – Лейтенант Арма? – Курсант вручил Тони телеграмму. Поздравляю, папа, – прочел он. – Девочки, близнецы: Розария 5.1, Изотта 4.9. Мама безумно счастлива. Вообще он редко помнил даты, но в семье Арма седьмое июля имело особое значение. Почти ровно семь лет назад он познакомился с Чичи Донателли; в игре в карты (а с тех пор, как он поступил на флот, играть он стал куда лучше) цифра «семь» имела большое значение. При мысли о такой удаче его глаза застлали слезы. Он стал отцом. Gemelli![85] В старину итальянцы считали рождение близнецов знаком удачи. Благодарность – и многие другие чувства – захлестнули его, и он бросился к люку, чтобы спуститься вниз и позвонить жене, матери его детей. Стояла поздняя осень, и пустующие поля на мичиганских фермах походили на ржавую жесть. Листья давно слетели с деревьев, оставив после себя нагие серые ветви, которые тянулись к небу, как корявые пальцы. Кукурузу убрали, сено скосили; голые холмы замерли в ожидании снега. Чичи, ее мать и близнецы удобно устроились в поезде из Филадельфии в Детройт – на первой остановке малышки посетили одну бабушку, теперь ехали ко второй. Поезд катил по сельской местности, дети спали, а их мать погрузилась в мысли. Виды за окном вполне могли бы быть страницами альбома со снимками из времен, когда она гастролировала с оркестрами. Железнодорожные вокзалы, автостанции и дорожные знаки напомнили ей о местах, где ей довелось побывать, и клубах, где она выступала. Но не успела она соскучиться по своей прежней жизни, как кондуктор объявил, что поезд подходит к станции Эвергрин-Парк в Детройте. – Вон она стоит, Ма. Я ее помню. – Чичи помахала свекрови из окна подходившего к перрону поезда. – Не так уж много времени прошло, – заметила мать. – Целых семь лет. А люди ведь меняются. – Но не настолько быстро. Если не считать малышей. В их случае время просто летит, сама увидишь, – произнесла Изотта. – Я всего лишь хочу, чтобы они оставались малышами до тех пор, пока их сможет увидеть отец. – Знаешь, Чичи, я считала, что чистое безумие тащить младенцев через полстраны, но они отлично себя вели. Спали почти всю дорогу. – Это все поезд. Он так уютно покачивался, совсем как люлька, вот они и засыпали. Изотта взяла на руки маленькую Рози и пошла по коридору вагона следом за Чичи, которая несла крошку Санни. Носильщик выложил их багаж на перрон, затем помог дамам спуститься. Розария побежала к ним навстречу. – Ах, какие они красавицы! – воскликнула она. – Розария прямо розочка, а Изотта… она… – Всегда сердится, – прошептала Чичи. – Но, поскольку ей досталась внешность Хеди Ламарр[86], она может себе позволить иметь тяжелый характер. В этом мире ей открыты все дороги. Леоне Армандонада задержался у входа на станцию. Чичи ожидала увидеть высокого мужчину – вероятно, потому, что образ отца занимал столько места в прошлом ее мужа, – но он оказался типичным пожилым итальянцем, крепким и кряжистым, как вагонетка, с мощными широкими плечами. – Это и есть мой свекр? – спросила она у Розарии. – Да, это он, – подтвердила та. – Пойдемте, девочки, пора познакомиться с нашим Nonno[87], – сказала Изотта. – Синьор Армандонада, – сказала невестка, – зовите меня Чичи. – Buon giorno[88], Кьяра. – Он снял шляпу и коротко поклонился. Эта церемонность удивила Чичи. – Или, конечно, можете звать меня Кьяра. А это моя мать, миссис Донателли. И позвольте представить вам ваших внучек, Розарию и Изотту. Мы зовем их Рози и Санни, но вы можете называть полными именами, если предпочитаете. Леоне наклонился к внучкам и пристально посмотрел сначала на одну, потом на другую. Они уставились на дедушку и расплакались. – Простите, – сказала Чичи. – Леоне, да ты их напугал, – пожурила жена. – Что ты такого сделал? – Нет-нет, вы не виноваты, синьор, – поспешила заверить его Чичи. – Просто они проголодались. Изотта бросила взгляд на дочь, следуя за Леоне и Розарией к их автомобилю. Леоне придержал заднюю дверь. Чичи села на заднее сиденье с одной дочерью. Мать присоединилась к ней со второй. – Синьор Армандонада? – обратилась к нему Чичи. – Si? – Grazie, – сказала Чичи, и он затворил дверь. – Похоже, он хочет, чтобы я называла его «мистер Армандонада», – шепнула матери Чичи. – Значит, это и есть любимый десерт Саверио? – спросила Чичи у свекрови. – Ciambella, не так ли? – Именно. В детстве он сгорал от нетерпения, ожидая лета. Мы вместе шли собирать черешню, а потом возвращались домой, и я готовила ему все свежее. Но теперь я консервирую черешню, так что можно готовить ciambella круглый год. Когда ты поедешь домой, я упакую для тебя ящик консервированной черешни. Итак, сначала берешь три пинты черешни без косточек, разрезанной на половинки. Чичи ложкой достала черешню из банки, а Розария продолжала: – Поставь черешню на огонь с чашкой сахара и соком одного лимона и пусть медленно готовится, пока не выделится сок. А пока ты занимаешься черешней, я начну готовить тесто для пряников. Так мы их называем. Некоторые зовут это кексом, другие – пончиком. Берешь три чашки муки, чашку сахара, два яйца, один желток, столовую ложку пекарского порошка. Все это нужно просеять вместе. Добавляешь ложечку ванили, а еще чашку холодного масла, нарезанного кубиками. Кладешь масло в просеянные ингредиенты. И цедру одного лимона тоже туда. Чичи опустила руки в миску и стала замешивать тесто. – Как у меня получается? – спросила она. – Продолжай, не останавливайся. Тесто должно быть не слишком гладкое, – сказала Розария, вынимая из шкафа противень и смазывая его маслом. – А теперь берем тесто и укладываем его кольцом. Мы это называем обручальным кольцом. Чичи выложила тесто кольцом. Розария немного исправила его форму. – Простите, – смущенно сказала Чичи, – у меня неважно вышло. – Ничего, еще успеешь научиться. А теперь выпекаем двадцать минут в горячей духовке до золотистого цвета. Леоне вошел на кухню с заднего крыльца, неся в руках большой пакет из толстой бумаги, доверху наполненный артишоками. Он поставил пакет на стол. – Насколько я понимаю, на ужин я буду готовить артишоки, – вздохнула Розария. – Я умею их готовить, – сказала Чичи. – Да нет, не беспокойся, я справлюсь, – улыбнулась Розария. – Пусть их приготовит Кьяра, – постановил Леоне. – Я могу сама, мама, – заверила ее Чичи. – Ступайте отдыхать. Мне поможет Nonno. Розария рассмеялась. – Что тут смешного? – спросил Леоне. – Да просто ты – и на кухне. – Розария сняла передник и направилась наверх. – Ты – и готовка! – Я что-то не то сказала, Nonno? – спросила Чичи. – Нет. Чичи перебрала артишоки, выбирая для ужина самые крепкие. Леоне сел за стол и наблюдал за ней. Чичи с матерью и детьми гостили у них уже почти неделю, но свекр еще ни разу не завел с ней разговор сам и не задал ни одного вопроса. – Как вам ваши внучки? – спросила она у Леоне, неся артишоки к кухонной раковине. – Bella, bella, – покивал Леоне. – Надеюсь, вы сможете однажды навестить нас в Нью-Джерси. – Мне надо работать. – Понимаю. Но, быть может, однажды в будущем, когда вы будете свободны? – Чичи стала чистить артишоки, отрезая длинные хвостики. – Саверио скоро вернется домой и снова будет гастролировать. – Ты зовешь его Саверио? – Когда мы познакомились, это и было его имя. – Так звали моего отца, – сказал Леоне. – Хорошее, сильное имя. Мне оно нравится. – А когда же он стал Тони?