– Правда, Джимми заставляет нас трудиться до седьмого пота, но что с того? – добавила Ширли, ослепительная блондинка. Как раз когда Чичи уже начала сомневаться, станет ли она когда-нибудь частью коллектива, она ею стала. SRO-Оркестр развлекался. В углу у окна Тони и Далила были погружены в беседу, близко наклонившись друг к дружке. – Эти двое уже парочка, – кивнула в их сторону Руби. – Да уж, – Чичи даже не удивилась. – Тони Арма у нас настоящий южный герой-любовник, пусть он и из Мичигана. – Да они везде, – сухо заметила Ширли. – Но англичаночку лучше бы предупредить. – Она справится, – отмахнулась Руби. – Это не первый ее дуэт. На другом конце комнаты Морт крикнул: – Эй, ребята! Тут по радио вас только что упомянули. Тони и Чичи… Кажется, называется «Сколько стоят гамаши»? – «Скалка моей мамаши»! – поправила его Чичи. – Ну чего ты хочешь, эфир же в Чикаго, далеко – не расслышать, – оправдывался Морт. Вся компания собралась вокруг радио, чтобы послушать песню в исполнении Тони и Чичи. Далила и Тони тоже к ним присоединились. Чичи посмотрела на Тони и дружески кивнула ему, как партнер партнеру. В комнате стало тихо, и только песня с шипением и треском доносилась из небольшого радиоприемника, выкрученного на всю доступную ему громкость. Музыканты прикрыли глаза и подались вперед, сосредоточившись на мелодии. Бодрый ритм передался изящным танцовщицам. Девушки приплясывали, согнув колени и бесшумно прищелкивая пальцами, пока голос ведущего не разрушил чары: – Вы слушали «Скалку моей мамаши». Эта шуточная песенка покорила Восточное побережье, а сейчас шествует по Великим озерам и Среднему Западу. Прелесть в ритме свинга – такова песня в исполнении Тони и Кики. – Чичи, – проворчала Руби. – Этот шлягер в шуточном жанре, – продолжал ведущий, – идет в гору в хит-парадах и уже вышел на шестьдесят седьмое место. Запись произведена на «Студии Д» в Си-Айл-Сити, штат Нью-Джерси. Чичи надеялась, что ее отец, где бы он ни был, слышал эти слова. Тони обвил рукой талию Далилы. Второй рукой он приобнял Чичи за плечи. – У нас получилось, Чич! Неплохо звучит. – Да, вполне, – вежливо согласилась Чичи. Но на самом деле она не была довольна. Пока песня играла в эфире, Чичи только и делала, что подмечала недостатки. Будь у нее возможность, она бы многое изменила в том исполнении – теперь, обкатав песню на гастролях, она это понимала. Оставалось надеяться, что песня окажется достаточно хорошей, чтобы привести к следующему шансу продвинуться, но это был шоу-бизнес, и Чичи не особо ожидала поблажек. Если новый шанс и появится, то лишь благодаря везению, причем крупному, а его могла им предоставить только судьба. Чичи посмотрела на часы. 4:30. Ей не спалось. Вместо того чтобы все же попытаться уснуть, она зажгла ночник. Подобная бессонница означала, что в голове начинает зарождаться новая песня. Поэтому она поставила на плиту кофеварку, разложила бумажную клавиатуру и приготовила нотную тетрадь. Затем набросила ночной халат и туго завязала пояс. Чичи приоткрыла окно и, к своему удивлению, обнаружила на подоконнике снег – густой, как мыльные хлопья для стирки «Айвори», лежавшие в ее багаже. Получалось, любимый Барбарой «Альманах фермера» не обманул. Надо будет написать сестре, что ее прогноз погоды сбылся. Чичи взяла с наружного подоконника бутылочку сливок, встряхнула ее и налила немного в чашку. Комнату заполнил запах свежего кофе. Куда бы судьба ни заносила Чичи, кофейный аромат всегда превращал это место в дом. Она налила дымящуюся темную жидкость поверх сливок и размешала, развернула сверток с оставленной с вечера горбушкой багета и положила ее на тарелку. Усевшись на стул, девушка расстелила на коленях салфетку, намазала хлеб маслом и обмакнула его в горячий кофе со сливками. Здесь, в Элькарте, штат Индиана, в старом пансионе для приезжих, в чистом, скромно обставленном номере, где для создания уюта в ее распоряжении было не более чем окно, электроплита, кровать, стул и стол, имея лишь самый простой завтрак, Чичи чувствовала себя совершенно счастливой. Счастливее она еще никогда не была в жизни. Впереди ожидало много часов работы. Ей предстояло провести день, занимаясь творчеством – сочиняя песню, которая, хотелось надеяться, окажется хорошей. Все, что ей требовалось, это карандаш и бумага. Остальное зародится в ней самой, в ее обновленном за ночь воображении. Она хорошо отдохнула, выспалась и была готова снова творить. Эти тихие предрассветные часы, когда весь мир еще спит, для писателей просто подарок. В окне вырисовывался Элькарт, рельефно вырезанный на гладких полях Северной Индианы, такой прекрасный, что щемило сердце. Землю припорошило белым, а путаница старых дорог лежала на этом сверкающем фоне голубой ажурной сеткой. С неба падали будто крохотные алмазные кинжалы, в утреннем свете казавшиеся пурпурно-лиловыми, как королевские одежды. Вид за окном подал Чичи идею, и она начала писать: Бедная Далила, знает ли она? Доедены консервы и казна пуста, Бедная Далила, куда ни гляди — Закончились принцы, лягушек пруд пруди. Чичи наиграла мелодию на своем пианино из оберточной бумаги, затем записала ноты в тетради. Сунув карандаш за ухо, она снова сыграла на беззвучных клавишах. Припев она тихо напевала а капелла – слова сами приходили одно за другим. Знает королева цену себе, Даже если муж ее – вовсе не король. Пусть бросит она дом, семью и друзей, Если ей так хочется, решать ей одной. Жизнь свою по ветру пустит – ну и что? Руки Чичи задержались над клавиатурой, пока не придумались слова: И плакать ей тоже никто не запретит. Она торжествующе вскинула руки, затем снова дотронулась до нарисованных клавиш и допела: Что же поделать, такова жизнь, Если ты влюбилась в полного осла. Чичи перечла текст и только тогда поняла, о ком она это написала. Она стерла имя «Далила» и заменила его на «Мария». 6 1941–1942 Dolcemente[56] Чичи взяла «Чикаго трибьюн» со стойки регистрации отеля «Дрейк», открыла газету и листала ее, пока не нашла рецензию на выступление своего ансамбля в «Дэнни Галлоуэй представляет», новом ночном клубе у озера. Джимми Арена влетел в Чикаго со своим SRO-Оркестром на струнах скрипки и проехался на метро на тяге лучших духовых, которые мы здесь видели с тех пор, как Гай Ломбардо[57] весной побывал у нас на гастролях. Примечательны очаровательная Далила Энтвистл и комедийная зарисовка с балеринами на деревянных духовых и характерной певицей Чьи-Чьи. Чичи посмеялась написанию своего имени (похоже, не родился еще журналист, способный правильно его воспроизвести) и вырвала лист, чтобы отправить Люсиль, та добавит его к своей стопке газетных вырезок с рецензиями со всей страны. Когда у сестры найдется время, она наклеит их в альбом, который уже распирало от рецензий из каждого селения, способного соорудить хоть какое-то подобие сцены, – от джерсийского побережья до самого Феникса. Джимми Арена и его SRO-Оркестр уже четыре раза продлевали свои первые гастроли, стартовавшие осенью 1939 года. То, что начиналось как трехмесячная программа выступлений, превратилось в поистине бесконечное турне. Ангажементы сыпались как из мешка, и ансамбль процветал. Если от них уходил трубач, немедленно появлялся другой, и так было со всеми музыкантами – ударниками, медными и деревянными духовыми, струнными. Однако, даже несмотря на замены и приток свежей энергии, постоянные разъезды начинали плохо отражаться на основном составе. Чичи вдохновлялась опытом кочевой жизни и выступлений, чтобы в свободное время сочинять как можно больше песен, а когда не сочиняла и не выступала, шила. В начале этого года она даже написала Барбаре: «Не присылай продуктов, лучше отправь мне отрез тафты!» Чичи сложила газету. Она направлялась к лифтам в глубине вестибюля, когда из одного из них вышла Далила Энтвистл. Одетая в пальто мягкого коричнево-рыжего оттенка, с бархатной шляпкой в тон и болтавшейся на запястье сумочкой, Далила смотрела прямо перед собой и дрожащими руками натягивала перчатки. За ней следовал носильщик с тележкой, на которой громоздился багаж солистки. – Куда ты, Далила? – спросила Чичи. – На восток. Буду ехать на восток, пока поезд не остановится на самом берегу Атлантического океана. – Ты уходишь из ансамбля? – Я не могу здесь оставаться. – Что случилось?