- Это дом? - А что, по-твоему? Конечно, дом, не курятник же. - Для меня? - Для нас. - Почему со мной не посоветовался? - Федор закатил глаза, ну не дура ли, а она и не заметила. - Я бы предпочла шале. - А фазенду не хочешь? - Какую еще разенду? Что ты придумал? А это что же, балконы такие будут маленькие? - И она сделала шажок. - Испачкаешься! Катя взвизгнула, отпрыгнула. Острый носик ее ботинка почернел от грязи. - Ну вот. Придется тебе купить мне новую обувь, эта уже никуда не годна. - А просто помыть ее нельзя? - Фу! - Катерина сморщила нос, потом привстала на цыпочки, все еще заинтересованная стройкой. - Или лучше шотландский замок. Очень мне хотелось бы такой. С бойницами, подъемным мостом. - Дорогая женушка, порой я сомневаюсь, все ли у тебя дома. - Хам. - Катя развернулась и села в коляску. - Про ботинки не забудь. И про ужин сегодняшний. К нам дедуленька обещался прийти. Егоров скрылся в вагончике, громко хлопнув дверью. Как она его бесила иногда! Пустая, вертлявая, инфантильная. И эта ее полудетскость уже неуместно выглядела, и ужимки, и хихиканье. Но он ее любил, что ж поделаешь! Вернее, почти любил. Скорее, ему нравилось, что рядом с ней он становится человеком. С тех пор как он женился на Кате, он не убил ни одного животного, не избил ни одной шлюхи, хоть и прибегал иногда к их услугам, даже кошмары, его вечные спутники, стали менее яркими и натуралистическими. А потом, она так иногда походила на Лизу! Так походила… К ужину он вернулся. Мамаев и впрямь присутствовал, хотя почти не ел и разговаривал мало - боли мучили. Ночью Катерина кошечкой скользнула в кровать, прилезла под круглый бок мужа, заласкалась, замурлыкала, и ее острый маленький носик ткнулся в его шею. - Чего на этот раз? - Люблю своего пусика. - А еще денежки, так? - Пусика больше. - Сапожки я тебе куплю, не подлизывайся. - А шубку? - Ты их ешь, что ли? Только тебе привез лисью. - А сейчас норка в моду вошла, - капризно протянула Катюша, и ее тонкие пальчики затеребили мочку его уха. - Черт с тобой! Получишь. Он знал, что, согласившись, обеспечил себе спокойствие на несколько дней. Глава 16 Громкий лязгающий звук разнесся по пустынной набережной. Федор поднял глаза от коричневой поверхности стола и тупо посмотрел в окно. За грязноватым конторским стеклом протарахтел, качаясь и скрипя, первый городской трамвай. Вот уж чудище тупомордое! Не первый год по N-ску громыхает, а Федор все никак к нему не привыкнет. Егоров глубоко вздохнул, получилось жалостно, горестно, по-бабьи. Он прикрыл форточку, отгораживаясь от шума просыпающегося города, вновь сел и уронил голову на сложенные руки. Как же он несчастен! Пусть он богат, уважаем, здоров, силен, он такой, каким всегда хотел быть, но в то же время и беден, и немощен, и далеко не так всесилен, как ему казалось. Он бесплоден! В этом его слабость, в этом несчастье. Когда после года семейной жизни Катя так и не забеременела, Федор забеспокоился. Ему нужен наследник, чай, не мальчик, пора отцом становиться, да и ей на пользу пойдет материнство, а то все наряды да прогулки по парку с подружками. Но сколько они ни старались, сколько ни кувыркались на скрипучей, еще отцовой, кровати, зачатие так и не происходило. Егоров стал косо посматривать на жену, вот задохлик достался, у других девать чебышей некуда, а его баба и одного заделать не может. Когда еще год прошел, уже Катерина на мужа ополчилась. - Чего ты вдруг решил, что во мне дело? У меня по женской части все в порядке. - У меня по мужской тоже вроде, - злился Федор. - Тебе сорок скоро стукнет, а еще ни одна тебе не принесла, не удивительно ли? - А кому приносить? Жена-покойница то постилась, то молилась. Неколи ей было глупостями заниматься. Отругивался Егоров, а в душе холодел. Может, и права Катька-то. Сколько баб у него было кроме Нонны, а ни одна… Хотя бы вот Лушка. Только к Фоме кувыркнулась в койку, и на тебе - через девять месяцев аж двойня. Тайно Федор прошел обследование у доктора Косицкого, известного в губернии специалиста. Кровь сдавал, мочу, мазки-помазки всякие. И что же? Когда, профессор, у меня будут дети? НИ-КОГ-ДА! - вынес Косицкий приговор. А потом успокаивал, про усыновление талдычил, про бедных, несчастных сироток бухтел. Да только Егорову чужие не нужны. Катя долго плакала, всю ночь, но уже на следующий день пришла в себя настолько, что попросила новый пеньюар и аршин золотой тесьмы на отделку шляпки. Видать, не особо и переживала. А вот Федор сам себе удивлялся. Раньше и не думал о детях особо, и пухлые ребячьи мордашки не вызывали у него привычного для многих взрослых умиления, а вот поди ж ты, узнав, что такого пухляка у него никогда не будет, загрустил, сник, на судьбу шибко осерчал. Вот и теперь вместо того, чтобы делами заняться, пялится на причудливый узор стола, перегибы всякие, плетения прожилок рассматривает, словно, разобравшись в их лабиринте, постигнет всю тайну мироздания. - Федор Григории, можно? - лысоватая голова адвоката Рихтера просунулась в дверь. - А что, восемь уже? Тогда заходите. Рихтер сел, блеснул проницательными карими глазами из-под стекол очков. - О чем вы хотели посоветоваться? - Помните завещание деда моего? - После кивка Федор продолжил: - Там сказано, что фирму я должен завещать только своим детям, а до этого единолично владеть и управлять. - Точной формулировки я сейчас не смогу вспомнить, но суть такова. - Я вот что думаю. - Федор задумчиво подергал себя за бороду. - Ежели реорганизовать фирму в акционерное общество, а семьдесят процентов акций оставить себе, это не будет нарушением? - Ну… - Рихтер сосредоточенно замолчал. - В юридическом смысле вы перестанете… Хотя, пожалуй, все же… - Он решительно хлопнул по подлокотнику. - Не советую. - Я же останусь формальным владельцем. - Но юридически вы перестанете им быть. - Чем мне это грозит? - Понимаете, обосновать можно любой поступок. Юриспруденция вещь гибкая. Но! - Рихтер самодовольно улыбнулся. - Своей реорганизацией вы можете нарваться на опротестование завещания со стороны других формальных наследников. - Значит, мне нельзя этого делать? - Я этого не говорил. - Рихтер заерзал возбужденно. - Просто я хотел сказать, что у ваших родственников появится шанс отсудить часть акций. - Вы моих родственников видели? Иван-дурак, тятя-придурок да тетка, эта, конечно, не дура, но баба темная. - Но у нее есть муж, дети. - Пфффф, - Егоров презрительно скривился. - Мозгов у них меньше, чем у вас волос на голове. - Им подсказать кто-то может, надоумить, потом, когда дело заходит о больших деньгах… - А если я сам им подарю акции эти? - Прекрасно, но лучше расписочку возьмите. Так и так, претензий не имеем. - Возьму. - Егоров навалился грудью на стол. - Но если что, с вас голова полетит. - То есть как? - испугался адвокат. - Да ладно, не пужайтесь. У меня родственники либо душевнобольные, либо пустоголовые. Нам ли их бояться. Подарю чудикам теткиным по три процента, да и хватит с них, пятнадцать выброшу на торги, все остальное себе. - Можно полюбопытствовать, зачем вам это? - А вы не догадываетесь?