Гвен поняла: что бы она ни сказала, это ничего не изменит. Убежденность Ника Макгрегора в собственной правоте была абсолютной. – А теперь мне придется делать сокращения, денег на какие-то дополнительные выплаты просто нет. Нет, моя дорогая леди, лучше оставьте возню с рабочими мне. – Сокращения, мистер Макгрегор? – Рабочей силы. Нам предстоит уволить двести человек или даже больше. Некоторые уже уехали. Гвен покачала головой: – Я не знала. Что же они будут делать? – Вернутся в Индию, полагаю. – Но некоторые из них родились здесь. Индия для них не дом. Макгрегор искоса глянул на нее, и их глаза на миг встретились. – Это не моя проблема, миссис Хупер. Она подумала о нищенке с ножом для обрезки кустов, и ей стало немного стыдно. Вероятно, эта женщина – одна из уволенных. – Я бы хотела выучить их язык. Управляющий наклонил голову. Несколько миль, пока дорога мучительно петляла, взбираясь вверх, они молчали. Гвен смотрела в окно на тяжелый туман и думала о Лоуренсе. Первым нарушил тишину Макгрегор. – Вы будете скучать по мужу, – сказал он. – Конечно буду, – кивнула она. – Ну а вы как же? У вас есть семья? – Моя мать еще жива. – Где она? – В Эдинбурге. – Но вы ни разу не ездили туда за все время, что я живу здесь. Гвен посмотрела на Макгрегора, а тот пожал плечами: – Мы с ней не близки. Армия была моей семьей, пока я не поранил колено. – Тогда вы познакомились с Лоуренсом? – Да, он дал мне работу здесь, потом, во время войны, оставил за управляющего. Простите, если я иногда кажусь немного резким, но я знаю эту плантацию вдоль и поперек. Я четыре года управляю ею один, и иногда мне трудно принимать мнения других людей. – Вы никогда не были женаты? – Если не возражаете, миссис Хупер, я бы предпочел не говорить об этом. Не всем везет найти себе подходящего партнера в жизни. Остаток пути они ехали очень медленно, но все же успели вернуться до наступления темноты. Гвен удивилась, увидев припаркованную у дома машину Верити, а войдя в холл, услышала голоса в гостиной: как будто Верити и какой-то мужчина. Стуча каблуками, Гвен направилась к двери и распахнула ее. Мокрый Спью спал в корзинке на полу рядом с мистером Равасингхе, который сидел на диване в расслабленной позе и курил сигару. Потрясенная этим зрелищем, Гвен вздрогнула и внезапно растерялась. Ей захотелось, чтобы этот человек немедленно покинул ее дом. – Мистер Равасингхе… – с трудом произнесла она, – не ожидала увидеть вас здесь. Он встал и поклонился: – Мы водили пса на прогулку. От него теперь несет. Гвен била внутренняя дрожь, не верилось, что это не заметно снаружи, но, когда она заговорила, голос ее звучал спокойно: – Обычно он сидит в обувной кладовке, пока не обсохнет. – О, это я виновата, – с улыбкой сказала Верити. – Прости. Гвен повернулась лицом к своей золовке: – Верити, я думала, ты уже уехала в Нувара-Элию. – В Нувара-Элию? Это еще зачем? – Чтобы начать работать. Верити небрежно махнула в воздухе рукой: – А, это! Все развалилось. И без того уже потрясенная встречей с Кристиной в Коломбо и видом Сави Равасингхе в своем доме, Гвен втянула ноздрями воздух. Она с трудом поборола болезнь, добилась того, чтобы жизнь на плантации наладилась, еду подавали вовремя, комнаты убирали в порядке очередности, а счета сходились, но Верити, несмотря ни на что, удавалось вывести ее из равновесия. – Ты не против, если Сави останется на ночь? – с широкой улыбкой спросила золовка. – Я знаю, ты согласишься, потому что я уже попросила одного из слуг приготовить для него постель в комнате рядом с моей. Будет слишком неловко, если ты сейчас откажешь. Потерпев поражение в этой маленькой баталии, Гвен не улыбнулась в ответ. Впредь ей нужно с осторожностью выбирать, в какие битвы вступать, а в какие нет. Она сцепила руки за спиной, так что ногти впились в подушечки ладоней, и очень спокойно ответила: – Да, конечно, мистер Равасингхе может остаться. А теперь прошу извинить, но у меня был очень долгий и утомительный день. Хью уже в постели? – Да. Я отпустила Навину на вечер и уложила его сама. Они с Уилфом вместе пели: «Бе-бе-бе, кричит овечка». – Верити взглянула на запястье Гвен. – Боже, да это же пропавший браслет твоей кузины? Тот самый, из-за которого она устроила тут такой спектакль? – Удивительно, что ты его узнала. Разве все они не похожи один на другой? – Я заметила храм, и только. Он был здесь все время? – (Гвен покачала головой, отметив про себя, что Верити напряженно ждала ее ответа.) – И где же он нашелся? – В магазине, в Коломбо. – Если ты спросишь мое мнение, думаю, тебе следует последить за Навиной. Гвен стиснула зубы и вышла из гостиной, не полагаясь на свое терпение, уж лучше смолчать. «Ну и наглая девица! – думала она, идя по коридору. – Навина, а то как же! Можешь водить за нос своего брата, Верити, но я не удивлюсь, если это ты взяла браслет». На следующий день жара нагрянула раньше обычного, утренний воздух успел сгуститься и не освежал. Встреча с Сави Равасингхе оставила во рту у Гвен кисловатый привкус и вызвала наплыв пугающих воспоминаний. Сердце не унималось всю ночь, так что она почти не спала. Желая избежать еще одной встречи с сингалом до его отъезда, Гвен поспешила приняться за домашние дела. Хотя тело у нее ныло от усталости, до наступления нестерпимой жары она решила проверить, как идут дела с приготовлением сыра. Кухонный мальчик, который занимался этим во время ее болезни, довольно хорошо наловчился, но пришла пора ей снова взять дело в свои руки. В любом случае Гвен уже соскучилась по чувству гордости, которое возникало, когда ей удавалось создать нечто большее, чем вышитая подушка. Закрыв боковую дверь дома, она окинула взглядом двор и с удовлетворением отметила, что цветы на засаженных ею клумбах зацвели. Просто удивительно, как здорово приживались здесь некоторые растения, привезенные из Англии: розы, гвоздики, даже душистый горошек. Хью вышел вместе с ней и катал по двору тележку. – Ну что, Хью, – сказала Гвен, у которой на душе скребли кошки, но она старалась скрыть это, – хочешь посмотреть, как мама готовит сыр? – Не-е-т. Я хочу играть с Уилфом. – Хорошо, дорогой. Но ты ведь знаешь, что в лес ходить нельзя, не так ли? – Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Гвен засмеялась: – Отлично. Я поняла. Если захочешь вернуться в дом, приди и скажи маме. Отперев дверь своей сыродельни, она оставила ее слегка приоткрытой, чтобы слышать весело напевавшего себе под нос Хью, и огляделась. Было что-то невероятно умиротворяющее в приготовлении сыра, и Гвен улыбнулась, радуясь, что оказалась в своих чертогах. Все сверкало чистотой. На мраморной столешнице, где они мешали молоко, ни пятнышка, но в воздухе висел кисловатый запах, и кто-то оставил окно открытым. Странно, подумала Гвен, мы никогда так не делаем. Она затворила окно, чтобы в молоко не налетели мошки, потом заново протерла все поверхности – пусть на них не будет ни пылинки. Подошла к тяжелому бидону и, немного сдвинув его с места, заметила рядом на полу следы пролитого молока. Гвен вытерла пол и наклонила бидон, чтобы отлить из него дневную норму в кастрюлю, которую использовали для нагревания. Потом вышла наружу кликнуть мальчика, чтобы отнес молоко на кухню. Однако, оказавшись во дворе, Гвен поняла, что там тихо. Слишком тихо. – Хью, где ты? – позвала она. Ответа не было. Гвен объяснила кули, что́ ему нужно сделать, и пошла в заросли высоких деревьев искать сына. – Хью, ты тут? Тишина. Гвен вернулась к дому, но остановилась снаружи. Он мог войти, но тогда сказал бы ей и она услышала бы, как открывается дверь. Гвен пересекла двор и, оказавшись у края леса, услышала собачий лай. Хью, наверное, ушел в лес вслед за собакой.