– Лукас… Мои линии силы наливаются магией. Я снова ощутила её, когда мы летели над лесом. Помнишь? Ты тоже почувствовал… – Я смотрю вдаль, вспоминая опьяняющий всплеск силы, и сжимаю в руке кулон из снежного дуба. Мои огненные линии тут же вспыхивают невидимым огнём. – Магическая сила… Мне было так хорошо. Слишком хорошо. И от этого страшно. Повернувшись к Лукасу, я разжимаю ладонь и выпускаю резное деревце. Линии огня уже не пылают, а лишь тлеют, как янтарные угли. – Я не хочу стать такой, как моя бабушка. Лукас нежно гладит меня по щеке, едва касаясь кончиками пальцев. – Обручись со мной, Эллорен. Я понимаю, с чем ты борешься. И не осуждаю тебя. Мы смотрим друг на друга, а наши невидимые ветви тянутся, чтобы сплестись. Лукас делает шаг и заключает меня в объятия, ласково пробегает поцелуями по шее, отчего мои линии огня вновь вспыхивают горячим желанием. – Обручись со мной, Эллорен, – снова произносит он, как будто гипнотизируя меня. – Войны никогда не кончаются. А с нашей силой мы могли бы занять в этом мире достойное место. С нашей силой? Сквозь облако чувственности вдруг проглядывает холодный расчёт. – Разве получится использовать мою магию? – Я могу дотянуться до неё. – Поцелуи Лукаса подбираются всё ближе к моим губам, его огонь ласкает мои линии силы. – Ты можешь… дотянуться до моей магии? – едва дыша, спрашиваю я. – Потихоньку. Тонкие музыкальные пальцы Лукаса спускаются по моей спине от шеи до поясницы, пробуждая неведомые до этого ощущения. Голова у меня кружится, и мысли словно уносятся в водоворот. – Так вот почему ты хочешь со мной обручиться! – Нет, – отвечает он, касаясь моих губ своими. Его огонь тонкими струйками бежит по моим жилам. – Между нами особенная связь, Эллорен. Ты и сама это знаешь. Он притягивает меня ещё ближе и нежно целует в губы, погружая в огненный вихрь. От невыразимо приятного напряжения во всём теле я вздрагиваю, и поцелуи Лукаса становятся более требовательными. – Послушай… – вдруг говорю я, когда его тонкие пальцы путаются в моих длинных прядях, а поцелуи спускаются по шее всё ниже к плечу. – А если мы объединим нашу магию… и воспользуемся новой силой не только ради собственной выгоды… а чтобы выступить против Фогеля? Лукас отстраняется, глядя на меня чёрными, как ласковая ночь, глазами. – Не уверен, что я хочу этого, Эллорен. И мне внезапно всё становится кристально ясно. Вот оно. Искушение тёмной силой. Отступив на шаг, я медленно, но непреклонно высвобождаюсь из объятий Лукаса, отрываю себя от его магии и притягательных чар. Нельзя переходить на сторону тьмы. С тьмой нужно сражаться. Изнутри и снаружи. Даже если единственный выбор – лишиться магии. – Отвези меня домой, Лукас, – говорю я. – С меня хватит. Я достаточно увидела. Мы молча летим на драконе через горы и приземляемся на том же покрытом ледяной коркой поле. Карета под охраной военных уже меня ждёт. Лукас помогает мне спуститься со спины дракона и удостаивает лишь укоризненным взглядом. Не произнося ни слова, он улетает, растворяется в чернильно-чёрной ночи. Солдат, ни о чём не спрашивая, ведёт меня к карете. Я забираюсь внутрь, и мы отправляемся к городу, к огням университета, мимо чёрного леса, который «заглядывает» в окно. В душе у меня клокочет сокрушительный ураган эмоций. Глава 16. Белые крылья Карета останавливается возле Северной башни далеко за полночь. Я устало взбираюсь на холм по краю пустоши, почти физически ощущая, как от меня в страхе отшатываются деревья. Чёрная Ведьма. Поддавшись накатившему отчаянию, я останавливаюсь. Сколько плохого случилось за последнее время, а теперь меня влечёт во тьму моя собственная кровь. И я не в силах этому противостоять. Я вытаскиваю наружу кулон из снежного дуба, рывком срываю цепочку и швыряю его на землю – мне не нужна даже капля этой проклятой магии! Вот если бы белая волшебная палочка, припрятанная в голенище сапога, которая теперь всегда со мной, действительно оказалась Белым Жезлом из легенд… Это была бы чистая, честная магия, надежда всей Эртии. Меня всё глубже затягивает в пучину отчаяния. – Почему вы не хотите нам помочь? – горестно вопрошаю я палочку, звёзды и небо. – Почему смотрите и не вмешиваетесь? Отдаёте победу жестоким и злым? Где же вы, силы добра, да и есть ли вы на самом деле? Однако волшебная палочка по-прежнему неподвижно лежит в моей ладони. Сегодня это просто отполированный кусочек белой древесины, и больше ничего. Прерывисто вздохнув, я смахиваю горячую слезу, катящуюся по холодной щеке. Бесполезно. Помощи ждать неоткуда. И вдруг я замираю, недоверчиво вглядываясь в небо над башней, – там медленно кружат белые стражи. Две птицы парят в морозном воздухе, снижаясь по спирали, будто невесомые осенние листья. А потом исчезают. Растворяются в воздухе. Сделав шаг, я снова останавливаюсь, прислушиваясь к чёрному безмолвию. «Слушай». – Слово само собой возникает у меня в голове, как отголосок шёпота. Я бегом взбираюсь по витой лестнице на верхнюю площадку Северной башни, подхваченная внезапным порывом надежды. Призрачной надежды перед лицом непреодолимой, вставшей стеной тьмы. Эту надежду мне подарили белые крылья в чёрном небе. Распахнув дверь, я врываюсь в комнату и оглядываюсь в поисках чего-то нового или необычного. Что ждёт меня здесь? И беспочвенная надежда улетучивается. Наше жилище ничуть не изменилось. Всё по-прежнему. Марина свернулась у очага и следит за мной тоскливым взглядом. Я со вздохом поворачиваюсь к ней, любуясь отблесками пламени на её длинных серебристых прядях. Ариэль и Винтер ещё не вернулись, они часто проводят вечера у Наги вместе с Андрасом. Диана, скорее всего, готовится к экзаменам в архивах вместе с Джаредом или гуляет с Рейфом. Цыплята тихо сидят на кровати Ариэль, терпеливо дожидаются хозяйку. Ворона нет. Наверное, он тоже у Наги. Сбросив накидку, я падаю за письменный стол. Марина, шлёпая по полу ладонями, подбирается ближе, пока её мерцающая голова не утыкается мне в бок. Что ж, хоть что-то мне удалось. Спасла шелки от страшной судьбы. Может, это и немного по сравнению с могуществом тьмы – лишь крошечный островок надежды. Знать бы, о чем ты думаешь, Марина… Я глажу серебристые локоны шелки – это я могу делать бесконечно – и мечтаю заглянуть в её мысли. Надо готовиться к экзамену, осталось всего два дня, я и так слишком долго откладывала. С печальным вздохом я открываю учебник по аптекарскому делу и достаю из ящика стола лист пергамента, чтобы выписывать самое важное. Похоже, придётся просидеть над книгой всю ночь, у меня далеко не блестящие успехи по этому предмету. Как ни жаль, мне не дотянуться до скрытых во мне магических сил, но я хотя бы умею готовить лекарства. Пусть это не так уж много и не предотвратит страшного будущего, но я хотя бы облегчу боль раненых и страждущих, когда понадобится. А вдруг Лукас ошибается? Быть может, военные силы ву трин в Восточных землях куда мощнее, чем ему кажется? И даже сильнее Фогеля со всем его войском и объезженными драконами в придачу? Подбодрив себя подобными мыслями, я погружаюсь в чтение, изредка царапая кое-какие заметки. Марина встаёт у меня за спиной и нежно перебирает мои длинные тёмные пряди. Я благодарно сжимаю её запястье, а Марина неуверенно улыбается в ответ и тянется прикоснуться щекой к моей щеке. Бледной тонкой рукой шелки вдруг показывает на небольшую картину у меня на столе – копию портрета моих родителей. Её нарисовала Винтер – она телепатически считала скупые воспоминания Рейфа и мои – взамен миниатюры, которую разбила когда-то Ариэль. Марина напевно говорит что-то себе под нос, как с ней часто бывает. Каждый звук даётся ей с огромным трудом. Я слушаю вполуха, однако Марина хлопает меня по плечу и снова показывает на картину, едва не уронив её на пол. Я оборачиваюсь – Марина склонила голову к плечу и сложила губы, будто пытаясь произнести «о». Она всматривается в лица моих родителей, выдувает сквозь сложенные трубочкой губы воздух и издаёт странный жужжащий звук. Жабры на её шее почти полностью закрываются, а потом вдруг резко оттопыриваются. Марина недовольно хмурится и снова пытается издать какой-то особенный звук. Интересно, с чего бы шелки так заинтересовалась портретом? – Мааааа-муууууу, – тянет Марина, словно наигрывая на нескольких флейтах разом. Какая упорная. Она пробует ещё раз, пытаясь пропеть звуки более плавно. И меня пронзает дрожь. Бросив перо на стол, я поворачиваюсь лицом к шелки. Марина серьёзно смотрит на меня своими тёмно-серыми глазами, снова тянется к картине, касается кончиком пальца лица моей матери. Потом прижимает ладонями жабры, отчего мышцы на её шее заметно вздуваются, а лицо замирает от напряжения.