– Забыть о землетрясении? – спрашиваю я. – Или о том, как ты меня поцеловал? – Не знаю, как мне хватило смелости заговорить об этом… наверное, правда состоит в том, что мною руководит сейчас не смелость, а отчаяние. Мне необходимо узнать, что он думает и почему. – Забудь вообще обо всем, – отвечает он. – Ты же знаешь, что этого не будет. – Я снова протягиваю к нему руку, и на сей раз он не отшатывается. А просто смотрит, как я кладу ладонь ему на плечо, надеясь, что этот жест напомнит Джексону, каково это – прикасаться ко мне. Надеясь, что это сломает барьеры, которые он воздвиг между мною и собой. – Ты должна забыть. Ты понятия не имеешь, что мы только что сделали. – Мы поцеловались, Джексон. Больше мы не делали ничего. – Это было незабываемо, так мне кажется и теперь, но, по большому счету, это и в самом деле был всего лишь поцелуй. – Я же тебе говорил, что здесь все обстоит по-другому. – Он сокрушенно ерошит пальцами свои волосы. – Неужели тебе непонятно? С самого своего приезда сюда ты была всего лишь пешкой, которую двигают по шахматной доске, чтобы получить желаемый результат. Но теперь… теперь мы повысили ставки. И это уже не игра. – Значит, для тебя это было игрой? – Ты меня не слушаешь. – Его глаза горят как угли от желания сдержать чувства, природа которых мне совершенно не ясна; как бы я ни тщилась, я ничего не могу понять. – С того момента, как я тебя поцеловал, с того момента, как ты пострадала, все изменилось. Тебе и раньше грозила опасность, но теперь… Он замолкает, зубы его стиснуты, горло напряжено. – Теперь я, можно сказать, намалевал на твоей спине мишень и пригласил всех желающих попытаться попасть в нее. – Я не понимаю. Ты ничего не делал. – Я все испортил. – Он делает шаг, быстрый, как одна из тех падающих звезд, и его лицо оказывается рядом с моим. – Послушай: тебе надо держаться подальше от меня, а мне от тебя. От его слов меня пробирает холод, во рту пересыхает, а на ладонях выступает пот. Но я все равно не в силах уйти. – Джексон, пожалуйста. Ты несешь какую-то чушь. – Это потому, что ты не хочешь понять. – Он отходит назад. – Мне нужно идти. Эти слова повисают между нами – темные, мрачные, – но он так и не уходит. А просто стоит на месте и смотрит на меня глазами, полными муки. И тогда я делаю шаг вперед, так что наши тела соприкасаются, пусть и едва-едва. Это не бог весть что, но и этого достаточно, чтобы меня снова пронизал жар, чтобы я снова ощутила удар током. – Джексон, – шепчу я, потому что мои голосовые связки отказываются работать. Он не отвечает, но и не отодвигается. Одну секунду, две он просто стоит, неотрывно глядя мне в глаза, и его тело касается моего. Я снова шепчу его имя и вижу, что он начинает колебаться, чувствую, как его тело приникает к моему. Но затем он вдруг отшатывается, и грубый голос режет меня, словно разбитое стекло: – Держись подальше от меня, Грейс. – Он отворачивается, бежит, разом перескакивая через три ступеньки, и не останавливается, пока не добегает до лестничной площадки, находящейся футах в десяти внизу. – Только так ты сможешь выйти из этой школы живой. – Это что, угроза? – потрясенно спрашиваю я. – Угрожать – это не мое. – Эти его слова звучат как «мне просто нет нужды угрожать». Прежде чем я успеваю что-то ответить, он кладет руки на чугунные перила и перемахивает через них. Я сдавленно вскрикиваю, бросаюсь к краю лестницы и смотрю вниз, боясь увидеть там его разбившееся тело. Но он не только не лежит бездыханный тремя этажами ниже – нет, его не видно вообще. Он исчез, растаял, как дым. Глава 37 Не задавай вопрос, если не можешь вынести ответ Я несколько секунд стою и смотрю туда, где должен быть Джексон, но где его нет. Не мог же он просто раствориться. Так не бывает. Я начинаю спускаться вслед за ним, но успеваю преодолеть только четыре ступеньки, когда сзади слышится голос: – Привет, Грейс! Куда ты? Обернувшись, я вижу Лию, идущую по лестничной площадке. Она одета во все черное и выглядит очень женственно и просто офигенно. Опять-таки как всегда. – Я хотела поговорить с Джексоном, но для меня он слишком уж прыток. – Это не новость. Когда Джексон не желает быть пойманным, он бывает слишком прыток для всех. – Она касается моего плеча: – Но, Грейс, дорогая, как ты себя чувствуешь? Вид у тебя неважный. Это наверняка еще слабо сказано, думаю я и потому просто качаю головой: – Сегодня был странный день. И тяжелый. – Так бывает всегда, если в деле замешан Джексон, – со смехом говорит она. – Сейчас тебе бы не помешало выпить еще одну порцию моего чая и поболтать. Надо будет как-нибудь устроить и то и другое. – Да, конечно. – А пока тебе, возможно, следовало бы догнать Джексона. Иначе кто знает, сколько еще времени он будет хандрить. Да, хорошо бы, думаю я. Но я понятия не имею, куда он пошел, и вообще, в замке ли он сейчас или уже нет. А если его тут нет, то не могу же я гоняться за ним в пижаме. А посему я просто вздыхаю и говорю: – Думаю, мне сейчас лучше вернуться к себе. И, быть может, попытаться послать ему сообщение. – Да, разумеется. – Мне кажется, что это звучит немного покровительственно, но, возможно, дело в просто в том, что я не в настроении. А потому, когда она говорит: «Давай я помогу тебе добраться до твоей комнаты. У тебя сейчас такой вид, словно ты вот-вот рухнешь», – я пытаюсь не раздражаться. Да, я в самом деле чувствую себя так, словно вот-вот рухну, но, по-моему, это не касается никого, кроме меня самой. Особенно в этой школе, где физическая слабость, похоже, расценивается как порок. Поэтому вместо ответа я опять смотрю вниз в поисках Джексона – безрезультатно, – после чего направляюсь обратно к своей комнате. Но, похоже, Лия опасается, что я могу в любой момент упасть, – она идет рядом, держа руку так, чтобы подхватить меня, если я начну падать. Но я не собираюсь этого делать, ведь на этой неделе от меня и так было предостаточно хлопот. – Так что же с тобой произошло? – осведомляется она, пока мы медленно идем в мою комнату. – Я полагала, что увижу тебя на ужине, но тебя там не было. – Да так, небольшой… несчастный случай. – Это я вижу. – Она смотрит на мои пластыри. – Что-то серьезное? Вид у тебя такой, словно ты вступила в схватку с белым медведем. И проиграла. Я качаю головой, смеясь. – Когда случилось землетрясение, меня слегка задело осколками стекла. Ничего страшного. – А, ну да. Землетрясение. – Она смотрит на меня. – Знаешь, после твоего приезда у нас тут было больше подземных толчков, чем за весь прошлый год. Я начинаю думать, что ты привезла их с собой из Калифорнии. Я фыркаю: – Да, сегодня мне это уже говорили. Но должна сказать, что в Калифорнии мне ни разу не доставалось от землетрясения так, как здесь. – В самом деле? Ну, ты знаешь, что говорят об Аляске. – «На север, в будущее»? – цитирую я девиз штата, который нашла в Интернете. Она смеется: – Скорее уж, все здесь рассчитано на то, чтобы убить тебя за десять секунд или меньше. – Я думала, это изречение относится к Австралии. – Уверена, что оно относится и к Аляске. – Она ухмыляется, но ее слова напоминают мне о том, какие беды могут случиться в здешних краях. Я после моего приезда всего лишь упала с дерева и была посечена осколками стекла, Лия же потеряла своего парня, а Джексон – своего брата. – Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, когда мы подходим ближе к моей комнате. – Я? – Похоже, она поражена. – Это же не меня, а тебя посекло осколками стекла. – Нет, не физически. Я имела в виду… – Я делаю глубокий вдох и медленный выдох. – Я имела в виду смерть Хадсона. Так как ты? На мгновение, всего лишь на мгновение в ее глазах вспыхивает бешенство. Неистовое, неподдельное. Но она тут же моргает, и оно сменяется выражением самой что ни на есть заурядной любезности, которая мне кажется в сто раз хуже скрытого под нею гнева. – Нормально, – отвечает она со странной улыбкой, от которой у меня щемит сердце. – Не скажу, что хорошо. Мне уже никогда не будет хорошо. Зато теперь я научилась говорить «нет» – думаю, это уже кое-что. – Говорить «нет»? – Да, об этом мы с тобой беседовали. Все хотят, чтобы я отпустила прошлое и просто продолжала жить дальше, но я не могу. Мне говорят, что можно ничего не менять, что Джексон отличная замена…