– Джексон? – Все мое тело напрягается, когда она вот так упоминает его имя. Не может быть, чтобы она говорила серьезно… или же все-таки может? – Да, я понимаю, это нелепо. Ведь они с Хадсоном так не похожи. И в отличие от него мне нет дела до семейных династий или соотношения сил. Мне просто хочется, чтобы Хадсон вернулся. Я потрясена новостью о том, что окружающие видят Лию рядом с Джексоном и ее намеком на то, что он не против. Но когда она говорит об этом, у нее делается такой беззащитный вид, что у меня опять начинает щемить сердце. Однако это немыслимо. Тогда бы он меня не обнимал, не целовал. Он делал это совсем не так, как мог бы делать парень, думающий о другой. Он обнимал и целовал, желая меня так же неистово, как и я его. Да, несколько минут назад на лестнице он пытался откреститься от того, что было, но от такого откреститься невозможно. Ведь я никогда прежде не испытывала ничего подобного, и я готова поклясться, что и он тоже. Тогда что же происходит? Куда клонит Лия? И почему она решила поговорить об этом именно со мной? У меня нет ответов на эти вопросы, и я вряд ли смогу их узнать, стоя здесь, в коридоре. Тем более теперь, когда мой мозг все еще затуманен действием успокоительного и потерей крови, из-за которых я почти не чувствую своего тела. К счастью, мы уже добрались до двери нашей с Мэйси комнаты. Я вконец измотана и жду не дождусь, когда вновь окажусь в моей кровати. И избавлюсь от Лии, во всяком случае, теперь, когда я еще не поняла, в чем дело – в моей паранойе или же в том, что она пытается вбить клин между мною и Джексоном, потому что считает его своим. Если она и впрямь хочет отвратить меня от него, то у нее ничего не выйдет. Ведь я уже чувствую, что между мною и Джексоном есть какая-то связь. Я знаю, это странно, ведь пикировались мы с ним немало, но чем больше времени я с ним провожу, тем больше мне хочется проводить с ним время и впредь. Как будто что-то толкает меня к нему, заставляет хотеть его. Так что ее хитроумная речь о том, что, дескать, все желают видеть ее и Джексона вместе по соображениям каких-то там семейных династий, ничего не изменит. Я поднимаю руку, чтобы постучать, – я так торопилась догнать неуловимого Джексона Вегу, что забыла взять ключ, – но дверь распахивается еще до того, как мой кулак касается ее. – Вот ты где! – восклицает Мэйси. – Я уже собиралась идти искать тебя… Увидев стоящую за моей спиной Лию, моя кузина замолкает. – Привет, Лия. – Она нервно приглаживает волосы. – Как дела? – Хорошо, – пренебрежительно роняет Лия, затем участливо поворачивается ко мне: – Отдохни как следует, хорошо, Грейс? Завтра я зайду проведать тебя и принесу особый травяной чай, чтобы ты поправлялась быстрее. – Это необязательно. – Я прохожу сквозь занавес из нитей бус в свою комнату. – Спасибо, что проводила меня. – Не за что. И мне нетрудно принести тебе чай. – Она мило улыбается. – Отдыхай. – Да, конечно. Спасибо. – Я не даю себе труда улыбнуться в ответ. – Спасибо, что ты привела ее обратно, – говорит Мэйси с благодарной улыбкой, которая выводит меня из себя. Лия игнорирует ее. – Если хочешь, я принесу тебе травяной чай прямо сейчас, Грейс. – Спасибо, не надо. – Я небрежно машу рукой и плюхаюсь на кровать. – Думаю, я просто лягу спать. Для наглядности укладываюсь в мою заново застеленную постель – Мэйси постаралась опять – и поворачиваюсь лицом к стене, а спиной к двери – и к Лии. Я понимаю, что это невежливо, но сейчас мне все равно. Сейчас я сыта по горло и этим разговором, и Лией. И не только из-за Джексона, но и из-за того, как грубо она ведет себя с Мэйси, как будто моя двоюродная сестра – это какой-то надоедливый щенок, грызущий ее кроссовки. Со стороны двери доносится какое-то неясное бормотание – наверняка это моя кузина извиняется перед Лией за мою неучтивость, – затем дверь тихо затворяется. Я тут же переворачиваюсь на другой бок – и сразу же вижу пакет печений и стакан сока, которые Мэйси оставила на моей тумбочке. – Ты и в самом деле лучшая двоюродная сестра на свете, – говорю я, садясь. – Но ты же и сама это знаешь, не так ли? – А как же, – соглашается она, сев рядом со мной. – Как ты себя чувствуешь? – Хочешь услышать правду? – Само собой. – Ужасно. Мне надо было послушать тебя. – Но это же нелепо. И так бесит меня. Я всего-то пробежалась по коридору за Джексоном, а чувствую себя такой слабой, такой усталой. – Это точно. – Она берет стакан сока и протягивает его мне: – Пей, неваляшка. Я впервые начинаю думать о том, что, должно быть, потеряла немало крови. И потому, взяв у нее стакан, в два глотка выпиваю сок и съедаю одно печенье, хотя мой желудок бунтует и мне совсем не хочется есть. Мэйси пристально наблюдает за мной, затем одобрительно улыбается, когда я умудряюсь проглотить еще одно печенье и стакан воды. И только после этого спрашивает: – Ну, ты расскажешь, как получилось, что ты побежала догонять Джексона, а вернулась в сопровождении Лии? – Тут нечего рассказывать. Джексон сделал то же, что и всегда. – То есть? – Он исчез. Мэйси кивает: – А, ну да. Я думаю о том, какой вид был у Джексона, когда я пыталась поговорить с ним на верхнем этаже, а затем вспоминаю слова Лии, вырвавшиеся у нее будто бы случайно. Думаю о том, как Джексон ухитрялся помочь мне всякий раз, когда со мной что-то происходило, – и о том, как он с легкостью покидал меня опять и опять. И мой и без того затуманенный рассудок начинает молить о пощаде. – Нам обеим надо поспать, – говорит Мэйси, и я впервые замечаю, что она уже переоделась в пижаму. – Сейчас больше двух часов ночи. – Неужели так поздно? Сколько же времени я пробыла в отключке? – Достаточно долго. – Она обнимает меня и встает с моей кровати. – Спи. О сложностях и нюансах натуры Джексона Веги мы поговорим завтра. Я киваю и пытаюсь последовать ее совету. Но не могу не думать о том, как сейчас уже поздно и сколько времени я потеряла. Должно быть, я пробыла без сознания куда дольше, чем думала, если сейчас действительно – я беру телефон и смотрю на время – 2.31 ночи. У меня на телефоне есть несколько сообщений от Хезер – о том, какая гадость математический анализ, и о том, что она никак не может набраться смелости, чтобы поговорить с Вероникой – ее нынешним увлечением. Я отправляю ей пару ответных сообщений. Я ничего не пишу о том, что я едва избежала смерти, а только о том, что желаю ей успехов с Вероникой и матанализом. И немного жалуюсь на Джексона. Она не отвечает – наверное, потому, что сейчас глубокая ночь. Я начинаю просматривать свои фотки в Инстаграме и, тупо глядя на них, не могу не думать о том, что происходило со мной во второй половине дня. Действительно ли все было именно так, как сказала Мэриз? Действительно ли Джексон срочно принес меня к ней в кабинет и она накачала меня лекарствами, чтобы зашить «порез» на моей артерии? Или же случилось что-то еще, что-то такое, что объяснило бы и нервозность моего дяди, и решение Джексона держаться от меня подальше? Из-за этих мыслей я продолжаю лежать, уставясь в потолок, до трех часов ночи. И из-за них же в конце концов иду в ванную и закрываю за собой дверь. И они же заставляют меня оторвать от кожи пластырь, который я обещала не снимать по крайней мере несколько дней, и воззриться на порез на моей шее. А вернее, на два круглых отверстия примерно на дюйм ниже неровного разреза. Глава 38 Ничто не говорит «ты мне нравишься» так ясно, как клыки у твоего горла Нужно ли говорить, что заснуть после этого я не могу. За следующие два часа я тысячу раз щупаю свое горло, ожидая, когда пройдет действие лекарств, среди которых, как я надеюсь, было и какое-то галлюциногенное вещество. Потому что если это не галлюцинация, вызванная лекарством, то волноваться мне следует отнюдь не из-за рассеченных артерий и инопланетян. Мне хочется встать и прогуляться, чтобы проветрить голову, но мои воспоминания о том, что произошло, все еще очень свежи. После минувшего дня и того, что я только что видела в зеркале, я могу совсем слететь с катушек, если случится еще что-нибудь. Особенно когда, бросив взгляд в окно, замечаю, что луна висит в небе очень высоко. В нормальном мире это не имело бы никакого значения, но после того, как я попала сюда, понятие «нормальности» стало всего лишь далеким воспоминанием. Подумав об этом, я опять провожу пальцами по пластырю на шее, лихорадочно пытаясь сообразить, откуда же взялись эти два прокола. Конечно, если бы я жила в романе ужасов, объяснение этим отметинам было бы очевидно, оно нашлось бы само собой. Но я не Брэм Стокер и здесь не Трансильвания, так что их причина должна быть другой. Змея? Два укола в шею? Гадкий розыгрыш? Что-то в этом духе. Просто я пока еще не поняла что. Я не могу не вспомнить реплику Куинна о действии полной луны, и это отнюдь не помогает мне рассуждать логично. Как и предупреждения Мэйси о том, что Джексон и Флинт происходят из разных миров, что они слишком непохожи, чтобы им когда-нибудь удалось поладить. Это наверняка от лекарств – наверняка. Потому что та мысль, которая сейчас скользит по периферии моего сознания, – это совершенный абсурд. Полная дичь. Чудовищ не существует, есть только люди, которые творят чудовищные дела. Такие, как вот это.