Но я не могу. Еще нет. Не теперь. – Ты когда-нибудь… – Мой голос срывается, и я делаю глубокий вдох и медленный выдох. Затем еще один вдох и еще один выдох. И пытаюсь еще раз: – Ты когда-нибудь хотел чего-либо так сильно, что тебе было страшно это взять? – Да, – он кивает. – Оно прямо здесь, только и ждет, что ты протянешь руку и схватишь его, но ты так боишься того, что будет, если ты вдруг потеряешь его, что ты так и не протягиваешь руки? – Да, – опять говорит он тихим грудным голосом, от которого веет умиротворением. Я задираю голову, пока наши взгляды не встречаются, и тогда я шепчу: – И что же ты сделаешь? Идут долгие секунды, он молчит. И ничего не делает. А просто смотрит на меня взглядом, в котором чувствуется такой же надлом, как в его душе. – Я возьму это, – говорит он. Затем наклоняется и припадает своими губами к моим. Это не страстный поцелуй, не крепкий, и неистовым его уж никак не назовешь. Это просто соприкосновение губ, легкое, как снежинка. Но на меня оно действует не меньше, чем самый пылкий поцелуй. А может быть, и больше. И вдруг он с силой сжимает мои руки выше локтей и начинает целовать уже по-иному. С участием губ, языка, зубов, создающих какофонию ощущений – наслаждения, отчаянности, желания, слившихся воедино. Он берет и берет у меня, но при этом дает мне еще больше. Хорошо, что он держит меня, потому что голова моя кружится, колени слабеют, когда он проводит своим языком по моему, – я чувствую себя совсем как героиня любовного романа. Я целовалась и прежде, но ни один из тех поцелуев не был похож на этот. Я пытаюсь обвить руками его шею, но его пальцы сжимают мои бицепсы словно тиски, так что я остаюсь неподвижной и могу только принимать то, что мне дарит он. А дарит он многое. Мое головокружение усиливается, колени слабеют еще больше, и мне кажется, что земля под моими ногами дрожит. А поцелуй все длится, длится. Дрожь под моими ногами становится все сильнее, и тут до меня наконец доходит – дело не только в нашем поцелуе, земля действительно сотрясается, сотрясается опять. – Землетрясение! – вскрикиваю я, оторвавшись от его губ. Поначалу Джексон не слушает, его губы следуют за моими, как будто он хочет целовать меня вечно. И я едва не приникаю к нему опять – ведь я как-никак уроженка Калифорнии и знаю, что, если бы это землетрясение было по-настоящему опасным, картины бы уже падали со стен. Но, должно быть, Джексон осознает угрозу как раз тогда, когда я готова забыть о ней, потому что он не только вдруг отпускает меня, но и мигом оказывается на другом конце комнаты. Его руки сжимаются в кулаки, он делает глубокий вдох, потом еще, меж тем как земля продолжает трястись. – Ничего страшного, – говорю я. – Это небольшое землетрясение, не то что сегодня утром. Оно сейчас закончится. – Тебе надо уйти. – Что? – Наверное, я не расслышала его. Не мог же он пару секунд назад целовать меня так жадно, а теперь вдруг потребовать, чтобы я ушла, произнеся это голосом таким же холодным, как эта стужа за окном. – Все хорошо. – Нет, не хорошо! – рявкает он, и его эмоции сейчас прорываются только в голосе, поскольку лицо и глаза снова бесстрастны и пусты. – Тебе. Надо. Уйти. – Джексон. – Я невольно тянусь к нему опять. – Пожалуйста… Окно его спальни вдруг разбивается вдребезги, во все стороны летят осколки стекла. Это как взрыв, и я сдавленно вскрикиваю, когда осколки вонзаются мне в лоб над бровью, в шею, в щеку, в плечо. – Уходи! – кричит Джексон, и на сей раз я не спорю, ведь сейчас он явно не контролирует себя. Он надвигается на меня, его пальцы сгибаются и разгибаются, глаза горят как угли, лицо побледнело от ярости. Я поворачиваюсь и бегу, хотя у меня и подгибаются колени, желая добраться до лестницы до того, как этот незнакомый мне страшный Джексон догонит меня. Но из этого ничего не выходит. Глава 35 Торт-мороженое «Аляска» – это не просто вкусный десерт Я просыпаюсь в своей комнате с пластырями на щеке, шее и плече – и совершенно не помня, как я здесь оказалась. В изножье моей кровати сидит по-турецки моя кузина, у двери стоит дядя Финн, а надо мной склонилась какая-то женщина, скорее всего, школьная медсестра. Со своими длинными, до талии, черными волосами, кроваво-красными ногтями и суровым лицом она нисколько не похожа на тех медсестер, которых я когда-либо видела прежде, но на шее у нее висит стетоскоп, а в руке она держит бинт. – Как видишь, Финн, она уже пришла в себя. Я же тебе говорила, что действие успокоительного будет недолгим. – Она улыбается мне, и хотя это приветливая улыбка, вид у нее все равно устрашающий и грозный. Думаю, все дело в ее длинном носе, похожем на клюв, но, возможно, свою роль играет и лекарство, которое, судя по ее словам, она мне дала. Я в сознании, но чувствую себя как в тумане, как будто все вокруг не совсем таково, каким кажется на первый взгляд. – Как ты себя чувствуешь, Грейс? – спрашивает она. – Нормально, – отвечаю я, поскольку у меня ничего не болит. Мне тепло, и чувство такое, словно я плыву. – В самом деле? Скажи, сколько пальцев я показываю сейчас? – Три. – Какой сегодня день? – Вторник. – Где ты находишься? – На Аляске. – Неплохо. – Она поворачивается к моему дяде: – Я же тебе говорила, что с ней все будет хорошо. Она потеряла немало крови, но… – Джексон! – Ощущение тепла проходит, и я пытаюсь сесть. Как я могла забыть? – Как он? Он был… – Я осекаюсь, когда до меня доходит, что я понятия не имею, что сказать. Потому что не знаю, что именно произошло в той башне. Я помню, как Джексон целовал меня… и, наверное, буду помнить это до конца жизни. Я помню землетрясение. Помню, как я бежала, хотя не знаю почему. И помню кровь. Я знаю, что там была кровь, хотя опять-таки не понимаю почему. – Не напрягайся, – говорит медсестра, похлопав меня по руке. – Ты все вспомнишь, только не насилуй себя. Но у меня такое чувство, словно ничего я не вспомню – все словно размыто. Какое же успокоительное средство мне дала эта медсестра? – Мэйси? – Я поворачиваюсь к моей кузине. – Я… – С Джексоном все в порядке, – отвечает она. – Он тебя спас, – говорит мой дядя. – Он отнес тебя к нашей медсестре Мэриз до того, как ты истекла кровью. – Истекла кровью? – Когда разбилось окно, отлетевший осколок рассек артерию на твоей шее, – объясняет Мэриз. – Ты потеряла много крови. – Артерию? – Я дотрагиваюсь до шеи, и меня охватывает ужас. Именно так погибла моя мать. От кровотечения до приезда «Скорой». – Сейчас с тобой все хорошо. – Голос моего дяди звучит ободряюще. – К счастью, рядом с тобой был Джексон. Он остановил кровотечение и принес тебя к Мэриз до того… – До того, как я умерла, – договариваю я. Мой дядя бледнеет: – Не думай об этом, Грейс. Сейчас с тобой все хорошо. Потому что Джексон спас меня. Опять. – Я хочу увидеть его. – Разумеется, – соглашается дядя Финн. – Как только ты оправишься.