– Чего ты хочешь добиться, проводя это независимое расследование? Разве такому тебя учили на заочных курсах по криминологии? – Не занудствуй, – сказал он с полуулыбкой. – Я перестану занудствовать, да и тебе было бы полезно, если я, как ты говоришь, двигался в правильную сторону. – Что тебе от меня надо? – Он рассматривал свои ногти, желтые от никотина. – У тебя есть последователи, фанаты, которые пишут тебе уже двадцать лет. – Это они тебе сообщили? – Тасио снова чуть заметно улыбнулся, выпустив отвесную струйку дыма. Ему явно льстило, что я признаю его звездный статус. – Расскажи мне о них. – У меня мало времени, – ответил он, очевидно, втягиваясь в роль звезды. Неожиданно я почувствовал усталость. – Тасио, ты предложил мне сотрудничество, и я готов обеспечить тебе пятнадцать минут славы в социальных сетях. Готов объяснить, почему так важно, чтобы ты рассказал о своих фанатах: в преступлениях, в которых тебя обвинили, а также в нынешних убийствах есть много общего, многое совпадает. Это означает, что действует один и тот же преступник, или же нынешний убийца навел справки о расследовании, завершенном двадцать лет назад. А может, ты сам поделился с кем-то подробностями, и этот кто-то подражает первому убийце, чтобы вновь тебя подставить… Проснись, Тасио, это реальность. Если мы не найдем других подозреваемых, общественное мнение, а заодно и мое начальство все равно будут думать на тебя. Тебе есть что терять. Это не борьба за превосходство между нами двумя. Я на свободе, ты в тюрьме. Ты достаточно умен, чтобы перестать блефовать. Пару секунд мы с вызовом смотрели друг на друга. Этого было достаточно, чтобы Тасио погрузился в себя. – Хорошо, – сказал он наконец, расплющивая недокуренную сигарету об одну из пепельниц. – Чего же все-таки ты от меня хочешь? – Передай мне все письма, которые получал от тех, кто поддерживал с тобой контакт все это время. Это было бы неплохим началом, чтобы я навещал тебя и дальше и доверял тебе. Не важно, сколько твитов ты отправляешь ежедневно – я имею право их не читать; у тебя нет реальной власти, я могу перестать тобой интересоваться, и ты превратишься в глас, вопиющий в пустыне. Ты меня понимаешь, верно? – Знаешь же, что понимаю. Ты получишь эти письма, для меня они – полный бред. Отдам тебе все, что у меня есть. – Думаешь, среди этого мусора найдется, за что уцепиться? – Большинство из этих людей сумасшедшие, криминально озабоченные, маргиналы. Я бы предпочел не встречаться с ними на улице, даже если мне за это заплатят. – Договорились. Жду писем. – Кракен… – сказал Тасио после продолжительного молчания, нетерпеливо поморщившись. – Дальше будет только хуже. – Что ты имеешь в виду? – Чем дольше вы будете на него охотиться, тем сложнее будет опередить события и предположить следующее место преступления. Сейчас мы находимся в позднем Средневековье: по моему мнению, в средневековом центре города осталось еще несколько подходящих памятников. Но когда вы достигнете XIX века, все омрачится: чем ближе к настоящему, тем больше следов этих эпох найдется в Витории, а значит, больше мизансцен, которые можно воплотить, и в итоге наступит момент, когда вы уже ничего не сможете предвидеть. – Тебя это волнует, Тасио? – Я хочу выйти на свободу, черт побери! – Он повысил голос. – Я хочу выйти, а он найдет способ повесить на меня очередные убийства. Ты что, ослеп? На этой неделе в Витории начинается празднование Дня города, а он стремится запятнать и омрачить все наши обычаи, все наши ритуалы, разве ты не понимаешь? Вечеринки превратятся в чертово кровопролитие. «Нет, Тасио, очень надеюсь, что ты не прав», – мрачно подумал я. – Скажи вот что, – перебил я его. – И перестань наконец болтать. Когда молчишь, ты выглядишь более грозно. Он посмотрел на меня так, будто собирался зубами вырвать кишки: страшный безумный взгляд, от которого оживали старые кошмары. – Спрашивай что угодно, – наконец выдавил он. Я набрался смелости. Тасио послушно переплывал от буйка к буйку, но сейчас мы подошли к запретной теме. Ладно, все или ничего. «Смелее, Кракен». – А если это твой брат тебя подставил? Только не говори, что ты не думал об этом все двадцать лет. Ты стал криминалистом, ты буквально одержим этим делом; два десятилетия ты просидел в камере, анализируя подробности, мотивации, возможных виновников и их характер. Почему ты не пытаешься разубедить меня в самом очевидном? Разве не было бы естественно, если б ты пытался сделать с ним то, что он сделал с тобой? Вполне ожидаемо услышать от тебя: «Это был он, он мне завидовал. Он был полицейским, подбросил улики, был в курсе всех отчетов, манипулировал». Игнасио мог это сделать, все рычаги были в его распоряжении. Все было сделано с расчетом, чтобы подозрение пало на тебя. Скажи, что ты ему не угрожал, что не клялся отомстить, когда выйдешь из тюрьмы. Скажи, что Игнасио не должен бояться того, что ты скоро окажешься на свободе и вы посмотрите друг другу в лицо. Без камер, без решетки. Набрав воздуха в легкие, я следил за его реакцией. Тасио замер, как соляной столп. Случится ли катарсис прямо здесь и сейчас или слишком рано, чтобы Тасио разлетелся на куски? – Скажи, что ты не думал о том, что это снова твой брат, что он хочет подставить тебя, чтобы ты не вышел на свободу. Что он найдет способ сделать так, чтобы ты выглядел как подстрекатель. Ты играешь в хакерские атаки, ведешь аккаунт в «Твиттере», посылая сигналы о том, что ты – сам дьявол, всесильный и вездесущий, который манипулирует людьми, чтобы те действовали вместо него. Скажи, Тасио: если это действительно так и двадцать лет назад кто-то тебя подставил, насколько быстро этот человек вновь овладеет общественным мнением, чтобы сделать из тебя виновного? Ты действительно ни на минуту не задумывался о том, что это мог быть твой собственный брат, который, надо заметить, отлично справляется в Витории без тебя? Он отвел взгляд и закурил с вызывающим спокойствием. Я уже собирался встать со своего черного пластикового стула, как вдруг он снова заговорил. – У тебя есть братья, Кракен? – Не прикидывайся. Ты знаешь мое детское прозвище, а значит, отлично знаешь, есть ли у меня братья. «Не трогай Германа, Тасио, – мысленно приказал я. – Не втягивай его в эту историю. Ты еще не видел меня в роли камикадзе». – Но вы не близнецы. – Нет. – Тогда ты не можешь понять, что соединяет братьев-близнецов. Ничего общего с тем братским чувством, которое вы с Германом испытываете друг к другу. – Ты назвал его имя. – Я сдержал гнев, сковавший мне скулы: мне не нравилось, когда исподволь угрожали кому-то из моих: дедушка, Герман и Эстибалис были неприкосновенны. Святы. Необсуждаемы. Они занимали особое место. Наши игрища их не касались. – Я знал, что ты мне на это укажешь. Это мой способ доказать тебе, что я тебя опережаю. Позволь мне продолжить. – Да, просвети меня. – Очень и очень важно, чтобы ты понял: мы не будем здесь говорить ни о моем брате-близнеце, ни о том, что будет между нами, когда я выйду на свободу. Это слишком лично: то, что произошло, мы с Игнасио уладим сами. Мы – единственные жители планеты, бывать на которой ты не имеешь права – ни ты, ни кто-то другой. Я хочу, чтобы ты понимал: мы не будем трогать эту тему. Если хочешь все про него – разузнать, действуй. Исполняй свой долг, это твоя работа. Но я не дам тебе никаких наводящих сведений. «А может, ты настолько извращен, что все твои действия служили лишь для одной цели: чтобы я думал, что подозревать его – моя затея, что это я считаю его виновным, а вовсе не ты, потому что с твоей стороны вендетта будет выглядеть слишком очевидной?» – Договорились, Тасио. Мне все ясно. Вернись в камеру и собери всю корреспонденцию, которую получил за это время. Было бы полезно, если ты мне немного помог и составил свой собственный список подозреваемых. Вначале укажи тех, кого подозреваешь в первую очередь, но не забудь ни одного. Пусть твой контактер в «Твиттере» также передаст нам список пользователей, которые появляются наиболее часто, яростнее всего комментируют… все, что подскажет твоему инстинкту, что за никнеймом стоит серьезно больной человек. На самом деле аккаунт Тасио был отличнейшей мухоловкой, несмотря на частичную потерю анонимности из-за чудесного хэштега. Вот почему я не торопил заместителя комиссара закрыть подозрительный аккаунт. Если убийца честолюбив и любит обращать на себя внимание, он просматривает все публикации о преступлениях и расследованиях. – У тебя есть рука в этой структуре. Я займусь запросом насчет писем от фанатов, подготовь их побыстрее. Мы в начале целой пиротехнической цепочки и ты пахнешь так же, как я. – Приятно слышать, что ты говоришь со мной на моем языке, – Тасио наконец улыбнулся. – Увидимся. – Я простился, поднимаясь со стула. – На этот раз домашнее задание получил ты. Пора было уходить из тюрьмы, но я еще не все сделал. Надо было собрать кое-какую информацию, и я знал, что официальные каналы мне не помогут. С демонстративной беззаботностью я подошел к надзирателю у входа. – Собрался уже уходить, но сперва хотел поздороваться с Хосе Мари. Не знаешь, он сейчас в баре? – Зайди посмотри. Сказать «Хосе Мари» в Алаве означало назвать десять процентов населения старше сорока пяти лет. Не ошибешься. Я пошел в направлении, указанном надзирателем, и вошел в помещение, где сотрудники обычно собирались, чтобы выпить кофе или перехватить бутерброд. Около пяти вечера там было не так много народу. Стоя у стойки, я рассеянно наблюдал за посетителями и наконец остановился на высоком и тощем, как щепка, парне, который допивал банку «Водолея», не сводя глаз с висящей на стене телевизионной панели с выключенным звуком. Сотрудники тюрьмы были не лучшим источником информации. Они, как правило, ничего нам не рассказывали. В уголовном мире стукачей не любили ни по ту, ни по другую сторону решетки. Стучать было не принято. Но можно попробовать другой, более творческий подход… Я дождался, чтобы он подошел к стойке расплатиться, и подошел к нему. – Не знаешь, есть здесь кофемашина? – спросил я. – Официант не обращает на меня внимания и не отвечает. Он поднял голову, мельком взглянув на телефон. – Ты новичок? Я тебя раньше не видел. За две секунды я отметил несколько деталей: обручального кольца нет, на телефоне – фотография красивой девушки; судя по возрасту, это могла быть дочь или племянница, но скорее всего, нечто другое. А судя по позе, тем более. – Я здесь не работаю, по крайней мере пока. – Я улыбнулся. – Я на подмене, на практике. Может, повезет. Работаю в тюрьме в Басаури, но хочу перебраться сюда. У меня девушка в Витории. Мы вместе не так долго, но… ты меня понимаешь. – Конечно, понимаю. Надеюсь, у тебя все получится и мы станем коллегами. Кофемашина на выходе. Идем, покажу. Мы вышли из здания. К счастью, вокруг никого не было. – А как… как тут вообще? – поинтересовался я, кидая монетку в автомат. – Как-то приспосабливаемся. Это макротюрьма, у нее свои особенности, – уклончиво ответил он. – Особенности везде есть, поверь. Я работал и в Авиле, и в Логроньо. Слушай, а вы как-то чувствуете, что у вас за решеткой такая знаменитость?