– Ты имеешь в виду Тасио? – Он посмотрел по сторонам. – Пресса не замучила? – Пресса в последнее время особо не лезет. Но здесь, внутри, он ведет себя просто отлично. Его охраняет множество народа, он живая легенда. Кое-кто говорит, Тасио он неплохой парень, хотя и непростой, время от времени выпендривается своей славой… Заключенные его уважают, а некоторые даже боятся. Ты бы его видел: взгляд как у маньяка, из тех, кто нашинкует вас на мелкие кусочки и добавит в салат. Прямо Чарли Мэнсон. Есть полно баб, которые ему пишут и просят свидания. А ему что, он позволяет себя любить. По части баб очень активен, в этом плане один из самых шустрых. – Надо же, и тут прославился на весь мир… – Везет парню. – Он пожал плечами. – А как тебе история про то, что он якобы пишет в «Твиттер?» – продолжил я, вертя в руках пластиковый стаканчик с кофе, который обжигал руки. – Я в это не верю, наверняка аккаунт поддельный. Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не слушает. – У меня есть на этот счет своя теория. Он был настоящим красавчиком, этот юный гений… – Юный гений? Ты о ком? – Я про того, который попал в газеты из-за мошенничества в интернете с карточками. Мальчик-хакер, неужели не помнишь? – Вроде что-то припоминаю… А чем там все закончилось? – Я напряг память, но махинации в интернете не по моей части, хотя я вспомнил, что читал короткую новость про это несколько месяцев назад. – Парень начал блестящую преступную карьеру в нежном возрасте шестнадцати лет, ощипывая всех, кто оставлял данные карты на поддельной веб-странице футбольных маек, подписанных игроками первой лиги. После шквала заявлений удалось его поймать, он был неуловим, пришлось как следует попотеть. К тому времени он уже был совершеннолетним, и его привезли сюда. Ты бы видел его! Внешне лет двенадцать или тринадцать, знаешь, из тех мальчишек, которые еще не развились, без волос на лице и на яйцах. Смуглый, с голубыми глазами. Эдакий херувимчик, мальчик с журнальной обложки. Думаю, если он спел любую глупость и вывесил на «Ю-тьюбе», с таким ангельским личиком прославился бы не меньше. Но, как видишь, победила темная сторона. – Зачем ты мне все это рассказываешь? – Сейчас объясню. Директор тюрьмы приставила к нему Тасио как примерного заключенного с хорошими характеристиками. У нас свежее мясо ценится, и мальчишка мигом превратился бы в петушка, ты меня понимаешь. Тасио его защищал, взял под свое крыло, и за шесть месяцев, которые мальчишка провел у нас, никто его и пальцем не тронул. История с «Твиттером» началась как раз после того, как парня освободили; вот я и думаю, что между ними есть какой-то контакт, что они нашли способ общаться. – Как ты говоришь, звали парня? – Не помню, имя какое-то самое обыкновенное. Кличка у него Матусалем. Да, точно: Матусалем, от фамилии Матурана. Его фамилия была Матурана, как та деревня среди болот, а представлялся он как Матусалем, на «эм», а после первого слога фамилии – то место, где жили ведьмы[38]. Он был немного странным парнем, было в нем что-то отталкивающее. Выглядел как гот или что-то в этом духе. Оказавшись на парковке возле тюрьмы, я набрал телефон одной своей старой знакомой. Иногда у меня не оставалось выхода, кроме как обратиться к помощникам… помимо официальных агентов. Моей знакомой было шестьдесят шесть лет, у нее были седые, почти белые волосы, подкрашенные фиолетовым, а также навыки заправского хакера, которые когда-то ей пригодились, чтобы после смерти своего партнера, с которым она прожила сорок лет, добыть фальшивые документы о свадьбе, которой никогда не было. Мэрия отказалась выплачивать ей пенсию по вдовству, к тому же у нее возникли проблемы с квартирой, которую они делили всю свою жизнь. Все эти хитрости обнаружились во время операции по поимке сбежавшего насильника, снимавшего у нее комнату. Я ввел ее в курс дела, и благодаря ей и ее отваге мне удалось поймать этого типа, который за год до этого увеличил количество мачистских убийств в городе. Ее боевая кличка была Голден Герл, Золотая Девочка. На форумах черных хакеров она превратилась в легенду, многие сомневались, существует ли она на самом деле. До пенсии она работала в компании-субподрядчике при «Сиско системс», и худшая ошибка, которую можно было совершить по отношению к ней, – недооценить ее познания в области компьютеров, сделав скидку на возраст или вид полубезумной старухи. – Мне нужно, чтобы ты отследила, кто и когда обращался на мою почту и аккаунт в «Твиттер». – Вот, это мне нравится: сразу к делу, как будто завтрашнего дня не существует, – ответила Голден Герл голосом почтенной старушки. – Может, его и правда не существует… Ты слышала когда-нибудь про Матусалема? – Любишь застать врасплох, верно? Этот мальчишка – темная лошадка. Найти его будет непросто. А что тебе о нем известно? Я назвал ей все данные, которые она попросила. У Голден Герл в силу возраста был достаточно тонкий нюх, дабы даже на расстоянии определить, что дело важное и неотложное. – И еще одна просьба: я буду искать со своего ноута. Уверен, что Матусалем нашел способ в него залезть или сделал зеркальную копию. Мне бы хотелось, чтобы он не видел того, что я делаю. Начиная с этого вечера тебе придется меня прикрывать. Ты сможешь это сделать? – Неужто сомневаешься? А что, дело настолько серьезное? – спросила она. – Достаточно. Пожилой возраст не помеха, верно? – Малышка из чистого золота всегда у твоих ног, Кракен. Я сообщу тебе, как только заполучу этого птенчика. 13. Клиника Витории Витория, июнь 1970-го Доктор Урбина у себя в кабинете перечитывал справочник, когда в дверь постучалась Фелиса, его медсестра. Он удивленно взглянул на часы. Только что закончилась последняя вечерняя консультация, и Урбина собрался домой. – Доктор, какая-то пациентка желает вас видеть, – сказала медсестра низким грудным голосом. – Впустить ее или записать на другой день? – Как ее фамилия? Правое глазное яблоко у Фелисы плохо держалось в глазной орбите из-за повреждения веретенообразной верхнечелюстной мышцы, как сама она рассказывала – печальное следствие скверно прооперированного синусита. У нее были черные волосы с проседью, тщательно накрученные на мелкие бигуди. Она была полновата, как большинство женщин, прошедших через несколько родов и климакс. – Сеньора Ортис де Сарате, донья Бланка. Страницы тяжелого справочника выскользнули из его пальцев, и кожаная красная обложка захлопнулась сама собой. Доктор покашлял, прочищая горло, и снова открыл книгу. – Скажи, пусть проходит, я как раз собирался досидеть до вечера. Фелиса взглянула на него с молчаливым пониманием, приобретенным за почти четверть века работы в медицине. – Я вам больше не нужна? – Можете идти, Фелиса. Я сам закрою кабинет, – поспешно ответил он. Медсестра исчезла, и в кабинет вошла Бланка. Она очень изменилась. Возможно, просто настало лето, и она была в легком платье с психоделическим орнаментом ярких расцветок, а может, потому, что в ее лице он не заметил боли и напряжения. Впервые с тех пор, как она стала его пациенткой, выражение ее лица напоминало радость. – Бланка! Вы даже не представляете, как я рад вас видеть! Вам лучше? Вы понимаете, что я имею в виду. – С ней он научился тому, чему не мог научиться ни с кем раньше: прямоте, умению смотреть в глаза, радоваться редким встречам, которые уготовила им судьба. – Я пришла, чтобы отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали. В эти месяцы все было гораздо более… сносно. Она инстинктивно понизила голос, хотя в кабинете за закрытой дверью никто их не услышал бы. – Вы пользовались тем, что я передал вам в прошлый раз? – Я все сделала, как вы советовали, и, возможно, ваше участие спасло мне жизнь. Мне уже не нужны ни белые таблетки, ни мазь, но у меня заканчиваются малиновые капсулы. Они усыпляют его на ночь. Как только приходит, сразу ложится спать. Он объясняет это нагрузкой на работе у себя в компании и ни о чем не подозревает. Доктор выдвинул ящичек в своем письменном столе, который всегда закрывал на ключ. – Я как раз собирался вас проведать. Вы избавили меня от лишних хлопот, – улыбнувшись, ответил он. – Можешь обращаться ко мне на «ты», Альваро. Когда мы вдвоем. Думаю, сейчас ты знаешь меня лучше, чем кто-либо. Слово «вдвоем» очень ему понравилось, может быть, даже слишком. Как и то, что Бланка обратилась к нему по имени. Альваро провел пальцем по рыжим бровям, стараясь взять себя в руки и не смотреть на нее. Этот жест очаровал Бланку: она улыбнулась открыто, бесстрашно, как маленькая девочка. – Вот тебе еще один пузырек, этого хватит на пару месяцев. – Он протянул ей небольшой предмет. Беря пузырек, Бланка исподволь коснулась его руки, и на мгновение лица у обоих застыли по обе стороны медицинского стола. Они не знали, что делать дальше, но не желали прерывать сближение рук, которое сулило лишь одинокие ночные терзания. – Я пришла не только за пузырьком, Альваро. Я пришла, потому что хотела тебя увидеть, – наконец решилась Бланка. Она устала расплачиваться за то, чего не совершала, играть роль, навязанную ей обществом, невзирая на регулярные избиения. Устала слушаться суровых, влиятельных, сильных мужчин. Устала от плохого настроения, тоски и тревоги. Было же время, когда она была беззаботной девчонкой; куда все это делось? Она устала быть представителем семейства, а заодно борцовской грушей и контейнером для спермы. Это был ее первый бунт, и ей хотелось, чтобы его свидетелем был Альваро Урбина. «Единственный раз, – сказала она себе. – Единственный раз не думать о том, что скажут другие, разве я за это не заплатила слезами и кровью?» Альваро пристально, изучающе посмотрел ей в глаза и увидел перед собой глаза женщины, принявшей решение. Поэтому молча встал, медленно направился к двери и защелкнул на задвижку. Затем вернулся и повесил свой белый халат на крючок. Бланка уселась на кушетку и расстегнула пуговицы спереди платья. Она сидела обнаженная, и высокая деревянная кушетка делала ее одного роста с Альваро, который взял ее руку и начал неспешно целовать, начиная с указательного пальца. Затем провел губами по всей длине кисти, приподнял руку, следуя по латеральной вене. Коснулся языком локтевой ямки и через некоторое время добрался до дельтовидной мышцы. Он заблудился в изящной линии ее ключицы, и к тому времени, когда дошел до трапециевидной мышцы, его эрекция была почти болезненной. Тут-то Бланка и поняла разницу между мужской лаской и ее отсутствием: когда Альваро в нее вошел – нежно и горячо, что полностью соответствовало тому, каким она его воспринимала – все, чего ей хотелось, это остаться навсегда в стерильном кабинете и больше не возвращаться в свою замужнюю жизнь.