– Разумеется, он был у нас дома! Это один из моих ближайших друзей; мы не разлучались с того момента, как он вошел в кухню и мы повязали фартуки, чтобы запечь морского окуня. Пожалуйста, немедленно отпустите его и будьте повежливее! Этот человек не заслуживает тех испытаний, которым вы его подвергли; не прошло и нескольких часов, как мы сообщили ему о похоронах Энары, его дочери. Безусловно, я за инициативу, но прошу вас, воздержитесь от подобных ошибок и займитесь подозреваемыми, которые действительно стоят нашего внимания. И прекратите дергать семьи погибших! Мы не имеем права совершать подобные ошибки. Мы под прицелом международной прессы, любой промах мгновенно украсит обложки в половине стран мира. Наш коммуникативный отдел осаждают «Ле Монд», «Вашингтон пост» и даже австралийский «Санди телеграф». Мне нужны реальные успехи, инспекторы, а не такие ляпы, как сегодня. Можете идти. Мы молча покинули его кабинет. Эсти взглянула на меня с отчаянием. – Пойду сообщу оптику, что он свободен и может идти домой. Я кивнул. – Инспектор Айяла, проводите меня в мой кабинет, – обратилась ко мне заместитель комиссара Сальватьерра, которая вышла следом за нами. Я зашагал по коридорам следом за ней, не проронив ни слова. Мне казалось, что все смотрят на меня косо: офицеры, другие инспекторы… Я чувствовал себя золотой рыбкой в аквариуме. Диковинной зверюшкой, от которой невозможно оторвать взгляд. – Закройте дверь. – С удовольствием, – ответил я, загораживая обзор нескольким коллегам, которые, проходя мимо, рассматривали меня с плохо скрываемым любопытством. – Нет необходимости повторять, что такие ошибки не должны повторяться. Вы не имеете права приводить сюда подозреваемых без веского повода. – Она повторила слова комиссара, усаживаясь в кресло. – Более веского, чем нынешний. В этот день ее темные волосы были распущены. Ей это шло, делало моложе, и мне она показалась гораздо более привлекательной, чем я мог себе в том признаться. Но я мигом отогнал от себя суетные мысли. – Полностью согласен. – Я кивнул заставляя себя сосредоточиться. – Вы меня за дурочку принимаете? – спросила она, удивленная тем, каким я вдруг стал послушным. – Ни в коем случае. Просто я не допускаю мысли, что преступления случайны, поэтому оптик никак не подходил на роль убийцы. Настаиваю, что во главе угла стоят близнецы. Мы должны перестать отвлекаться на мелочи и заняться ими. – Именно об этом я и хотела с вами поговорить. Я лично звонила директору пенитенциарного центра; она настаивает, что Тасио не пользуется привилегиями и не имеет доступа к интернету, как и остальные заключенные. Когда я заявила, что он поддерживает контакт с кем-то извне и пишет твиты под своим именем, она возразила, что ограничить посещения имеет право только по специальному распоряжению судьи. Ограничивать посещения без приказа противозаконно и нарушает права узников тюрьмы. – Какое впечатление она на вас произвела? – Она была очень любезна, но мне показалось, что по какой-то причине она покровительствует Тасио. Как бы то ни было, мы ничего на этом пути не добьемся. Надо действовать иными способами. Несколько дней назад мы потребовали Центральный отдел по информационным технологиям нашего подразделения закрыть аккаунт @scripttipsfromjail. Служба поддержки «Твиттера» ответила положительно, сообщив о судебных документах, предоставляемых в подобных случаях, но предупредила, что процесс может растянуться на недели. – Пустая трата времени, – возразил я. – Даже если аккаунт закроют, это никак нам не поможет. – Почему вы так думаете, инспектор? Боже, как намекнуть ей, чтобы она перестала называть меня «инспектор»? – Потому что Тасио или его сообщник используют хэш-тег #Кракен, и идея родилась в социальных сетях. Его использует всякий, кто хочет оставить свой комментарий по поводу недавних двойных убийств. Остановить это невозможно. Нельзя убедить «Твиттер» аннулировать все статусы, которые содержат этот хэштег. Если закроют популярный аккаунт, Тасио свяжется со своими подписчиками, открыв другой и используя тот же хэштег. В нескольких твитах он убедил бы их, что это по-прежнему пишет он лично. Мы можем аннулировать второй аккаунт, затем третий, но, как мы уже говорили, процесс займет не одну неделю. Тасио всегда будет впереди. Как говорит мой дед, нельзя поставить ни дамбу в море, ни двери в поле. Поверьте, если кому-то не нравится, что имя Кракен высвечивается на всех экранах виторианских и национальных телефонов, то этот человек – я. Но я сразу понял его игру. На просторах социальных сетей мы попросту не можем победить. Кстати, как насчет IP-адреса, с которого мне отправили электронное письмо? – Плохие новости. Информатики все еще разбираются, но говорят, что отследить его невозможно. «Ладно, пусть невозможно, – подумал я. – Раз другого средства нет, придется прибегнуть к последнему». – Похоже, в распоряжении Тасио имеется отличный хакер. – Да, вы правильно понимаете. Вы всё понимаете правильно, – сказала она, глядя на меня своими темными глазами. Может, она хотела сказать мне что-то еще? А что, если Альба, или Бланка, изо всех сил сдерживает себя, чтобы не сообщить мне что-то другое за закрытыми дверями кабинета? Я покосился на ее обручальное кольцо, которое было ей велико. По крайней мере, это кольцо явно было лишним. – Вы должны разрешить мне еще раз поговорить с Тасио Ортисом де Сарате. У этого дела есть множество ключей, которыми он, кажется, готов поделиться. Мы не должны пренебрегать этой линией расследования. – Боюсь, он начнет вами манипулировать. – Этого не произойдет, а если и произойдет, я предоставлю детальный отчет обо всех наших беседах во время моих визитов. Инспектор Руис де Гауна хорошо меня знает, и я бы хотел, чтобы вы обе меня контролировали. Если что-то в моем поведении наведет вас на мысль, что осужденный завлекает меня в свои сети или у меня внезапно появились признаки стокгольмского синдрома, просто отдайте приказ, чтобы я прекратил с ним общение. Обещаю ему последовать. Никогда прежде я не выставлял себя в таком свете перед начальником. По какой-то причине я был уверен, что плечи Альбы достаточно крепки и вынесут свой и мой вес. Принимая решение, Альба вся подобралась и сжала пальцы так, что щелкнули костяшки. – Договорились. Свяжитесь с тюрьмой и сегодня же просите о свидании. Надеюсь, вы раздобудете данные, которые хоть как-то продвинут расследование. – Думаю, данные появятся прямо сегодня. – Я посмотрел на часы. – А сейчас я с вашего позволения пойду: договорился встретиться с одним из людей из окружения близнецов двадцатилетней давности. Игнасио сам назвал мне имена, поэтому, надеюсь, сюрпризов не будет. Я всего лишь хочу построить как можно более точный психологический профиль, которому они соответствовали раньше. Потому что в нынешнем виде… – Я вздохнул. – Кажется, кое-какие идеи у меня есть. – А что насчет нынешнего вида, Айяла? Поделитесь со мной. – Сейчас это двое сильных людей, преодолевших испытания, которые выпали на их долю двадцать лет назад и стали для них посильнее цунами. Чрезвычайно умные и очень оборотистые. Помните слова из «Ущерба», фильма с Джереми Айронсом? – Раненые люди опасны. Они знают, что могут выжить, – произнесли мы в один голос. – Надо же, не знал, что… – пробормотал я, почесывая затылок. – Что я смотрела этот фильм? Вы не встречали заместителей комиссара, которые любят кино? – Да, как-то не посчастливилось. – Я встал, чтобы разрушить опутавшие меня чары. – Мне пора. В кабинете было жарко. Обжигающе жарко. – Идите. Удачи вам, инспектор. Через полчаса, к моему большому удивлению, я встретился с женщиной на большом сроке беременности. Она катила коляску, в которой сидел годовалый ребенок. Это было одно из последних имен, упомянутых Игнасио в своем списке, и мне хотелось взглянуть на мир близнецов с точки зрения этой женщины. Какое-то время мы беседовали. Как я понял, она была дочерью предыдущего заведующего отделением дерматологии в госпитале Сантьяго, а в настоящее время – одной из тех, кто сам претендовал на эту должность. В телефонном разговоре Аитана настаивала, чтобы мы встретились в какой-нибудь точке зеленого кольца Витории – коридора из парков, окружающего город, где жители гуляли, катались на велосипеде или бегали. Мы остановились в Сабальгане, западной части зеленого кольца, представлявшей собой изрезанный тропинками лесной остров с озерами. На вид Аитане было около сорока. Она была полновата – помимо округлостей, естественных для беременности; волосы искусственно осветлены и выпрямлены, лицо покрыто искусственным загаром, к тому же она беспрерывно курила, зажав сигарету двумя напряженными пальцами, кончики которых всякий раз смотрели в ясное небо, образуя буквы V – символ победы. Я представился, и мы побрели между дубами, кленами и можжевельником. На ходу она пыталась успокоить ребенка, сидевшего в коляске. – Его зовут Маркель, но, по правде сказать, занимаются им в основном мои родители. Я слишком много времени провожу в больнице и почти его не вижу. К тому же не люблю детей, – сказала она, будто извиняясь, и выпустила на ребенка облако табачного дыма. – Вижу, – отозвался я. Признаться, встреча с этим свидетелем – беременной докторшей, равнодушной к собственному ребенку, к тому же дымившей как паровоз, – меня озадачила: несмотря на то, что даже на расстоянии было заметно, что женщина умна и образованна, в ней было нечто, что никак не вписывалось в этот образ, как будто изнутри ее что-то разъедало. – Игнасио предупредил наших ребят, что скоро нам всем позвонит следователь. Можете задавать любые вопросы, я отвечу. По-моему, ребенок хочет есть. Если не прекратит и будет орать, придется отвезти его к матери, чтобы она его покормила. – Понимаю. – Я вздохнул и сжал зубы. – Так, значит, вы принадлежали к кругу, в котором вращались Игнасио и Тасио? – В первую очередь Игнасио. Я была его девушкой в течение нескольких месяцев, когда нам обоим было по восемнадцать. Мы все трое принадлежали к одной тусовке, но я больше общалась с Игнасио. – И какими были братья в ту пору? – Игнасио был настоящим джентльменом. Тасио вытворял все, что в голову взбредет, его всегда было слишком много, особенно через несколько лет, когда он прославился передачами на телевидении. А еще он был ужасным бабником, трахал все, что движется. Девчонки ему проходу не давали: когда мы заходили в какой-нибудь бар в Куэсте, каждый раз он уходил с новой. Так что занимался он в основном этим. И еще… по городу ходили легенды о братьях-близнецах. – Легенды? – переспросил я. К счастью, мне показалось, что Аитана хочет про них рассказать, как будто ей приходилось молчать годами. Мы неторопливо шагали по аллее, держась в тени зеленых деревьев, окружавших пруд, над которым летали стрекозы, совершая свой неизменный брачный обряд. – Да, городские эротические легенды. Говорили, что им нравятся сестры-близнецы, и во всей округе радиусом в сто километров не было ни одной пары близнецов, которая не побывала бы в постели у Тасио. Трио, групповой секс с Тасио и Игнасио… Они с ранних лет забавлялись тем, что обманывали людей своим абсолютным физическим сходством. На уроках то и дело пересаживались – про это мне рассказывал Игнасио. В конце концов учителя устали от их проделок и разделили по разным классам. Они переживали это очень тяжело, обиделись на весь мир. Считали себя сиамскими близнецами. Игнасио рассказывал, что когда это случилось – ему было в то время десять лет, – ему в голову не приходило, что он может провести без брата хотя бы несколько часов; ему казалось это физически невозможным. Он был так потрясен, что заболел с рвотой и температурой, а врач не знал, какой диагноз сообщить родителям. Потом как-то раз Тасио пришло в голову снова воспользоваться их сходством. В школе они изучали только половину предметов. Во время экзаменов менялись, и каждый сдавал один и тот же экзамен дважды. У них были тысячи трюков: в условленное время отпрашивались в туалет, меняли школьные пиджаки с вышитым именем, входили в другой класс, сдавали экзамен и снова менялись. Они любили доводить эти игры до крайности и в нашей компании все привыкли к их фокусам. Хотя некоторым надоедало, что их вечно водят за нос, но это же были Тасио и Игнасио, никто не мог поймать их за руку, они были неприкосновенны. Их отец был одним из богатейших бизнесменов в Витории, дома нам вечно твердили, чтобы мы вели себя с ними хорошо, чтобы держались за эту дружбу, чтобы приглашали близнецов на дни рождения. Мои родители очень гордились, когда я начала встречаться с Игнасио. В социальном плане это был максимум, к которому следовало стремиться в нашем городе. – Какие у вас остались о них воспоминания? – О Тасио – такое же, как и у всех. Он был эгоцентричным придурком, а потом оказалось, что он псих и любит убивать детей. Об Игнасио – что ему было очень тяжело выдать своего брата-близнеца. Он переживал это чудовищно; мы, друзья, утешали его как могли, но сама тема была запретной, как это часто случается в нашем городе. Говорят обо всем, кроме самого главного. О главном – никогда. Матери нам внушают: «Главное – чтобы все было шито-крыто». В итоге это означает: смотри в другую сторону и помалкивай, как последняя трусиха. Так мы и поступаем, и у нас неплохо получается. Возвращаясь к Игнасио: чуть позже началась эта история с телевидением. Он удивил всех нас. Он был скорее робкий малый, эдакий поддельный экстраверт, и в социальном смысле ему приходилось делать усилия, чтобы быть на том уровне, который требовал от него брат. И вдруг Игнасио превратился в нового героя, на улице все смотрели на него с восхищением. В нем появилось что-то от Тасио, но он был более сдержан. И всегда был джентльменом, я уже говорила. Мы не стали близкими друзьями после того, как перестали встречаться, но принадлежали к одной и той же тусовке больше двадцати лет, поэтому пересекались каждую неделю, виделись на ужинах и так далее. – Что ж, – сказал я, когда мы дошли до конца дороги, возвращавшейся в город. – Меня всего лишь интересовало, каким было их окружение, что собой представляла компания. Благодарю вас за подробный рассказ. Оставлю мою визитку; вы можете звонить в любое время, если вдруг вспомните что-то важное… И желаю вам легких родов. Проглотив несколько серранито[37] в «Ринконе-де-Луис-Мари» с Мартиной, девушкой моего брата, и отдохнув немного от работы, слушая ее истории о разводах, я сел за руль и отправился в тюрьму Сабалья. Тасио ожидал меня по другую сторону защитного стекла в зале номер три. У двери стоял незнакомый надзиратель, неподвижно глядя в некую невидимую точку впереди себя. – Наконец-то, – произнес хриплый голос; слова с трудом вылетали из-под усов в форме перевернутой подковы. – Уроки выучил? – Насколько я понимаю, в прошлый раз мы помирились? – на всякий случай поинтересовался я. – Мы должны научиться понимать друг друга, Кракен. Ты вернулся в этот зал, стало быть что-то от меня хочешь. А мне, само собой разумеется, нужно, чтобы ты раскрыл дело, отсюда и мое ежедневное стремление направлять тебя в правильную сторону, – сказал Тасио примирительным тоном, который я от него еще не слышал. – Ты имеешь в виду твиты, которые отправляешь мне и которые читает вся страна и добрая часть остального мира? – Типа того, – он кивнул.