– Все равно это сложный переход, – сказал Альдо. Уж им-то с Люком это было известно. Обоим приходилось по несколько раз переходить от активных военных действий к спокойной домашней жизни. Некоторое время этот переход к повседневной суете после возвращения оттуда, где речь шла о жизни и смерти, ставил в тупик. Вот почему Мак была рада продолжать дежурства в бригаде санитарной авиации, оставаясь между небом и землей. – Тонкая грань, отделяющая порядок от хаоса, – сказал Линк. Все взрослые кивнули, и Мак поняла, что их до глубины души волнует то, что делают службы оперативного реагирования и военные для защиты их обычной, повседневной жизни. В этот момент среди них находились полицейский, начальник пожарной охраны и трое военных, которых окружали любящие люди. Те люди, чью жизнь навсегда изменил их выбор профессии, их род занятий. Они понимали, принимали и ценили эти жертвы. И в первый раз в жизни Мак подумала, остается ли у нее надежда после всего, что она испытала. Возможно ли, что в будущем ее ждут по пятничным вечерам барбекю с друзьями и родственниками. – Знаешь, что такое отстой? – спросил Люк. – Хумус. Глава 15 – А потом мой свекор переехал, и теперь каждый понедельник мы едим лазанью, потому что ее готовила моя свекровь. Хотя бы раз в жизни мне хотелось бы съесть на ужин то, что я хочу, понимаете? Это был риторический вопрос. Мак поняла это, услышав предыдущие четыре «понимаете», которые в течение первых пяти минут приема так и сыпались изо рта Эллен, рыжеволосой, слегка полноватой мамаши двоих детей, страдающей гипертонией. На этот раз Мак не потрудилась ответить. Ей казалось неправильным поддерживать беседу в то время, как она осматривала шейку матки пациентки. Нелепые разговоры и мазок Папаниколау. Еще один беспокойный день в жизни Мак О’Нил. – А еще Барри и его долбаные носки на полу рядом с корзиной для белья. Я имею в виду, какого черта, Барри, ты можешь поднять крышку унитаза и оставить ее открытой, но не можешь поднять гребаную крышку корзины? – Легкий щипок, – сказала Мак, забирая мазок с шейки матки. Ее пациентка вздрогнула, но продолжила монолог. Мак засунула пробу в специальную емкость и закрутила крышку. – У вас регулярные месячные? – спросила она, отмечая галочкой пункты в стандартном гинекологическом опросном листе. – С ними все в порядке. Просто у меня стресс. А у кого его нет? Ха. Я имею в виду, могло быть и хуже. Могло быть вдвое хуже, чем с Барри. – Есть ли какие-то медицинские аномалии в вашей семейной истории? – спросила Мак, вытаскивая зеркало из той части тела своей пациентки, которую та назвала ее дамской пещерой. Эллен с облегчением выдохнула и стремительно соскочила с края смотрового кресла. – Нет, разве что моя мама теряет сознание от лекарств, понижающих давление. – Нам следует поговорить о вашем давлении, – сказала Мак, бросая взгляд на ранее сделанные Фридой измерения. Показатели были высокими. – Доктор Данниган дала мне время до конца года, чтобы снизить давление, ведя разумный образ жизни. Если оно не снизится к Рождеству, она выпишет мне лекарство. Я ненавижу лекарства, понимаете? Это просто лишний повод для беспокойства, о котором всегда нужно помнить. Когда Эллен запустила пятерню в волосы, Мак уловила слабый запах сигаретного дыма. – Знаете, курение не лучший способ избавления от стресса. – Ох, ха. Я не курю, – сказала Эллен, но глаза у нее забегали. «Тайная курильщица», – напечатала Мак в своих записях. Пациент без сознания, по крайней мере, не может врать. – Хорошо. Потому что с таким давлением, со всеми этими стрессами и оральными контрацептивами у вас прямой путь к инсульту. Эллен неожиданно замолчала. – Значит, вы не курите? – уточнила Мак. Пациентка покачала головой. – Нет. Не курю. У Мак задергался глаз. Ее бесило, когда ей врали. Когда ее обманывал человек, настолько погруженный в собственную сфабрикованную версию реальности, она мгновенно мысленно возвращалась в свое детство. Но Эллен – не ее мать, напомнила себе Мак. – Мы закончили, Эллен. Вы можете одеться и оплатить счет на стойке, – сказала она. Заставив себя улыбнуться, она вышла из комнаты. Одним из приятных моментов в работе врача является то, что никогда не хватает времени для хандры. Мак не приходилось мириться с раздражением, которое вызывало у нее прошлое, потому что она была слишком занята в настоящем. В коридоре она прошла мимо Рассела, тот вынырнул из кладовки и направился в комнату отдыха. Он приветствовал Мак коротким кивком головы, на который она не потрудилась ответить. Они заключили временное недружественное перемирие, и ее это вполне устраивало. Во второй смотровой ее ожидали двое – дедушка с внуком, младший из них самозабвенно блевал в урну для мусора. – Все хорошо, Тайрон, ничего страшного, – сказал дедушка Лерой, вытирая бровь мальчика влажным бумажным полотенцем и вытаращив глаза на Мак так, как будто его застали на месте преступления. Одарив их обоих сочувственной улыбкой, она заглянула в медицинскую карту. – Привет, Тайрон. Как ты себя чувствуешь? «Дурацкий вопрос». – Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы сесть на стол, приятель? – спросил дед. Тайрон устало кивнул и с помощью Лероя вскарабкался на смотровой стол. Для восьмилетнего мальчика у него были средние рост и вес. Но, в отличие от обычного восьмилетнего мальчика, на нем, как на миниатюрной копии его деда, были надеты майка и шорты с подтяжками. Мак не могла решить, было это очаровательно или жутко. – Я очень быстро осмотрю тебя, хорошо? Мальчик снова кивнул. – Хорошо, – проскрежетал он. Пока она осматривала его, Лерой продолжал без умолку болтать. Его дочь была матерью-одиночкой, и они с Тайроном были очень близки. Когда Тайрона вырвало в школе, ему позвонила школьная медсестра. У мальчика были распухшие лимфатические узлы и повышенная температура. Мак отложила стетоскоп. – Давай посмотрим твое горло, приятель. Ты можешь широко открыть рот и сказать «а-а-а»? Тайрон послушно выполнил ее просьбу. Миндалины бедного ребенка были покрыты белым налетом и красными пятнышками. – Похоже на острый фарингит, – сказала Мак деду, потянувшись за тампоном. – Что такое острый фарингит? – скрипучим голосом спросил Тайрон. – Это белый налет и красные пятнышки на твоих миндалинах. – Классно! – Анализ не займет много времени, и мы можем сделать это здесь. Если он будет положительным – а он будет, – я выпишу Тайрону рецепт на антибиотики. – Когда его самочувствие улучшится? – спросил Лерой. – Через день или два после начала приема антибиотиков ему станет лучше. Жидкость в большом количестве поможет антибиотикам выгнать бактерию. От боли можно давать ему ацетаминофен. – Я заразный? – спросил ребенок. – Да, заразный. Но через сутки после приема лекарств ты уже не будешь заразным. Мне нужно чтобы ты снова сказал «а-а-а», когда я буду брать мазок, хорошо? Обещаю, что это будет быстро. Она быстро справилась, введя тампон и вынув его обратно прежде, чем мальчик начал задыхаться. – Значит, тебе нравятся всякие гадости, Тайрон? – спросила она. – Да! – Хочешь, я сфотографирую твое горло? – предложила она. – Тогда ты сможешь показать всем, как оно выглядит до того, как начинают действовать лекарства. – Это было бы круто.