«Количество народа в ресторане имеет значение?» – отбила она. «А что зависит от народа?» – не понял Радецкий. «Степень приватности». «Владислава Игоревна, душа моя, падение должно быть публичным, – прочитала она и засмеялась. – Можете выбирать ресторан исключительно в зависимости от вкусовых предпочтений. Все остальное не имеет значения». Так, значит, появляться с ней в людных местах Радецкий не боится. Запишем в плюс. Хотя, положа руку на сердце, ужин в ресторане вряд ли может его скомпрометировать. Тем более с ней, с Владой. Такой ужин вполне может быть деловым. У нее они проходят чуть ли не каждую неделю, и никогда Влада не думала о том, как это выглядит со стороны. «Буррата», – ответила она, устав от мыслей, наперегонки скачущих в голове. «Договорились. 19:00», – пришел ответ, и тут же следующее сообщение: «Спокойной ночи, поборница общественной морали». Мимолетно огорчившись, что на сегодня переписка, судя по всему, закончена, Влада доела свои яблоки, с внезапно проснувшимся аппетитом сварганила себе огромный тост с сыром и авокадо, выпила чашку чаю и снова улеглась в постель, выключив телевизор. Ей нужно было придумать, что надеть на завтрашнее свидание, то есть, разумеется, просто встречу. Перед тем как переключить телефон в беззвучный режим, она настроила на сообщения Владимира Радецкого другой звуковой сигнал, отличный от всех остальных. Не будет она больше вздрагивать от каждого присланного сообщения, вот не будет, и все. Для этого она скачала из магазина приложений новый рингтон. И это был знаменитый «Марш Радецкого». Что же еще. * * * Среда катилась своим привычным рабочим чередом, но Радецкий то и дело ловил себя на мысли, что с нетерпением ждет вечера. Это казалось нонсенсом, потому что умение терпеливо ждать, соблюдая полное спокойствие, как внешнее, так и внутреннее, было одним из основных качеств, которое он вынес из своего военного опыта. Ждать, пока привезут раненых. Ждать, когда придет вертолет с необходимыми медикаментами. Ждать, пока кончится бесконечная ночь, проведенная у операционного стола. Ждать, пока можно будет позвонить своим. Ждать-ждать-ждать… Он умел это, как никто другой. Не счесть, сколько раз это умение помогало ему уже в мирной жизни. Лет десять назад он вдруг пусть ненадолго, но увлекся охотой, и способность часами сидеть или стоять неподвижно, не производя ни малейшего шума и не испытывая признаков нетерпения, оказалась очень кстати. Да и за операционным столом полная концентрация без проявления малейшей торопливости позволила ему быстро стать легендой. И вот сейчас легенда то и дело поглядывала на часы, прикидывая, сколько времени остается до назначенного ужина. Собственная непривычная нервозность раздражала. Поводом для раздражения стал и тот факт, что, придя поутру на работу с твердым намерением сразу после оперативки разобраться со странным поведением Тихомирова, он обнаружил оставленное у секретаря сообщение, что Олег Павлович заболел, а потому на работу сегодня не выйдет. Ну да. То ли переволновался вчера в ожидании «божьей кары», то ли просто знает кошка, чье мясо съела, вот и предпочитает отсидеться, пока начальственный гнев уляжется. Как бы то ни было, выяснить, с чем связано нарушение технологии строительных работ в гибридной операционной и почему Тихомиров прикрылся его именем, чтобы устроить в больницу Ираиду Нежинскую, пока не представлялось возможным. После некоторого размышления следователю о последнем факте Радецкий решил пока не сообщать. В конце концов, знакомство Тихомирова и Нежинской требовало подтверждения, а втравливать людей в лишние неприятности было не в характере Радецкого. Сначала надо поговорить, а уже потом куда-то сообщать, тем более что нетерпимость к любому доносительству существовала в нем на каком-то глубинном, физиологическом уровне. Решение далось непросто, потому что следователь Зимин снова был в больнице, продолжая работать с персоналом двух отделений – кардиохирургического и хирургического, и знакомство заместителя главврача по хозяйственным вопросам и убитой пациентки могло иметь для следствия важное значение, вот только кодекс чести все равно требовал для начала выслушать версию Тихомирова самому. Ладно, до завтра время терпит, а больше филонить ему Радецкий все равно не даст. Он и про свое открытие, что Елена Михайловна Валуева приходилась дочерью тому самому Михаилу Сурикову, который добивался правды в деле о хищении самолетов из воинской части, ничего Зимину не сказал, частично из-за того, что верная Петровская еще не раздобыла нужной информации, а частично из-за того, что о версии с самолетами Зимин не хотел и слушать. «Гордыня в тебе говорит, Владимир Николаевич, – сказал он сам себе и усмехнулся. – Гордыня и высокомерие. Не хочешь чувствовать себя дураком и видеть снисходительный взгляд Зимина. А еще, признайся, хочешь сам разобраться в том, что случилось. И почему тебя опять тянет кому-то что-то доказывать?» Петровская появилась в приемной в аккурат к концу планерки, точно зная его расписание. По ее невозмутимому лицу трудно было что-то прочитать, но Радецкий знал, что она бы не пришла, если бы не узнала что-то важное. Поэтому он пытался побыстрее закончить разговор с начмедом, который, как назло, никак не уходил, озвучивая все новые и новые вопросы, несомненно важные и требующие решения, но в свете последних событий интересующие Радецкого гораздо меньше, чем то, что могла сообщить Петровская. – Здравствуйте, Мария Степановна, – сказал он, когда от начмеда наконец удалось отделаться, – проходите в кабинет. Чай будете? – Выпью, – благодарно кивнула медсестра. – Анечка, Марии Степановне – чай, мне кофе, – распорядился он и увел Петровскую в кабинет, бережно поддерживая под локоток. – А вы ведь были правы, Владимир Николаевич, – сказала та, сделав первый глоток и дождавшись, пока за секретаршей закроется дверь. – Валуева, когда я ее видела в четверг, действительно шла из палаты Нежинской. Нюша видела ее там, когда пришла забирать посуду от завтрака. – А в какой последовательности они пришли? – быстро спросил Радецкий, чувствуя знакомый холодок, пробежавший вдоль позвоночника. Так было всегда перед большим открытием. – Эта ваша Нюша уже уходила, когда Валуева появилась в палате? – Нет, в том-то и дело, что наоборот, – покачала головой Мария Степановна. – Когда Ксюша принесла завтрак, то Нежинская была в палате одна, а когда вернулась забрать посуду, то обнаружила там Елену Михайловну. Та сидела на стуле у кровати, но при виде Нюши встала и ушла, сказав, что не будет мешать, но обязательно зайдет позже. – Так, еще раз, вы же понимаете, что это очень важно, Мария Степановна, – быстро сказал Радецкий. – То есть раздатчица утверждает, что Валуева ушла в то время, когда она сама еще была в палате? – Да, именно так. Елена Михайловна покинула палату, в которой остались Нюша и Нежинская. После этого я увидела Валуеву в коридоре, и она шла к лифту. То есть Нежинская в это время была еще жива. – Она была жива, но доктор Валуева обещала вернуться, – задумчиво сказал Радецкий. – Но вряд ли она имела в виду, что вернется через пять-десять минут, – мягко возразила Петровская. – Возможно, она планировала снова зайти к Нежинской через какое-то время или пару дней. Вот только зачем она вообще к ней приходила? – Лучший способ что-то узнать – это спросить, – пробормотал Радецкий себе под нос. – Простите, что? – Ничего, Мария Степановна, ничего. Это я сам с собой разговариваю. Вы пейте чай. Вот, у меня есть вкусное печенье, как раз такое, как вы любите. – Он поставил на стол жестяную коробку с рассыпчатым печеньем, пообещав себе купить для Петровской такую же и делать это регулярно. – Вы мне очень помогли. Спасибо. – Вы только будьте осторожны, Владимир Николаевич, – попросила Петровская тихо. – Берегите себя. – А что со мной сделается? – искренне удивился он. – Ничего, но доморощенные расследования могут быть опасны. – Я не веду никакого расследования, вы что, Мария Степановна, – запротестовал он. – Просто мне кажется неправильным сообщать какие-то факты следователю, не проверив их. Охоту на ведьм я никогда, знаете ли, не приветствовал. – Знаю, – кивнула головой медсестра. – И тем не менее повторю. Берегите себя. – Торжественно обещаю, – отшутился Радецкий. Тревога в глазах Петровской ему не нравилась. Он не хотел, чтобы она тревожилась. Когда Мария Степановна ушла, он решил вызвать к себе Валуеву, чтобы задать появившиеся вопросы, но не успел – в кабинете появился Зимин. – Доброе утро, Владимир Николаевич. – Мне кажется, что не очень доброе, – проницательно заметил Радецкий, глядя на суровое лицо следователя. – Или я ошибаюсь и вы с хорошими новостями? – С хорошими новостями люди моей профессии приходят редко, – согласился Зимин. – Так что я просто с новостями. Мы нашли человека, который отправил интимное видео убийце Юлии Кондратьевой. И знаем имя того, кто эту подлость заказал. Радецкий сразу вспомнил рассказ Владиславы Громовой о подслушанном ею разговоре на лестнице. Действительно, в этой грязной истории были замешаны двое. Он вдруг поймал себя на мысли, что ему страшно услышать их фамилии. Как жить, если это, к примеру, Петровская? Радецкий помотал головой, потому что такого, разумеется, быть не могло. Кто угодно, но не Мария Степановна. – И кто эти люди? – спросил он внезапно чуть охрипшим голосом. – Сняла и отправила видео Лидия Селезнева, медсестра кардиохирургического отделения. Радецкий нахмурился. Могла пожилая пациентка узнать о совершенной девушкой подлости и начать выговаривать ей, уже зная, что Юля Кондратьева не вышла на дежурство? Вполне себе даже могла. Могла Лидия в ответ задушить старушку подушкой, а уже потом забить тревогу, чтобы отвести от себя подозрения? Теоретически тоже да. Придя к такому выводу, он озвучил свои мысли вслух. – Да, мы тоже сделали такое предположение, – кивнул Зимин. – Селезнева, конечно, отпирается, но мы прорабатываем эту версию. – Хорошо. А кто был заказчиком видео? Вы сказали, что это установили. – Да, Селезнева сразу же сдала нам человека, по просьбе которого видео было снято и отправлено. Эта самая Лидия училась в одном классе с Николаем Поповым, и периодически они встречались в общих компаниях. Она знала, что у Попова роман с Кондратьевой, а потом Юлия пришла работать в кардиохирургию, и Селезнева узнала, что у нее отношения с доктором Королевым. Она рассказала об этом, разумеется сначала в качестве сплетни, но потом получила заказ сделать видео во время дежурства и отправить его Попову с левого телефона, чтобы не быть вычисленной. Телефон она получила от заказчика. – И кто же это был? Да говорите уже. – Врач хирургического отделения, подчиненная Королева Елена Михайловна Валуева. Как говорится, упс. Бинго! Видимо, Зимину удалось что-то прочитать по его лицу, потому что он тут же спросил: – Что? Не удивлены? – Даже трудно ответить односложно. С одной стороны, нет, не удивлен. Я всегда знал, с какой маниакальностью Елена Михайловна прочищала себе дорогу в заведующие отделением, поэтому такой ход для устранения соперника, в принципе, вполне в ее духе. И самое грустное, что затея ей вполне удалась. Вчера Сергей Александрович Королев написал заявление о сложении с себя полномочий завотделением и я назначил на этот пост именно Валуеву. С другой стороны, таких глубин человеческой подлости я в этой даме все-таки не подозревал. Кроме того, вполне возможно, что она имеет отношение к смерти Нежинской. И он рассказал Зимину о том, что Валуева – дочь Михаила Сурикова и, более того, была в палате Ираиды Сергеевны незадолго до убийства. – Так вы говорите, что есть свидетель, утверждающий, что Нежинская была еще жива в тот момент, когда Валуева покидала палату? – Да. Но совпадение все равно любопытное. – Вы можете вызвать Валуеву сюда, чтобы я не опрашивал ее на рабочем месте, вызывая нездоровое любопытство всего коллектива? Там и так весь этаж гудит, потому что Селезнева после разговора со мной рыдает в голос. – Да, конечно, более того, я и так собирался это сделать. Зимин посмотрел на Радецкого недобро. – Собственное расследование ведете? Не рекомендую. – Да какое расследование, – отмахнулся Радецкий. – Просто, знаете ли, не привык раскрывать личную информацию о людях, не переговорив с ними. – Владимир Николаевич, самодеятельность в этом деле может быть опасна. – Я понимаю. И уверяю вас, что веду себя максимально осторожно. Я в прошлом военный, Михаил Евгеньевич. Так что за меня переживать не надо. – Или вы думаете, что я не изучил вашу биографию. – Зимин вдруг усмехнулся, коротко, даже скупо, но вполне по-доброму. – Я точно знаю, что вы играете на нашей стороне, Владимир Николаевич, вот только военная прямолинейность в расследовании преступлений не всегда бывает к месту. Сыщики больше хитростью берут. Считайте, что я вас предупредил, а сейчас позовите, пожалуйста, Валуеву. Елена Михайловна появилась в кабинете через пять минут, как будто ожидала вызова и была к нему готова. Выглядела она так же, как всегда: слишком вызывающий макияж, слишком приторный запах духов, правда не такой сильный, как раньше, слишком облегающий белый халат, не привычный костюм, а именно халат, позволяющий носить юбку и открывать ноги, слишком высокие каблуки. Фирменной слишком сладкой улыбки на лице, правда, не было. Знает или догадывается? – Здравствуйте, Владимир Николаевич, – сказала она, входя. – Приглашали? Радецкий коротко кивнул, потому что в данный момент совершенно не хотел желать этой женщине здоровья. Вместо него это сделал Зимин.