Билли возразил мне, что я вообще ничего не понимаю в отношениях мужчин и женщин. Он сказал, что некоторые мужчины, когда целуют женщин, вонзают в них ножи. Особенно в тех женщин, которые не хотят целоваться. Он сказал, что такого он со мной никогда делать не будет, и придвинулся еще ближе. «Закрой глаза», – сказал Билли. «Ни за что». Билли схватил меня за волосы и засунул язык мне в рот. Я почувствовала омерзение и отталкивала его, но он был сильнее. В конце концов, он оказался на мне и засунул руку мне в шорты. Свободной рукой он начал расстегивать свои штаны. Я дотронулась рукой до места у него между ног и, хотя я никогда там никого не трогала, я тут же поняла, что это такое. Папа всегда советовал мне в подобных ситуациях ударить коленом мальчика в пах, но я не могла этого сделать. Поэтому я укусила Билли за ухо. Он закричал от боли и ударил меня по лицу так сильно, что у меня из носа хлынула кровь. Дети услышали шум и сбежались к сараю. Дверь сарая открыли, и мы с Билли выползли наружу. «Я ее поцеловал!» – орал Билли. «Нет, не целовал! Он врет! Мы подрались!» Он врун, думала я весь день. Я его не целовала. В любом случае мои глаза оставались открытыми, поэтому поцелуй не считается. На следующий день я пришла с кольцом к дому Билли. Он был за домом в брошенном автомобиле. Этот автомобиль был когда-то красным, но краска выцвела от солнца и стала оранжевой. Шины уже давно исчезли, а виниловая обшивка крыши пошла пузырями. Билли сидел на месте водителя и издавал звуки урчащего мотора. Я встала рядом и стала ждать, когда он меня заметит. Он делал вид, что меня не замечает, поэтому я первой начала разговор. «Я больше не хочу быть твоим другом, – сказала я. – И твое кольцо мне больше не нужно». «А мне плевать, – ответил он. – Мне оно тоже ни к чему». Он смотрел прямо вперед сквозь потрескавшееся переднее стекло. Я вынула кольцо, бросила ему на колени, развернулась и пошла. Я услышала звук открываемой двери. Я продолжала идти не оборачиваясь. Потом я почувствовала удар в голову, словно в меня кинули камнем. Билли бросил в меня кольцо. Я не останавливалась. «Эй, слышь! Я тебя изнасиловал!» – заорал Билли мне вслед. Я повернулась. Билли показался мне уже не таким высоким, как раньше. Я судорожно соображала, как ему ответить, но так как не понимала значения слова «изнасиловать», мне было сложно подобрать достойный ответ. «Ну и что?!» – ответила я. Дома я открыла словарь и посмотрела определение незнакомого слова. Потом я посмотрела определения нескольких других непонятных слов, которые встретились при прочтении текста. Хотя я до конца поняла значение слова «изнасиловать», я знала, что оно имеет очень плохое значение. Обычно в таких случаях я обсуждала слово с папой, но в тот раз я решила этого не делать. У меня было чувство, что разговор с папой на эту тему может оказаться лишним. На другой день Лори, Брайан и я играли дома в покер и присматривали за Морин, пока родители отдыхали в клубе Owl. Вдруг мы услышали, как с улицы Билли зовет меня. Лори вопросительно посмотрела на меня но я отрицательно покачала головой. Мы продолжали играть, но Билли под нашими окнами не унимался. Тогда Лори вышла на крыльцо, которое раньше было частью железнодорожной платформы, и сказала Билли, чтобы он уходил. Лори вернулась в комнату и сообщила: «У него ружье». Вдруг одно из наших окон с грохотом разлетелось вдребезги. Лори схватила Морин, и в окне появилось лицо Билли. Он разбил окно прикладом, залез в комнату и направил дуло на нас. «Это всего лишь духовое ружье», – успокоил нас Брайан. «Я же тебя предупреждал, что ты об этом пожалеешь», – сказал мне Билли и нажал на курок. Мне показалось, что в бок меня укусила оса. Потом Билли начал стрелять в нас без разбора. Брайан перевернул катушку из-под кабеля, чтобы мы могли за ней укрыться. Раздавались звуки выстрелов. Морин начала плакать. Я посмотрела на Лори, которая была среди нас старшей. Лори закусила губу и напряженно думала. Потом она передала мне Морин и выскочила из-за катушки. Билли пару раз в нее попал, пока она бежала по комнате, хотя Брайан пытался его отвлечь и перевести огонь на себя. Лори взбежала по лестнице на второй этаж и спустилась с папиным пистолетом в руках. Она направила пистолет на Билли. «Это игрушечный пистолет», – сказал Билли дрогнувшим голосом. «Ага! Самый настоящий!» – закричала я. «Даже если он настоящий, у нее кишка тонка из него выстрелить». «А вот посмотрим!» – сказала Лори. «Ну, давай, стреляй», – сказал Билли. Лори стреляла гораздо хуже меня. Она направила пистолет в сторону Билли и нажала на курок. Я закрыла глаза, грянул выстрел, и когда я снова открыла глаза, Билли в комнате уже не было. Мы выбежали на улицу, ожидая увидеть окровавленный труп Билли. Когда он нас увидел, стал отбегать по улице подальше от дома. Он отбежал от нас метров на пятнадцать и снова начал стрелять. Я выхватила пистолет из рук Лори, прицелилась чуть ниже цели и спустила курок. Отдача пистолета чуть не вывихнула мне плечо, потому что в пылу битвы я держала оружие не совсем так, как учил меня папа. Пуля ударила в землю в метре от Билли, который высоко подпрыгнул в воздух и бросился бежать. Мы рассмеялись, но потом резко замолчали. Я посмотрела на свои руки и увидела, что они трясутся. Вскоре после этого к нашему дому подъехала полицейская машина, из которой вышли мама с папой с очень серьезными лицами. Вместе с ними из машины вышел полицейский и зашел в дом. Мы сидели на лавках. Полицейский внимательно нас осмотрел. Я держала руки на коленях, словно послушный ребенок. Папа присел перед нами на одно колено и по-ковбойски обхватил другое колено рукой. «Что здесь произошло?» – спросил он. «Самооборона», – пискнула я. Папа всегда говорил, что самооборона является законным оправданием того, что ты в кого-то стрелял. «Понятно», – протянул папа. Полицейский сказал, что соседи сообщили в полицию о перестрелке в нашем доме, и он должен узнать, что произошло. Мы сказали, что стрельбу начал Билли, что он нас провоцировал, мы защищались и в него не целились, но эти детали полицейского мало интересовали. Он заявил, что вся наша семья должна завтра утром прийти в городской суд, чтобы там разобрались, что на самом деле произошло. В суде все выслушают и решат. «Что с нами сделают?» – поинтересовался Брайан. «Это решит суд», – ответил полицейский. В тот вечер папа с мамой на втором этаже долго обсуждали что-то тихими голосами. Мы лежали в коробках. Потом родители спустились вниз. «Мы едем в Финикс[26]», – сообщил папа. «Когда?» – спросила я. «Прямо сейчас». Папа разрешил каждому из нас взять только одну вещь. Я схватила бумажный пакет и выбежала собирать коллекцию своих «драгоценных» камней. Когда я вернулась с пакетом, дно которого чуть не отваливалось от веса камней, я застала следующую сцену: папа с Брайаном спорили о том, является ли коробка с солдатиками одной вещью или несколькими. «Ты берешь с собой игрушки?» – спрашивал папа. «Ты же сказал, что можно взять одну. Вот у меня одна вещь», – отвечал Брайан. «А вот и моя одна вещь», – вставила я, приподнимая пакет. Лори, которая взяла с собой книжку «Волшебник Изумрудного города», стала спорить о том, что коллекция камней – это не один предмет, а несколько. То же самое, если бы она пришла со всей своей библиотекой. Я сказала, что, по сути, у Брайана коллекция. «А у меня, как видишь, не вся коллекция, а только лучшие экземпляры». Папа, который обычно втягивался в обсуждения о том, является ли сумка с вещами одной вещью или несколькими, не был тогда в настроении и сказал, что камни слишком тяжелые. «Можешь взять один», – разрешил он. «В Финиксе много камней», – добавила мама. Я выбрала один жеод с белыми кристаллами внутри. Мы отъехали от дома, и я в последний раз посмотрела через заднее стекло на дом, в котором мы жили. Папа оставил включенным свет в комнате на втором этаже. Я подумала о всех семьях шахтеров и золотодобытчиков, которые приехали в Бэттл Маунтин в надежде на то, что обогатятся, и уехали, когда удача им не улыбнулась. Папа говорил, что не верит в удачу, а я верила. У нас был небольшой удачный период, когда мы жили в Бэттл Маунтин, но он подошел к концу, хотя мне так хотелось, чтобы он никогда не кончался. Мы проехали «Зеленый фонарь» с его мигающими «рождественскими» гирляндами, проехали клуб Owl с яркой неоновой рекламой с изображением совы в поварском колпаке. Потом выехали на шоссе по пустыне, и огни города исчезли далеко за нами. Нас окружила черная ночь, подсвеченная только светом фар нашего автомобиля. Бабушка Смит жила в большом, окруженном эвкалиптами доме с зелеными ставнями. Окна дома были огромными, а внутри него лежали персидские ковры, и стояло гигантское фортепьяно. Места было так много, что можно было танцевать, когда бабушка играла на пианино музыку кантри. Когда мы останавливались у бабушки Смит, она всегда звала меня в свою спальню и усаживала перед небольшим столиком, уставленным пастельного цвета бутылочками духов и баночками кремов. Я открывала баночки и бутылочки, нюхала их содержимое, а бабушка расчесывала металлическим гребешком мои волосы, ругаясь вполголоса на то, что они такие запутанные. «Твоя ленивая мать тебе разве волосы не расчесывает?» – спросила она однажды. Я объяснила бабушке, что мама говорит, что каждый ребенок должен сам следить за своим внешним видом. Потом бабушка сказала, что мои волосы слишком длинные, надела мне на голову горшок и состригла все волосы, которые из-под него были видны. Бабушка родила двоих детей: мою маму и дядю Джима, а потом стала учительницей, потому что никому не хотела доверять образование своих детей. Она преподавала в школе из одной комнаты в городке под названием Ямпи. Маме не нравилась бабушкина профессия. Маме не нравилось и то, что бабушка и в школе, и дома ее постоянно поправляла. Бабушка говорила ей, как надо одеваться, разговаривать, организовывать свое время, готовить и убирать дом, как управлять своими деньгами. В общем, бабушка с мамой часто ссорились. Мама считала, что бабушка чересчур многого требует и создает слишком много правил, а также придумывает излишне много наказаний за нарушение этих правил. Именно поэтому мама решила, что ее собственные дети будут расти совершенно без правил. Но я искренне любила бабушку Смит. Она была высокой, широкоплечей, с зелеными глазами и волевой челюстью. Я была ее любимой внучкой, о чем она мне неоднократно говорила. Бабушка считала, что я далеко пойду. Мне даже нравились бабушкины правила. Мне нравилось, что она вставала с рассветом, кричала: «Подъем!» и настаивала на том, чтобы мы привели себя в порядок, причесали волосы и помыли руки перед завтраком. Она варила очень вкусный какао, а потом смотрела, как мы убираем со стола и моем посуду. Затем мы шли в магазин, где она покупала нам, ее внукам и внучкам, одежду, а после этого шли в кино, например на «Мэри Поппинс». В машине по пути в Финикс я спросила у папы с мамой, сидевших на переднем сиденье: «Мы будем жить у бабушки Смит?» «Нет, – ответила мама. Она посмотрела в окно и потом добавила: – Бабушка умерла». «Что?» – закричала я. Я расслышала маму, но не поверила своим ушам. Не отрывая взгляда от окна, мама повторила свой ответ. Она обернулась и посмотрела на спящих Лори и Брайана. Папа курил сигарету и внимательно смотрел на дорогу. Я не могла поверить, что бабушка больше не будет поить нас вкуснейшим какао и, ругаясь, расчесывать мои волосы. Я начала больно бить маму по плечу и спрашивать ее о том, почему она нам об этом не сообщила. Папа поймал мой кулак свободной рукой, держа другой сигарету и управляя автомобилем, и сказал: «Хватит, Маленький Козленок». Мне казалось, что мама удивлена тем, что я так расстроилась. «Почему ты нам об этом раньше не сказала?» – спросила я. «Мне казалось, что это лишняя информация», – ответила она. «Что с ней произошло?» Бабушке недавно исполнилось шестьдесят лет, и практически все родственники со стороны матери были долгожителями: они умирали, когда им было под сто лет. Доктора сказали, что у бабушки был рак, но мама считает, что она умерла от радиации. Мама сказала, что в окрестностях бабушкиного ранчо, в пустыне, неоднократно испытывали ядерное оружие. Мама вместе с братом Джимом гуляли по пустыне со счетчиком Гейгера и находили радиоактивные камни, которые потом хранили в подвале бабушкиного дома и некоторые из них использовали для изготовления ожерелья для бабушки. «Не надо печалиться, – сказала мама. – Мы все там будем. Бабушка прожила дольше и интересней, чем многие». Она замолчала, а потом добавила: «И сейчас у нас есть место, где мы можем жить». Она объяснила, что у бабушки Смит было два дома: тот, с зелеными ставнями в котором она жила, и другой, более старый и традиционный дом из глины, в центре Финикса. Мама была старшим ребенком бабушки, поэтому та спросила ее, какой из домов она хочет получить в наследство. Дом, в котором жила бабушка, стоил дороже, но мама выбрала дом в центре города. Он находился поблизости от делового района, и мама решила, что он идеально подходит в качестве студии художника. Бабушка оставила маме в наследство деньги, чтобы та могла уйти с преподавательской работы и купить необходимые художественные принадлежности. С тех пор как бабушка умерла несколько месяцев назад, мама хотела переехать в Финикс, но папа отказывался уезжать из Бэттл Маунтин, потому что был близок к решению проблемы выделения золота из породы при помощи цианида. «Честное слово, я был на грани открытия», – заметил папа. Мама иронично усмехнулась. «В любом случае инцидент с Билли произошел как нельзя кстати. Я уверена, что в Финиксе сделаю успешную художественную карьеру». Она повернулась ко мне: «Ну что, Жаннетт, ты же любишь приключения? Все хорошо, а будет еще лучше!» Мамины глаза светились от радости.