Через несколько месяцев после того, как мама стала работать учительницей, мы с Брайаном проходили мимо «Зеленого фонаря». Солнце садилось, и облака в небе окрасились в пурпурный цвет. Температура быстро падала, что всегда происходило в пустыне после захода солнца. На веранде «Зеленого фонаря» стояла женщина, на плечах которой была накинута шаль, и курила сигарету. Женщина помахала рукой Брайану, но он не ответил на ее приветствие. «Брайан, привет! Это я, дорогой! Джинджер!» – выкрикнула она. Брайан продолжал ее игнорировать. «Кто это такая?» – спросила я. «Да так, одна из папиных подружек. Глупая, как пробка», – ответил Брайан. «Почему ты называешь ее глупой?» «Да она знает не всех героев из комикса «Солдат-растяпа»,[24] – ответил Брайан. Он рассказал мне, как однажды на день рождения папа привел его в аптеку и разрешил выбрать себе подарок. Брайан выбрал комикс «Солдат-растяпа». Потом они пошли в отель «Невада» рядом с клубом Owl. Там они пообедали с Джинджер, которая громко смеялась и постоянно трогала руками папу и Брайана. После этого они поднялись по лестнице в номер отеля. В этом номере было две комнаты – небольшая гостиная и спальня. Папа с Джинджер закрылись в спальне, а Брайан остался в гостиной и читал комикс. Потом папа с Джинджер вышли, и она уселась рядом с Брайаном, который не отрывал глаз от комикса, хотя успел его уже два раза прочитать. Джинджер заявила, что обожает «Солдата-растяпу», и папа заставил Брайана подарить Джинджер комикс, обосновав это тем, что так ведут себя настоящие джентльмены. «Это был мой комикс! – возмущался Брайан. – Она просила меня прочитать слова, написанные большими буквами. Представляешь, она взрослая, а не умеет читать!» Брайан был настолько плохо настроен по отношению к Джинджер, что я заподозрила, что дело далеко не только в комиксе. Я подумала о том, что Брайан разгадал секрет, чем занимаются женщины в «Зеленом фонаре». Может быть, Брайан понял, почему мама называла всех обитательниц «Зеленого фонаря» плохими. «Ты знаешь, чем занимаются в «Зеленом фонаре»?» – спросила его я. Брайан только уставился прямо вперед, в далекие горы на горизонте на фоне быстро темневшего неба. Потом он покачал головой. «Она хорошо зарабатывает, – сказал он. – Так пусть сама себе комиксы покупает». Некоторые любили шутить по поводу Бэттл Маунтин. Одна известная газета, которую издают на восточном побережье страны, однажды устроила конкурс с целью найти самый некрасивый и богом забытый город во всей стране, в результате которого назвала Бэттл Маунтин бесспорным победителем. Не буду утверждать, что и сами жители города очень сильно его любили. Они показывали на большой желто-красный указатель на бензозаправке Shell, где сгорела первая буква, и не без гордости говорили: «Вот где мы живем – в аду!»[25] Лично я чувствовала себя в Бэттл Маунтин совершенно счастливой. Мы прожили в городе почти год, и я постепенно начинала считать его своим домом. Раньше мы часто переезжали, и я не успевала освоиться в городах, в которых мы жили. Папа был близок к окончанию работы над процессом извлечения золота из породы при помощи цианида, мы с Брайаном проводили время в пустыне, Лори с мамой рисовали и читали, а Морин с шелковистыми белыми волосами бегала без подгузников и играла со своими выдуманными друзьями. Мне казалось, что мы уже никуда не будем убегать темными ночами. Сразу после того, как мне исполнилось восемь лет, в наш район перебрались Билли Дил со своим отцом. Билли был на три года меня старше. Он был высоким, худым, и его русые волосы были подстрижены бобриком. Нельзя сказать, что Билли был красавцем. Его голова с одной стороны была плоской. Берта Уайтфут, которая жила в сарае рядом с нами и держала у себя на огороженном забором участке пятьдесят собак, говорила, что это от того, что мама Билли не переворачивала его, когда он был младенцем. Билли лежал на одном боку, и одна сторона его головы стала плоской. Это можно было заметить, только когда смотришь на Билли анфас, но Билли был словно ртуть – он ни секунды не сидел на месте, – поэтому заметить этот дефект было непросто. Свои сигареты Marllboro он хранил в подвернутом рукаве майки, а зажигал их Zippo с картинкой, где красовалась согнувшаяся пополам голая женщина. Билли с отцом жили в сарае из гофрированного железа и промасленного картона около железнодорожных путей. Билли никогда не говорил о своей матери и давал всем понять, что не собирается обсуждать эту тему, поэтому я не знала, умерла она или ушла из семьи. Отец Билли работал на баритовых разработках и все вечера проводил в клубе Owl, поэтому у мальчика было более чем достаточно свободного времени без присмотра взрослых. Берта Уайтфут называла Билли «дьяволом с бобриком» и «грозой всего района». Она утверждала, что он поджег пару ее собак и содрал шкуру с нескольких местных кошек, после чего прикрепил их тушки на веревке для сушки белья, чтобы они высохли на солнце. Билли сказал, что Берта просто врет. Я не знала, кому верить. Билли был настоящим малолетним преступником и сидел в воспитательном центре в Рино за воровство в магазинах и за то, что поджигал автомобили. После появления в Бэттл Маунтин Билли начал ходить за мной по пятам и говорить всем, что я его пассия. «И не мечтай!» – кричала я в таких случаях, хотя такое его отношение мне льстило. Через несколько месяцев после появления в городе Билли сказал, что хочет показать мне что-то очень смешное. «Если это освежеванная кошка, то не стоит», – сказала я. «Нет, совсем не кошка, – ответил он. – Это действительно очень смешная вещь. Я обещаю, что ты будешь смеяться. Если, конечно, не испугаешься». «Конечно, не испугаюсь», – заверила его я. Веселуха, которую Билли хотел мне показать, находилась у него дома. Внутри дома все было темно и пахло мочой. Его квартира была еще более неряшливой, чем наша, но совсем в ином роде. В нашем доме было полно всяких самых разных вещей: книг, бумаги, художественных принадлежностей, картин, инструментов, деревяшек и разноцветных статуй Венеры Милосской. В доме Билли не было ничего. Не было даже мебели из кабельных катушек. В его квартире была всего одна комната, где два матраса лежали перед телевизором. На стенах ничего не висело. С потолка свисали лампочка без абажура и несколько липких лент для мух, так густо покрытых мертвыми насекомыми, что поверхности самой ленты не было видно. На полу валялись пустые бутылки из-под пива и виски. На одном из матрасов лежал и храпел отец Билли. Его рот был открыт, и мухи бегали у него по густой щетине на щеках. На уровне от паха до колен штаны и матрас были мокрыми. Ширинка была расстегнута, и из нее вываливался огромный пенис. Я посмотрела на все это и потом спросила: «А что здесь смешного?» «Разве не видно? – Билли показал на своего отца. – Он описался!» Я почувствовала, что краснею: «Нельзя смеяться над собственным отцом». «Ой, перестань, – ответил Билли. – Даже не пытайся доказывать, что ты лучше меня. Твой папашка такой же алкоголик, как и мой». В тот момент я люто ненавидела Билли. Я хотела рассказать ему про Хрустальный дворец и все то, что отличало моего папу от его отца, но поняла, что Билли этого не поймет. Я повернулась и хотела выйти из его квартиры, но потом остановилась: «Мой папа совсем другой! Когда он отключается, он никогда не писается под себя!» Тем вечером за ужином я рассказала о квартире Билли и его отце. Мама отложила вилку в сторону: «Ты меня расстраиваешь. В тебе есть хоть капелька сострадания?» «А что его жалеть? Он малолетний преступник!» – ответила я. «Ребенок не может родиться малолетним преступником, – сказала мама. – Малолетними преступниками их делает жизнь, потому что таких детей никто не любит. Дети, которых не любят, вырастая, становятся убийцами и алкоголиками». Мама внимательно посмотрела на папу и потом сказала, что я должна быть мягче с Билли. «У него нет тех преимуществ, которыми пользуетесь вы». Несколько дней спустя я сказала Билли, что буду дружить с ним, но только если он перестанет смеяться над своим и моим отцом. Билли обещал. Тем не менее он пытался сделать меня своей подружкой. Он говорил, что будет меня защищать и покупать мне дорогие подарки. И если я не стану его пассией, то сама потом об этом пожалею. Я ответила, что, если он не хочет дружить со мной, пусть не дружит, а я его в любом случае не боюсь. Прошла неделя. Вместе с ребятами из нашего района мы жгли костер в большой железной бочке для мусора. Мы подбрасывали в бочку куски резиновых шин и смотрели, как черный дым поднимается к небесам. Билли подошел ко мне и дернул за руку, показывая, что хочет, чтобы мы отошли от группы детей. Он залез в карман и вынул серебряное кольцо с бирюзой. «Это тебе», – сказал он. Я рассмотрела кольцо. У мамы была большая коллекция индейских серебряных украшений с бирюзой, которые хранились у бабушки в Финиксе, чтобы папа их не заложил. Среди этих украшений были очень старые и ценные. Представители музея города Финикса даже хотели купить у мамы некоторые экземпляры. Во время посещения бабушки мама разрешала нам с Лори примерять тяжелые ожерелья и пояса с ракушками. Кольцо Билли было очень похоже на кольца из маминой коллекции. Я прикоснулась к серебру языком, как меня учила мама, и почувствовала слегка горьковатый привкус настоящего серебра. «Ты где его взял?» – спросила я. «Оно принадлежало моей матери», – ответил Билли. Кольцо было действительно красивым. Темный камень бирюзы овальной формы был закреплен на тонком и изящном кольце. Мне уже давно никто не дарил подарков, если не считать планеты Венеры. Я надела кольцо на палец. Оно было слишком большим, но я могла намотать на палец нитку, как это делали девочки из моей школы, чтобы носить кольца, которые им подарили их парни. Однако я опасалась, что если я возьму кольцо, то Билли будет считать меня своей подружкой, а если я начну это отрицать, он просто покажет на кольцо. Но с другой стороны, я подумала, что мама это одобрит: ведь я поддерживаю Билли, принимая его подарок. Я решила пойти на компромисс. «Я его возьму, но носить не буду», – сказала я. Билли расплылся в улыбке. «Но не мечтай о том, что я стану твоей подружкой! – предупредила его я. – И это совершенно не значит, что мы можем целоваться». Я никому не рассказала о кольце, даже Брайану. Днем я носила его в кармане, а ночью прятала в одежде на дне картонной коробки, в которой спала. Но Билли начал всем рассказывать о том, что подарил мне кольцо. Он хвастался перед детьми: мол, как только мы вырастем, обязательно поженимся. Когда я об этом узнала, очень пожалела о том, что приняла его подарок. Я поняла, что должна вернуть ему кольцо. Но все откладывала. Каждое утро я обещала себе, что выполню это, но никак не могла отдать кольцо. Оно было таким красивым. Через пару недель я играла в прятки с ребятами. Я нашла идеальное место, где можно спрятаться: небольшой сарай для инструментов в зарослях полыни. В том сарае еще никто не прятался. Тот, кто водит, заканчивал считать, как вдруг дверь сарая, где я спряталась, открылась, и в него влез Билли. Он вообще не участвовал в нашей игре. «Эй, не надо здесь прятаться. Найди себе другое место», – сказала ему я. «Слишком поздно, он уже почти закончил считать», – ответил Билли. Он залез внутрь. Сарай был очень маленький, в нем едва помещался один человек. Я Билли об этом ничего не сказала, но немного испугалась того, что мы оказались так близко. «Здесь нет места! – прошептала я. – Тебе надо уходить». «Да ладно, поместимся», – успокоил меня Билли. Его ноги прикасались к моим ногам. Он был так близко, что я чувствовала его дыхание. «Здесь нет места! И не дыши мне в лицо», – сказала я. Он сделал вид, что меня не слышит. «Ты в курсе, чем в «Зеленом фонаре» занимаются?» – спросил Билли. Я слышала, как «водящий» бежал за каким-то ребенком. «Конечно, знаю», – ответила я Билли. «И чем?» «Женщины заботятся о мужчинах». «А как именно они это делают? – не унимался Билли. – Вот видишь, ничего ты не знаешь». «Знаю». «Ну так скажи!» «Иди отсюда и найди свое собственное место, где будешь прятаться». «Сначала они их целуют, – сказал Билли. – А ты когда-нибудь кого-то целовала?» Солнечные лучи проходили сквозь щели в стенах сарая, и я четко видела разводы грязи на его шее. «Много раз». «А кого?» «Папу». «Папа не считается. И никто из членов семьи не считается. И надо обязательно глаза закрывать. Если с открытыми глазами, то поцелуй не считается», – сказал Билли. Я сказала ему, что все это полная чушь. Если глаза закрыть, то не видишь, кого целуешь.