Часть 16 из 17 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Брикман перекинул ногу на ногу и вздохнул, аккуратно разложив полы своего пиджака.
— Пикассо, Мандриан, они одурачили весь город. Все для того, чтобы вывезти за границу самую дорогую картину в вашей галерее, а именно полотно Гогена «Когда ты выйдешь замуж?», — пожал плечами агент Интерпола.
— Почему ты так спокоен, Брикман? — не унимался Том, указывая на агента пальцем, тыча ему в широкую грудь. — Они заменили ее подделкой, а затем оставили кучу следов и запутали нас окончательно. Они знали, что мы зациклимся на Пикассо.
— Надо продолжать допрашивать Тео и, наконец, допросить Джулию, — взглянул в глаза Тому Генри, слегка наклонив голову к плечу.
— У нас ничего нет на них, — резко отвел взгляд Коккинакис. — Их адвокаты загрызут нас. К тому же ты видел заголовки газет? «Им нашли Пикассо, а они потеряли Гогена». Они просят Тео найти Гогена, ибо полиция — куча идиотов.
— Как насчет тех людей, что вышли из номера, когда я пошел искать Джулию? В ночь, когда в меня стреляли?
— Официально там никто не проживал в тот вечер, в книге регистрации никого нет, — взъерошил собственные волосы Коккинакис.
— Отлично. — Генри улыбнулся, пожал плечами и захлопал в ладоши. — Ну что же, по всей видимости, мне пора домой.
— Что это значит? — Том заметно нервничал, его рубашка была абсолютно мокрой подмышками и на груди. Он беспрерывно тер ладони.
— Мне здесь больше нечего делать. К тому же это всего лишь картина, не так ли? Не нужно слишком переживать, — встал Генри и похлопал друга по плечу. — Не стоит так убиваться, ты получишь инфаркт. На досуге я могу тебе рассказать, что бывает с теми людьми, у которых случается прекращение тока крови при спазме артерий или их закупорке, — еще одна улыбка в сторону Тома. — Мы же расследуем не исчезновение детей или жестокое убийство тысяч граждан, верно?
— Да, конечно, — прикусил верхнюю губу Том и махнул головой в знак согласия, — конечно.
— Картина вывезена за границу. В галерее хватает других картин, верно, Том? У нас полно косвенных улик, но нет ничего для того, чтобы получить даже ордер на обыск. — Генри продолжал внимательно смотреть на Тома, тот опустил глаза и покачал головой.
— Я вернусь в номер и соберу вещи, — вздохнул Генри, прищурившись.
— Понятно, — обернулся Том и быстрым шагом направился к выходу из аэропорта.
— Я думал, ты отвезешь меня! — крикнул ему в спину Генри и медленно последовал за Коккинакисом.
— Ах да, конечно, — буркнул Том, а Генри снова широко улыбнулся коллеге.
Он протянул руку Коккинакису и пожал ладонь.
— С тобой было приятно работать, Том. С тобой и Джерри. Жаль, что в этот день ее нет здесь с нами, очень жаль.
— Спасибо, — кивнул Том, вытянув свою руку и не взглянув Генри в глаза. — Пойдем?
— Джерри отличная девушка, Том. Очень исполнительная, трудолюбивая и мне она нравится.
— Да, мне тоже.
Том почесал нос, покачал головой и направился к выходу. Генри не переставал улыбаться. Перекинув свой пиджак через правую руку, он широко и уверенно шагал, наслаждаясь последними мгновеньями под ласковым солнцем Греции. После того как Коккинакис подвез его, Брикман зашел в фойе отеля, но вместо того чтобы подняться в свой номер, он остановился у окна. Брикман спрятался за колонну, дожидаясь, пока автомобиль Коккинакиса отъедет. После чего агент Интерпола поспешил на улицу и поймал такси. Разложив свои вещи на заднем сидении, он улыбнулся водителю, слегка вздернув подбородок:
— Следуйте за той машиной, как можно скорее, если вас не затруднит, разумеется!
— Куда мы едим?
— На самое грустное шоу в мире! — победно, но печально улыбнулся Генри.
Брикман бежал по ступеням довольно грязного подъезда. Он так и знал, что Том забудет закрыть дверь, ведь он был слишком расстроен тем, что картину Гогена переправили через границу без его участия. Когда Генри вошел в маленькую квартирку на окраине Афин, он увидел рыжеволосую Джерри, лежащую на старом обшарпанном диване, чью шею крепко сжимал ее босс — Том Коккинакис.
— Куда ты, мать твою, дела картину? Какого хрена? Каким образом ты смогла переправить ее через границу самостоятельно? Ведь мы договорились сделать это позже, когда все уляжется. Как и когда ты забрала ее из моего камина?
Лицо девушки начинало синеть, и Генри вытащил пистолет. Затем театрально покашлял для того чтобы Том обернулся.
— Какого черта? — разжал руки Коккинакис и оступился, чуть не упав на пол, увидев Генри.
— Отойди от нее, Том, — махнул пистолетом Брикман. — Знаешь ли ты, что Отелло так и не задушил Дездемону? Это ошибочное мнение, передающееся из уст в уста. Отелло пытался задушить Дездемону, то есть был момент в их последнем объяснении, когда он её действительно душил, — свел брови Генри, — но убил он её в итоге ударом кинжала, и чтобы убедиться в этом, не надо идти дальше библиотеки. Но многие продолжают оспаривать сей факт, будто задушенной быть гораздо приятнее, чем заколотой.
Генри улыбнулся и поморщился, свободную руку засунув в карман брюк.
— Довольно обидно терять друзей, — вздохнул Брикман. — Черт, я так привязался к вам, ребята!
— Слушай, Брикман. Ты все не так понял, — отошел от Джерри Том. Девушка села, слегка отползая по дивану и массируя онемевшую шею.
— Стой где стоишь, Том, если тебя не затруднит, — еще одна улыбка.
Следователь афинской полиции поднял руки вверх, а Генри зашагал по комнате.
— После того как ты, Том, — указал он дулом пистолета на Коккинакиса, — объявил, что дело закрыто, Тео презентовал нам спасенного Пикассо. Это не давало мне покоя. Я все думал и думал. Почему они вернули картины? Зачем? Какой смысл красть оба полотна, а затем отдавать их обратно? А главное, для чего подставлять именно меня? Откуда взялся отпечаток Джерри? Знаешь, — наклонил Генри голову к плечу, удерживая Коккинакиса на мушке, — меня удивило, что ты промолчал, когда я сообщил, что Джерри коснулась картины «через стекло». Ты ведь прекрасно знал, что полотна, написанные маслом, под стеклом не хранят. Но ты проигнорировал эту информацию, — Брикман сделал паузу. — Там не было стекла, и я полагаю, Джерри пришлось снять перчатку, — он пожал плечами, — или она случайно разрезала ее во время того, как меняла картины той ночью.
— Я нет, я… Я здесь не при чем, — вскочила Джерри с дивана, а Генри приказал ей стоять на месте.
— Позвольте мне закончить, — он снова улыбнулся. — В тот день на презентации Пикассо я все так же верил, что картину украла Джулия. Я обвинял ее во лжи. По-прежнему считал, будто она подставила меня, особенно когда обнаружил, что пропало еще одно полотно. Но мне не хватало улик. Я никому не сказал о третьей картине. Я сидел в твоем кабинете, — взглянул он на Коккинакиса, — и целый день просматривал видео. То самое, на котором ты, Том, приклеиваешь скотчем картину на заднюю сторону репродукции в моем номере.
Коккинакис широко раскрыл рот от удивления и сделал шаг навстречу Генри. Под его правой ногой скрипнула прогнившая доска пола. Агент Брикман снял пистолет с предохранителя, после чего Том замер на месте, подняв руки.
— Ты, вероятно, желаешь знать, что именно тебя подвело, Том? — вздернул подбородок Генри. — Твоя странная манера пользоваться клейкой лентой. Ты оттягиваешь скотч, потом дергаешь три раза, после чего прикусываешь зубами. Когда я просматривал то видео в сотый раз, ты вдруг проделал то же самое в метре от меня. Прямо перед моим лицом. У меня просто кончился воздух в легких. Меня затошнило от той догадки, которая поселилась у меня в голове. И тогда я пошел к тебе домой.
— Что? — возмутился Том.
А Генри продолжил:
— Господи, твой стон облегчения, когда камера моего ноутбука оказалась слишком низко! Ты хотел, чтобы он был похож на разочарование, но сейчас я понимаю, что вышло не очень правдоподобно. Той ночью я не спал. Я все думал и думал. Ты и Джерри. Ах да, еще охранник по имени Питер, наш исчезнувший свидетель, который по всеобщим намекам подпоил Джерри, и та уснула в раздевалке, прибежав на место преступления к шапочному разбору. Вы действительно выпили чаю, и ты, Джерри, — кивнул он девушке, — предоставила Питеру какой-то компромат. Мне неизвестно, что именно ты ему показала, однако вам двоим удалось напугать парня, и он покинул город прямо из галереи, даже не отработав до конца ту самую смену. Вы отлично все продумали. Из вас вышла идеальная команда. Выбрать известного коллекционера и досконально изучить его невесту. А когда они прибудут в Грецию скомпоновать улики таким образом, чтобы все походило на то, что Джулия залезла в галерею для Тео. Это ведь вы двое отправили меня именно к Джонсону в отель, предложив его кандидатуру. Изначально ограбление показалось мне пижонством. У них двоих было все для того, чтобы совершить это преступление. Все, кроме одного. Мотива. Вы учли многое. Увлечение Джулии скалолазанием. Браво! — Генри взмахнул свободной рукой. — Не забыли о том, что ее дед невероятно талантливый художник, а значит, именно он делал для нее копии. В одном из интервью вы узнали об умении Джулии вскрывать замки. Этому не совсем женскому занятию в детстве ради забавы ее научил отец. Но вот наш следственный эксперимент с нападением на магазин лишь доказал невиновность мисс Орманд, ведь той ночью она бы сделала это аккуратно. И когда вы узнали ее настоящее имя, оно натолкнуло вас на мысль, что знаком будет «бабочка». И схема окончательно выстроилась.
Генри наклонил голову, переводя взгляд с Тома на Джерри, его глаза горели победным огнем.
— Вот только богатые люди не залазят в галереи, — пожал плечами Генри, широко улыбаясь. — Я пытался, я правда пытался придумать, зачем Джулия должна забраться внутрь и украсть картину. Первое время я полагал, что она влюблена в него и способна на все ради своего мужчины. Сделать подарок на свадьбу коллекционеру в виде шедевра мировой живописи — что может быть лучше? Но Джулия не любит Тео, — сверкнул синими глазами Генри. — Я воображал, будто в тот вечер, когда Джонсон стрелял в меня, мисс Орманд явилась в мой номер за важными заметками показаний. Но на самом деле, очарованный тем, как сильно меня тянет к блондинке, я машинально засунул в карман пиджака ту самую бумагу, которую искал у нее, и даже не заметил этого. Она узнала об измене жениха и просто пришла ко мне, чтобы отвлечься. По какой-то странной и необъяснимой причине мы действительно понравились друг другу. Джулия следила за Тео, о чем сразу же мне и сообщила. А Джонсон, без сомнения, ревнивый самодур, у которого полно денег и власти. Именно поэтому он безнаказанно стрелял в дверь отеля, а когда узнал в кого именно, сразу прекратил преследование и замел следы. Он позвонил утром Джулии и рассказал, что картина у меня в номере, так как именно это обнаружил частный детектив, нанятый ими для поиска картины Пикассо. Ну, а бедная мисс Джулия вместо того, чтобы поплакаться на самодурство жениха, решила пожаловаться на меня. Предположив, что я и есть тот самый вор, что, естественно, вам двоим было на руку. Вы завели следствие в тупик, окончательно всех запутав.
Том дернулся.
— Стой на месте, Том! И как только я увидел этот твой скотч, Коккинакис. Я сразу же смекнул, что вы полицейские, которые досконально знали всю систему охраны. А главное, могли разгуливать по галерее, вырезать и менять местами картины сколько душе угодно, обвинив в этом женщину, чей маникюр стоит дороже, чем твоя месячная зарплата, Том. И здесь я никак не мог понять, зачем вы вернули одну картину, потом подбросили мне другую? Ты так нервничал, Том, тяжело дышал и потел, когда полотно обнаружили в моем номере. Я наивно полагал, что ты переживаешь за меня. Но ты знал, что мне, вероятнее всего, удастся выкрутиться из этой истории, а вот наличие видеозаписи тебя изрядно испугало. Вы оба не сомневались, что против Орманд и Джонсона улик не хватит и дело, скорее всего, закроют, так и не обнаружив пропажу третьей и самой дорогой картины. Ведь две другие уже в галерее. Вот для чего вы их вернули. Во время пламенной речи Тео на презентации спасенного Пикассо до меня наконец дошла суть преступления. И тут я понял, что твои ребята не осматривали другие картины на наличие этой самой бабочки. Ибо ты не давал им такого распоряжения. В тот день я сказал вам о пропаже Гогена — третьей картины — не сразу. Этот план я придумал с помощью начальника полиции, — печально вздохнул Брикман. — Мы обнаружили картину у тебя дома и просто спрятали, договорившись с руководством аэропорта. Конечно, никто не переправлял ее через границу.
— Надеюсь, ты доволен, Брикман, — рассмеялся Том, аплодируя. — Ты хотя бы представляешь, сколько жизней разрушил? У моей семьи отберут дом. Дети не смогут учиться. Сдались тебе эти картины? Ты первый и последний раз в Греции. Какая разница, в какой галерее будет висеть этот чертов Гоген? Но нет, тебе было необходимо угробить нас ради поисков истины.
Генри даже не повел бровью.
— Это как раз то, чем я хотел закончить, Том, — опустил пистолет Генри. Похоже, никто не собирался сопротивляться. Его голос был по-прежнему спокойным.
— Отвали, Брикман. Ты и так наговорил всякого. И не зови меня Том, для тебя я Коккинакис, — уселся на пыльный диван следователь афинской полиции.
— У вас двоих был мотив. В отличие от Джулии и Тео, вам нужны деньги! Мне очень жаль, правда.
— Ни хрена тебе не жаль, — махнул Том рукой, опустив голову.
В этот момент в комнату вбежали полицейские. По ступеням медленно поднялся Дмитрий Николоидис — начальник полиции. Он взглянул в глаза Тома и покачал головой.
— Зачем? — только и смог выдавить грек.
Когда Кокинаккиса и Джерри выводили из квартиры, Генри добавил:
— Я нашел того самого дорогого эксперта, который осматривал картину Мондриана и Пикассо после того, как они вернулись в галерею. Мне пришлось трясти его за грудки, чтобы выбить информацию. Я думал, что он наведет меня на тех, кто делал для вас копии. А все оказалось куда проще, — широко улыбнулся Генри. — У него есть собственная мастерская, буквально напичканная изображениями наших любимых картин. Жаль, он очень талантливый парень. Но ему не стоило лепить бабочку на копию третьей картины Гогена — это вас и подвело. Не надо на него злиться, Том! Он всего лишь художник! Помнишь, я тебе говорил однажды, что настоящий мастер не способен отказаться от соблазна оставить знак на своей работе.
— Хватит, Брикман, устраивать суд Линча, — фыркнул Николоидис, — все и так понятно.
— Самое главное в нашей профессии — это истина, — ответил ему Генри, поклонившись.
А Том, которого в этот момент уже держали под руку двое полицейских, потянулся к Генри, а затем плюнул на его идеально вычищенные дорогие черные туфли.
Брикман взглянул на свою обувь, поморщился, после чего достал из кармана белоснежный платок. Он присел на одно колено, невозмутимо оттирая плевок. Джерри, руки которой были уже за спиной, дернулась, чтобы наклониться к уху Генри и прошептать:
— Мы сделали это ради наших семей! Для людей, которых мы любим! Хотя откуда вам это понять? Вы даже свою дорогую Джулию использовали во имя истины, — последнее слово Джерри выделила особенно четко. — Вы — робот, Брикман! Бесчувственный железный механизм для расследования преступлений!
Генри не двигался, он слегка повернул голову, но не взглянул на девушку. На какое-то мгновение руки перестали слушаться, платок выпал. Он поднял его и тут же продолжил свое занятие. Брикман поступил правильно. Он раскрыл преступление. Нашел истину. Тогда почему слова рыжеволосой Джерри задели его? Отчего агент Интерпола глубоко внутри чувствовал себя предателем?
Глава 21
Три недели спустя
В окнах небольшого дома в окрестностях Лондона звучало фортепьяно. Судя по всему, хозяевам этого жилища пришлись по душе экологически чистые материалы отделки. Интерьер домика с рыжей черепичной крышей был щедро напичкан деревянными и каменными покрытиями поверхностей мебели и стен. Вероятнее всего, в рамках городской квартиры крупный камень, которым был облицован камин или деревянные потолочные балки над головой, смотрелся бы как нечто чересчур сельское, но в этом месте подобный подход казался более чем уместным. Особенно в окружении современной мягкой мебели в светлых тонах. Удобный диван с кожаной обивкой в центре комнаты так и манил прилечь. Домашний текстиль веселой расцветочки и аксессуары в кантри-стилистике — все это создавало невероятно уютную атмосферу жилища. Генри стоял в центре гостиной, где его окружали высокопоставленные лица конторы в сопровождении своих разряженных спутниц. Он поднял бокал, салютуя, словно подводя черту под долгим и красочным рассказом о недавно раскрытом деле кражи картин в Афинах.
— Таким образом все три полотна вернулись к законном владельцу, — завершил Брикман.
book-ads2