— Кто? — Тарас Иванович Горбань. — Шранке вытащил из портфеля бутылку водки. — Хочешь? Андрей выпить отказался. — Я чуток глотнул... Продрог до костей. А ты Горбаня знаешь? — Век помнить буду! — Андрей злобно выматерился. — Он меня в тюрьму посадил! — Горбань?! — Я же работал у них в колхозе. Он-то и капнул в милицию на меня. На суде был свидетелем. — Андрей повернулся к Шранке. — Ты с ним обо мне не говори. Он перестанет с тобой якшаться. Заложил он нас за копченый палтус. Сука твой Горбань!.. Катер словно скакал на крутой волне. Брызги густо заливали палубу. Шранке стоял в рубке рядом с рулевым, вода на него не попадала. Он неторопливо размышлял: «Значит, Андрей Горбаня люто ненавидит. Если потребуется, он его и уберет. Но вербовать ли мне Андрея? Пожалуй, он согласится на нас работать. Надо посоветоваться с шефом. У Зауера на этот счет богатый опыт. Меня-то он в один миг взял на крючок. Теперь и отвертеться никак не могу. Обещал хорошо заплатить, если выполню задание. Пока все идет строго по плану...» — Послушай, Петрас, — заговорил после долгого молчания Андрей, — у тебя серьезно с Феклой? — А что? — Я ее брат... Сам понимаешь... «Заступничек!» — усмехнулся Шранке. — Фекла сама меня выбрала, понял?.. Андрей словно не обратил внимания на возмущенный голос Гельмута. Катер в это время подходил к причалу, и ему пришлось искусно маневрировать, чтобы пришвартоваться рядом с рейсовым пароходом, который только что прибыл в гавань. * * * Гаврилов чувствовал себя прескверно. Пока корабль шел в бухту, его неотступно преследовала мысль: крупного разговора с комбригом не избежать. В глубине души он остро переживал случившееся в море, хотя старался держаться бодро. Старпому тоже было не по себе. Ходил по мостику удрученный. Гаврилова угнетало еще то, что перед выходом на учения он заверял комбрига в отличном выполнении задачи. И вдруг такой срыв. Подобного на корабле еще не случалось. «Будь что будет, — решил капитан 2-го ранга. — Надо побриться и — на доклад к Зерцалову. Ох и достанется мне на орехи!» Гаврилов торопливо спустился в каюту. «В сущности, завалил задачу старпом, — размышлял он, бреясь. — Но это меня не спасает. Я должен был его подстраховать. И Покрасов хорош гусь! Растерялся, но ко мне не обратился». За дверью послышались шаги, и раздался голос замполита: — Сергей Васильевич, к вам можно? — Заходи, Федор Максимович! — Гаврилов спрятал бритву в футляр, посмотрел в зеркало. Лицо за время похода посерело, осунулось, под глазами появились темные круги, как будто трое суток не спал. — У тебя что-нибудь срочное? Я тороплюсь к комбригу. — Хотел напомнить вам о завтрашнем партийном собрании. Вы не забыли? Давно нам следовало поговорить о культуре требовательности офицера-коммуниста. Вы уж доклад сделайте поострее. Чего греха таить, есть у нас и такие, кто порой покрикивает на подчиненных... — Есть! Есть еще у нас такие людишки, — с иронией заметил Гаврилов. — Кто они? — насторожился замполит. — В первую очередь — я! — засмеялся командир. — Ты же говорил: допускаю грубую фамильярность, деловой анализ упущений по службе подменяю разносами... Твои слова? — Ну, говорил. И что? — Федор Максимович, культура требовательности заложена в рамках воинских и корабельного уставов. Они регламентируют весь уклад нашей жизни. Коль это так, то уставы, голубчик, надо выполнять неукоснительно. Ладно, об этом мы поговорим на партсобрании. Теперь скажи, как ты оцениваешь ошибку Покрасова? — Покрасов — старпом. Его промах — это и ваш промах, Сергей Васильевич, — заметил Лавров. — Покрасов переоценил себя. Кстати, я ожидал, что в решающую минуту вы поможете своему старпому. — Я умышленно этого не сделал. Да, умышленно! — заострил Гаврилов. — Теперь-то старпом наверняка понял, что рано ему быть командиром корабля. — Тут еще надо разобраться, — уклончиво заметил Лавров. — Быть может, у Покрасова был какой-то замысел? Я уверен: он не все вам доложил. Надо бы поиск проанализировать, изучить, потом делать определенные выводы. Поступать иначе я не умею и не могу. Как коммунист, Покрасов человек честный, принципиальный, да и гордости ему не занимать... — Я тоже гордый, — прервал замполита Гаврилов. — В меру надо выказывать свою гордыню, — стоял на своем Лавров. — Не пора ли нам поужинать? — Тороплюсь к комбригу. — Он сейчас в море на «Вихре». Корабль вернется ночью или на рассвете. — Чего же ты молчал? — Гаврилов смерил замполита сердитым взглядом. — Ну ты даешь! Тогда пойдем ужинать. Командир за стол сел молча. В дальнем углу кают-компании Покрасов и штурман играли в шахматы. Гаврилову не терпелось самому сыграть партию, чтобы хоть как-то отвлечься от навязчивых мыслей о неудачном походе. В иллюминатор был виден клочок бухты. Темнело. Море таинственно светилось тысячами моллюсков. «Море вечно, как и сама жизнь, — пришли на память капитану 2-го ранга слова, вычитанные им где-то. — Одному оно приносит счастье, другому — разлуку». Гаврилов, поужинав, собрался уходить, но в это время штурман воскликнул: «Мат!» Капитан 2-го ранга взглянул в сторону играющих. Покрасов сидел за шахматами задумчивый. Он взял с доски слона: — Твоя взяла. Давай контровую? Штурман, заметив, что командир поднялся из-за стола, любезно предложил ему стул. — Сразимся? — Гаврилов кивнул Покрасову. — Одну партию? — У меня сегодня игра что-то не клеится, Сергей Васильевич. Вы с кем-нибудь другим. Вон Абрамов кончил ужинать. Борис Михайлович, вас приглашают на поединок. — Один поединок мы уже проиграли в море, — съязвил Абрамов. — Позор на всю бригаду. — Абрамов, не трави душу! — сквозь зубы процедил Покрасов. — Я не ожидал, что лодка увернется от моей атаки. Какие-то секунды... Штурман, выслушав старпома, заметил: — Шапкозакидательством страдаете, Игорь Борисович. Излишняя самоуверенность вас подвела... — Отставить! — сердито оборвал спорщиков Гаврилов. — Еще будет время разобраться в ошибках. — Беру на себя смелость утверждать, — не сдавался Покрасов, — что в той ситуации, которая сложилась в море, мог растеряться даже опытный командир. «В мой огород камешки бросает! — подумал Гаврилов, делая очередной ход пешкой. — Хитер малый!» — Да, мог растеряться даже опытный командир, — твердил свое Покрасов. — Обстановка, надо сказать, сложилась чертовски трудная. Лицо Гаврилова оставалось спокойным. Старпом даже позавидовал его выдержке. Играет себе в шахматы, как будто ничего и не слышал. Но вот командир сделал еще два хода и заметил, что допустил ошибку. Капитан-лейтенант Абрамов возликовал: — Мат! Зря вы пошли ферзем. Промашку дали. — Здесь — да, — согласился капитан 2-го ранга. — В море проиграл Игорь Борисович. — Лодка уклонилась от корабля раньше, чем я отдал приказ на атаку, — покраснел старпом. — Противник оказался сильнее нас... — Нет, — возразил Гаврилов. — Когда акустик доложил о потере контакта, вам следовало развернуть корабль, провести поиск лодки в заданной точке и снова атаковать «противника». Покрасов с удивлением посмотрел на командира. — Выходит, лодка легла тогда на грунт? — Да. — Я не уверен. — А я убежден! — Гаврилов повысил тон. — На разборе учения вы это услышите собственными ушами. Наступила гнетущая тишина. Капитан-лейтенант Абрамов хотел было предложить командиру сыграть еще партию, но вспомнил, что ему надо проверить боевые посты, заторопился к подчиненным. — У меня был такой случай, — после ухода Абрамова заговорил штурман, посматривая то на командира, то на старпома. — Собрались мы в море. Командир поручил мне рассчитать курс корабля. Дело для меня, разумеется, привычное, и я быстро все сделал. Хотел было уже доложить, но почему-то снова взял карту, циркуль и перепроверил свои расчеты. И что же? Обнаружил грубейшую ошибку. Тут в рубку заходит командир и, улыбаясь, спрашивает, отчего я такой бледный. Я признался ему в непростительной оплошности. Он только потемнел лицом и слова не вымолвил. Ну, думаю, сейчас всыпет мне на полную катушку. Нет, наказывать меня командир не стал. Правда, пожурил крепенько и простил. — И правильно сделал, — подал голос замполит Лавров. — Выходит, Игоря Борисовича тоже надо помиловать? — Гаврилов покосился на штурмана. — Срывы на учениях бывают. Но чем их меньше, тем лучше для боя. Минувшая война, кроме горьких уроков, преподнесла нам и замечательный опыт. Пренебрегать нажитым кровью опытом я, как командир, никому не позволю. — Капитан 2-го ранга размял папиросу, но закуривать не стал. — Теперь об акустике. Беда не в том, что матрос Климов потерял контакт с лодкой. Меня волнует другое: почему он потерял этот контакт? Кстати, Игорь Борисович, по-моему, вы недооцениваете акустику как науку, — строго продолжал командир. — Профессия акустика — весьма ответственная. Я не просто сказал об опыте войны. Гитлеровское командование придавало большое значение акустике. Немецкие ученые создали самонаводящиеся акустические торпеды, акустические мины. Это оружие на первом этапе применения доставило много хлопот и нам, и англичанам, и американцам. Опытные акустики немецкой лодки из «волчьей стаи» гросс-адмирала Деница обеспечили потопление английского линкора «Ройял Ок». И где бы, вы думали? В главной военно-морской базе Скапафлоу. Фашистская лодка, умело пользуясь своей акустикой, вошла в эту базу «на хвосте» у английского транспорта. Шумы винтов судна заглушали шумы винтов лодки, и береговые акустики не смогли их отличить. Немецкая лодка выпустила по линкору несколько торпед, потом скрытно вышла из базы в океан. Кто в этом эпизоде сыграл первую скрипку? — Гаврилов немигающими глазами уставился на Покрасова. — Командир и акустик! — Я слышал, что японцы специально строили такие корабли, чтобы шум винтов был похож на ход косяков рыбы, — вмешался в разговор штурман Озеров. — Было такое, — подтвердил Гаврилов. — Но гитлеровское командование не пошло на поводу у японцев. В сорок четвертом году военные конструкторы Германии создали серию малошумных подводных лодок «Зеехунд», что означало — «Морская собака». Характерно, что каждая такая субмарина после спуска на воду обязательно проходила гидроакустическую паспортизацию на одной из исследовательских баз в Балтийском море. Однако и это не спасло гитлеровцев от возмездия, особенно на Северном флоте. — Капитан 2-го ранга раскурил папиросу. — Итак, к чему мы пришли? — Мы остановились на войне. — Покрасов застучал тонкими пальцами по подлокотнику кресла. — Позвольте, сам я не воевал. Где же мне набраться боевого опыта? Тут, Сергей Васильевич, нужна большая практика. Вот вы — участник войны, уничтожали вражеские подводные лодки. Я не знаю, кем вы плавали — то ли радистом, то ли минером. Суть не в этом. Важно, что вы громили фашистов... — Нельзя ли покороче? — прервал старпома командир. — Если не секрет, где вы служили в годы войны? — сдержанно спросил Покрасов.