Возвращаясь в Якутск, пилоты гадали – как скоро в отряд прибудут новые самолеты. «Аэрофлот» – компания государственная и все закупки техники централизованные, в плановом порядке. Самолеты получили через два месяца, сразу четыре штуки. Сформировали экипажи, сами перегнали их из Ташкента. Выпускались Ил-14 на двух заводах – № 30 в Москве и № 84 в Ташкенте. Якутские экипажи думали, что получат Ил-12, оказалось – существенно модернизированное его продолжение – Ил-14. Экипажи радовались. Получить новые, с завода, современные самолеты – большая удача! У Павла экипаж полностью новый. Второй пилот Андрей пошел на повышение, стал командиром на Ан-2, с ним остался бортмеханик Игорь. – Староват я уже переучиваться, а свою «Аннушку» до последней заклепки знаю. С согласия Павла вторым пилотом назначили Виктора, до того летавшего на Як-12. Бортмехаником Николай, человек в авиаотряде новый. А штурманом Тимофей, демобилизованный из армии, как когда-то Павел. Когда в экипаже все люди новые, это плохо, нет слётанности, слаженности, когда понимают друг друга с полуслова, полувзгляда. И командир судна знает, на кого может положиться в трудную минуту. А сейчас каждый приглядывался к другим членам экипажа, оценивал. Экипаж, он как семья, человек большую часть времени проводит на работе. Иногда возникают симпатии к кому-то, праздники встречают вместе. Наличие штурмана в экипаже давало надежду на дальние рейсы. В них были свои плюсы. Дальний рейс – это обустроенный аэродром с твердым покрытием взлетно-посадочной полосы, диспетчер, наземное техническое обслуживание. По крайней мере, не придется ручным насосом бензин из бочек перекачивать в баки. А еще налет часов больше. На Ан-2 взлетел, через час-два приземление на посадочной площадке, а то и на воду на поплавковом шасси. От налета зависит зарплата. К тому же на двухмоторном самолете летать безопаснее. При всей надежности «Аннушки» катастрофы с Ан-2 случались. Читал Павел в информационных листах для внутреннего пользования выводы комиссий о причинах, кои случались с разными воздушными судами по всему Союзу. Перегоняли сразу группой, на головном самолете самый опытный штурман – Фадеев. Руководство авиаотряда о предполагаемом времени прибытия группы знало, устроили торжественную встречу – с оркестром, речами. Поговорить, возвеличить решающую роль партии в успехах коммунисты любили. Не на пустом месте родилась поговорка: у победы отцов много, а поражение всегда сирота. Экипажам дали отдых пару дней, а самолеты обслуживались техниками и механиками. В экипажи добавили по стюардессе. Девушки набирались из местных, конкурс был большой, профессия считалась престижной. Красивая униформа, самолет, некий налет романтики. С момента появления летательных аппаратов прошло полвека, и летчики еще считались героической профессией. Да и как иначе? Перелеты Чкалова и Водопьянова, спасение челюскинцев, высадка арктических станций. Статьи в газетах с фотографиями, радиопередачи – поддерживали ореол мужественности и отваги советских соколов. Но полеты с пассажирами требовали особой ответственности. Никаких резких виражей, к посадочной полосе притираться плавненько. А случись турбулентность и болтанка, просить у диспетчера другой эшелон, чтобы пассажиры не загадили салон и не покидали самолет после посадки бледными, а то и зелеными. Хотя при всем старании экипажей получалось не всегда. Все же мал человек перед природой. Уже осень настала, с дождями, ветрами, промозглой погодой. Выполняли рейс на Хабаровск. Большая часть пассажиров – мужчины, возвращавшиеся с приисков. Уже две трети пути преодолели, как началась болтанка, потом полил дождь, да такой, что концы крыльев едва видно. Совсем темно сделалось, хотя до ночного времени еще два с лишним часа. А потом удар молнии, да такой, что экипаж в кабине на несколько секунд ослеп, такая яркая вспышка была. Следом оглушительный раскат грома, заложило уши. Бортмеханик Павла за рукав дергает, показывает на приборы, что-то говорит. В уши как будто вату затолкали, слышно едва-едва и разобрать ничего нельзя. На приборы посмотрел. Обороты левого двигателя падают, как и наддув и давление масла. Выглянул в окно. Дыма и огня не видно, но обороты, в самом деле, небольшие. Сразу мысль – глушить мотор, задействовать противопожарную систему. Но тогда мотор зальет специальная жидкость, и снова запустить его не удастся. – Левый двигатель глушить, винт флюгировать! – отдал приказ Павел. Механик к такой команде готов, ручку управления двигателя на себя, кран подачи топлива перекрыть, зажигание выключить. Флюгирование заняло добрых пять минут, самолет в это время сильно тянуло в сторону неработающего мотора. Павел парировал легким скольжением вправо. В это время в салон ворвалась стюардесса Ирина. – Командир! Пассажиры волнуются. Левый двигатель не работает, некоторые паникуют. Что делать? – Скажи – перегрелся мотор. Остынет, и снова запустим. Ничего страшного. И улыбайся, делай вид, что дело привычное. Стюардесса ушла. Пока самолет летел, не теряя высоты. Павел раздумывал. Разряд молнии мог повредить электрооборудование, в частности систему зажигания. Она дублирована, но обе системы отказали. Скорее всего – пробило изоляцию. Попробовать запустить? А если загорится? Не хватало только пожара! – Штурман, место! Штурман уже посчитать успел, по месту определился. – До Хабаровска при такой скорости сорок минут лёта. Павел вызвал по рации диспетчера Хабаровска, доложил о происшествии. – Нагрузка? – спросил диспетчер. – Полная, восемнадцать человек. – Доберетесь? – Должны. – Я полосу освобожу, подготовлю пожарных и «скорую». – Понял. Конец связи. За эти сорок минут диспетчер поставит на уши весь персонал. В средине полосы, сбоку, поставит аэродромную машину пожарной службы, вызовет из городской станции скорой помощи бригаду, а то и две. В конец ВПП подгонит тягач на случай, если самолет не сможет сам съехать на рулежную дорожку. Минут за десять до посадки, если на подходе к Хабаровску другие борты, поставит их на очередь. Сейчас главная забота – посадить аварийный борт. Ливень перешел в дождь, стало немного светлее. – Командир, может, попробуем запустить движок? – спросил бортмеханик. – До Хабаровска уже рукой подать, не будем экспериментировать. Считаю риск неоправданным. Да сейчас уже вряд ли получится. За бортом нулевая температура, масло в двигателе за это время загустело. Внизу уже знакомые места пошли, Павел летал на Хабаровск уже не в первый раз. Прошли над дальним приводом. Павел доложил диспетчеру: – Наблюдаю на локаторе, курс правильный. Полоса по приему готова. – Понял, свободна. Ближний привод. Уже видна ВПП, огни, машины скорой и пожарной. Наверняка на вышке КДП сейчас с биноклем и руководитель полетов и диспетчеры. У аварийного самолета могут случиться и другие проблемы, и худшая сейчас, если не выйдут шасси. Выпуск и уборка производится гидравликой, но насос электрический, который тоже мог сгореть. У молнии напряжение в миллионы вольт и сотни ампер. На такой случай жизненно важные электросистемы дублированы, но бывают отказы всей электрики. Остаток топлива великоват, но нарезать круги, вырабатывая, тоже опасно. Второй мотор работает почти на пределе, на двух тысячах четырехсот оборотов и давлении наддува одна тысяча сто миллиметров ртутного столба. Практически взлетный режим, температура на верхней границе нормы, что масла, что головок второй звезды, она самая термонагруженная. – Выпустить шасси! – Есть шасси! Механик включил тумблера выпуска. Загорелись лампочки, шасси выпустились, встали на замки. Да это понятно без лампочек, по легким толчкам, их ощутилось три, по количеству стоек. Высота меньше и меньше. Полоса мокрая, резко тормозить нельзя, самолет и так пытается развернуться влево. Толчок, это основное шасси коснулось полосы. Штурвал плавно от себя, еще толчок, носовое колесо коснулось бетона. Павел нажал тормоза, убрал газ правому мотору до минимальных. Вместо нормальных семисот метров проехали почти до конца полосы, но не выкатились. Диспетчер по рации не удержался, нарушил правила переговоров: – Молодцы, парни! Занимайте четвертую стоянку. С полосы съехали на рулежную дорожку, механик погасил посадочные фары. Свободная взлетно-посадочная для аэропорта – очень важно. Самолеты подходят к месту назначения с минимумом топлива в баках, тогда меньше пробег, проще посадка. Минимума хватает, чтобы уйти в случае необходимости на запасной аэродром. А сейчас самолеты кружили в воздухе, и как только Павел освободил полосу, диспетчер дал «добро» на посадку первому в очереди. Таким бывал самолет с наименьшим запасом по топливу. Пока Ил-14 медленно ехал по рулежной дорожке, от полосы уехали «скорая» и пожарная машины. Нечего пассажиров пугать, раскраска у автомобилей специфичная, вызывает беспокойство. Вот и стоянка. Зарулили, заглушили мотор. Стюардесса открыла дверь, к самолету вручную подкатили трап на колесах. Пассажиры стали спускаться. Довольно быстро подошли наземные службы – инженер, механики, мотористы. Целая делегация. Поставили стремянки, открыли капоты, осмотрели мотор. Павел и сам не уходил, ждал результатов. – Изоляцию пробило. Можете полюбоваться. Павел поднялся по стремянке. На проводах видна извилистая черная отметина от удара молнии. Кто его знает, как повел себя провод, начни запускать мотор в полете экипаж. Павел дух перевел, значит – решение было принято правильное. Сдал полетные документы. Экипаж ушел в гостиницу отдыхать, а он писать докладную. Все же не катастрофа и не авария, но летное происшествие. Будет комиссия, вины Павла не найдут, что подтвердит акт осмотра моторной установки инженером. Но все равно неприятно, нервы были на пределе весь полет после удара молнии. Обошлось, не упрекнули, даже благодарность получил за правильные и грамотные действия экипажа. Проводку заменили быстро, после опробовали двигатель. Он запустился легко. Прогрели до рабочей температуры, погоняли на всех режимах. Работает без нареканий. Проконтролировали работу других систем, в первую очередь электрических цепей. Инженер поставил подпись о готовности самолета. Пока экипаж отдыхал, самолет заправили, облили противообледенительной жидкостью, основу которой составлял спирт. Утром экипаж занял места, запустил моторы, прогрел. От здания аэропорта – нового, красивого, с колоннами, в духе сталинского ампира, только что сданного в эксплуатацию, потянулись пассажиры. Началась посадка. Все места заняты, стюардесса закрыла дверь. – Терек, я борт 48151, разрешите рулежку? – Разрешаю. Аэропорт имел позывной «Терек». Аэродромов было два. Один, называемый «Центральным», имел полосу в 2 500 метров, бетонную. Второй неподалеку, для местных авиалиний, имел полосу в 970 метров. В случае необходимости можно было приземлиться там. На полетной карте отмечены все аэродромы, пригодные для посадки, даже с грунтовой полосой. Когда прижмет, сгодятся и они. Перед взлетом и в процессе его самый оживленный радиообмен с КДП. – Терек, я борт 48151, разрешите занять полосу. – Борт 48151, разрешаю. Вырулили на взлетную полосу. Впереди два с половиной километра бетонки, для взлета надо всего пятьсот метров. Полоса явно построена с прицелом на более тяжелые самолеты. Немного позже оказалось – турбовинтовые и реактивные. Удерживая самолет на тормозах, вывели моторы на нормальный взлетный режим, по фюзеляжу дрожь побежала. Температура масла и головок двигателей нормальная. – Терек, я борт 48151, разрешите взлет? – Разрешаю. Обороты почти максимальные, отпустили тормоза. Самолет сначала нехотя, но через секунды все быстрее начал разбег, вжимая пассажиров в кресла. Скороподъемность у Ил-14 неплохая. Несколько минут и уже заняли эшелон в две тысячи метров. Ветер весь путь был попутный, и полет оказался на полчаса короче, чем в Хабаровск. Через месяц ударили первые морозы, выпал снег. Для кого-то красота. Снег белым покрывалом укрыл голые деревья, пожухлую траву. Для других снег и морозы – сплошные проблемы. Технику эксплуатировать сложно, масла и прочие технические жидкости густеют, застывают. Для автомобилистов – гололед, скольжения, аварии. Пешеходы падают, ломают руки и ноги. Для травматологов напряженный сезон. В начале декабря Павел и Дарья сыграли свадьбу. С его стороны десяток приятелей по работе, со стороны Дарьи – женщины из поликлиники. У Дарьи папа умер, а мама далеко, на другом конце Союза, в Псковской области, ехать отказалась – далеко и дорого. Так что на свадьбе одна молодежь. Отметили в кафе. Вроде и народу немного, а денег ушло – аж занимать пришлось. После свадьбы Дарья к Павлу переехала, в общежитие. Все же у него целая комната. Трудно тогда с жильем было, даже в крупных городах. По инициативе Хрущева только с шестидесятых годов развернулось строительство пятиэтажек, прозванных «хрущевками». Дарья комнату снимала вместе с коллегой по работе, потому как во все времена зарплата у медиков была скромной. Да и не любила советская власть интеллигенцию – инженеров, ученых, учителей. Казалось бы – вместе стали жить с Дарьей, а чаще не встречались. С переходом Павла на Ил-14 полеты стали дальними. Прилетит экипаж в Иркутск или Красноярск, а световой день к концу и санитарная норма на сутки исчерпана, за нормами следили, все же безопасность полетов прежде всего. Утром вылетают, к вечеру в Якутске. Если вылет в обед, то прилетали поздно. Придет Павел в комнату, а Дарья уже спит. Многие так жили, времена такие были. Близился конец декабря, на носу 1955 год. Утром тридцатого Дарья поинтересовалась: – Ты завтра к полуночи дома будешь? Хочется вместе Новый год встретить. Все же первый семейный Новый год. Церковные праздники в большинстве своем не отмечали – Рождество, Крещение, но на Пасху пекли куличи и красили яйца. А наступление Нового года отмечали. День Победы помнили и отмечали фронтовики. Государственным праздником он стал лишь при Л. И. Брежневе. – Должен, если погода не подведет. Погода в этих широтах непредсказуемая, сталкиваются воздушные массы из Арктики и Тихого океана. Какой циклон окажется мощнее, такая погода будет. И метеорологи давали относительно точный прогноз на два дня только. Тридцатого вылет в Иркутск. Ночевка и тридцать первого возвращение в Якутск. Если все сложится, то часам к восьми – девяти вечера удастся вернуться. До сих пор как-то удачно складывалось, что все встречи Нового года отмечал на земле, а не за штурвалом. Полеты в Иркутск Павел не любил. Вроде и полоса длинная, в три километра, с твердым покрытием. И запасные аэродромы недалеко, в 18 км от города заводской аэродром, а еще в 91 км авиабаза Белая. Но самолеты там бились регулярно. То катастрофа с жертвами, то обидная авария на земле, когда сталкиваются самолеты на рулежной дорожке и обходится без жертв, но мятыми крыльями или фюзеляжами.