– Что там? – Шумилина еле говорила, такая же бледная, губы дрожат, но глаза сухие. Недобро глянула на коробку, на Дениса. – Без понятия. – Откройте, пожалуйста. – Лучше сами. – Денис примеривался, как бы закинуть эту коробку в салон и послать Шумилину к чертовой матери, а карту с записью выкинуть. Пусть эта истеричка помучается, пусть ей Анька в кошмарах снится полгода или год… – Есть такая штука, называется подарок паука, – Шумилина смотрела куда-то сквозь Дениса и ежилась от холода, – так вот, он дарит паучихе упакованный в паутину подарок, там может быть муха. Но в упаковке может быть только шкурка от мухи или переваренное насекомое. Откройте, пожалуйста, очень вас прошу. Денис нажал на маленькую кнопочку сбоку, и крышка откинулась сама собой. Под ней оказалось кольцо из светлого металла с большим прозрачным камнем, он держался на изогнутых тонких «лапках», справа и слева от него блестели еще два, поменьше. Шумилина взяла у Дениса коробочку, положила на ладонь. – Ты сволочь, Влад, как тебя земля носит. Я приду плюнуть на твою могилу, когда ты сдохнешь. Она захлопнула коробку и бросила ее в сумку, вздохнула, подняла голову. – Простите, – Шумилина улыбнулась, – простите меня, я не сдержалась, не смогла. Мне надо было давно сказать это ему, а злость с выдержкой в полтора десятка лет – это… В общем, уже неважно. Он дал бы вам денег… – С чего вы взяли, что мне нужны деньги? – перебил ее Денис. Мелькнуло вдруг подозрение, что Шумилина в курсе его проблем, и скандал в ресторане – лишь спектакль, а кольцо – умело исполненная подделка с фианитом, например, вместо бриллианта, хорошо, если не с простой стекляшкой. – А что? Что вам от него надо, если не деньги? – искренне удивилась Шумилина. – Прощение, смирение и покаяние? Так это вон туда, – она махнула куда-то в сторону монастыря, скрытого отсюда высотками жилых домов неподалеку. – Ты вериги еще надень, помогает, говорят, – усмехнулась Шумилина. Взгляд у нее стал прежний, острый и злой, в голосе слышалась издевка. – У нас клиент есть, весь в железе, приезжает перед пасхой и пешком обходит все церкви, грехи так замаливает. Говорят, у него жена повесилась, когда узнала, что муж гуляет. Дао хочешь познать? Так это в Тибет или где там чакры открывают. Вечной любви? Так это не к Владу… – До свидания, Маргарита Михайловна. Денис шагнул назад, но Шумилина ловко схватила его за рукав. – Погоди, – сказала она, – я тебе должна, я долг отдам. Садись в машину. – Поедем грабить Тарновского? – усмехнулся Денис. – Или продадим это кольцо? Шумилина дернула его еще сильнее, тонкие без помады губы скривились, она прошипела, глядя Денису в глаза: – Сядь, кому сказано. Я тут до утра торчать не намерена, скажу, а дальше сам решай. Или тебе реально не деньги нужны? «Ясновидящая, мать твою», – Денис сел рядом с ней на переднее сиденье, Шумилина завела двигатель и включила печку. Вытащила из сумки кольцо, покрутила его в руках, но так и не примерила, зажала в кулак. Денис в драгоценностях не очень разбирался, но, судя по тому, как играли и переливались грани камня, вещь была очень дорогая. – Такое дело, – Шумилина протянула руки к печке, – я раньше работала в местном музее. По образованию искусствовед, закончила институт культуры в Питере, вернулась сюда, устроилась по специальности. И тут самый развал начался, нам зарплату вообще перестали платить, но все равно ее даже на еду не хватало. Зато появились покупатели на нашу коллекцию, сотрудники потихоньку растаскивали фонды, начальство делало вид, что ничего не замечает, а само первым делом уперло самое ценное, нам объедки достались. Она поглядела на кольцо, снова сжала пальцы, спрятала кулаки в рукава пальто. На улице уже заметно стемнело, включили освещение, началась метель. Окна «Ковчега» светились разноцветными огоньками гирлянд. – Но я уже с Владом встречалась, так что особых проблем у меня не было, он даже шубу мне купил, такую, полосатую, из какой-то камышовой кошки. На рынке, в Лужниках, специально ездили… Шумилина включила «дворники», те с тихим шорохом смахивали со стекла легкие снежинки, Денис помалкивал. Не особо понимал, к чему это она, просто ждал, когда можно будет попрощаться и уйти, чисто из вежливости. – Значит, работала я, работала, и как-то Влад меня попросил помочь его знакомым: они хотели оставить ненадолго одну вещь. У нас было хорошее хранилище, и дом старый, стены толстые, подвал: Влад говорил, что там от радиации запросто укрыться можно в случае Третьей мировой. И охрана тоже имелась, как положено. В тот день я осталась на работе допоздна, пришли его знакомые и притащили два больших ящика. Их поставили в подвал, задвинули глубоко за остальные… – Гробы что ли? Шумилина недоуменно глянула на Дениса и покрутила пальцем у своего виска. – Смешно, очень. Не гробы, просто ящики, из тонких досок, но тяжелые по виду. Потом люди ушли и пропали. Навсегда. Ни один из них не вернулся, Влад говорил, что это друзья его друзей, они просили помочь, но сгинули. А ящики остались. «Поздравляем, вы только что прослушали одну из местных легенд», – время уходило со скоростью метели, что уже вовсю бушевала за стенками «ситроена», накатывала злость. Рассудок почти смирился с потерей и уже искал новые способы решить проблему, а вместо этого приходилось слушать всякую чушь. – Люди пропали, а ящики остались, – повторила Шумилина. – Думаю, там что-то очень ценное, раз это надо было так хорошо спрятать. Я могу показать тебе место. – Их давно вскрыли, эти гробы твои, – зло бросил Денис, – двадцать лет прошло. – Полтора месяца назад они были на месте. Денис с Шумилиной посмотрели друг другу в глаза. Та еле заметно кивнула, вытащила кулаки из рукавов. – Музей все еще находится в том здании, но их выселяют по причине ликвидации. Мне сказала бывшая коллега, что распродают мебель, я пошла посмотреть что-нибудь для отеля. И наткнулась на эти ящики, они нетронуты, их не пытались вскрывать. Думаю, там либо деньги, либо то, что поможет тебе их найти. Шумилина надела кольцо, отвела руку в сторону. Украшение пришлось впору, точно делалось по мерке, камни переливались в неярком свете. Денис не поверил ни одному слову из сказанного ею, но из машины выходить не торопился. Закладка братвы из лихих лет, значит. Вот там точно может быть все, что угодно, труп ларечника, например, или что-то в этом духе. Вспомнилась некстати древняя египетская казнь под названием «оставить наедине с собой» – посадить на кол, упаковать в мешок из свежей бараньей шкуры, положить в гроб, заколотить, в идеале еще и закопать. А что, запросто можно нарваться еще и не на такой подарочек, любой паук позавидует. – Я могу показать, – сказала Шумилина, – это недалеко. А дальше сам решай. Ты же ничего не теряешь, только прокатишься. Это она в точку, терять уже реально нечего. Денис уже прикидывал, что если продаст квартиру и брошенный на парковке у ТЦ «ровер», то частично успокоит Костю, но лишь на треть от суммы. А где остальное брать, и времени меньше недели осталось? Хотя вон Шумилина есть, она часть заплатит, у того же Тарновского займет в крайнем случае. – Показывай, – сказал, – и если что, деньги у тебя есть? Запись будет дорого стоить, для тебя в двойном размере. Шумилина дернула ртом, но промолчала. «Ситроен» развернулся и покатил обратно, в сторону Келарки. Минут через пятнадцать машина свернула с дороги и юркнула в просвет между старыми домами, еще давней застройки. Слева громоздилась стена из красного кирпича с нарядными белыми, кирпичными же, наличниками на окнах, слева, за оградой и елкой, укутанной гирляндой, располагался такой же дом, точно брат-близнец левого, только без наличников. Гирлянда гудела, лампочки вспыхивали со странными щелчками, на стенах прыгали синеватые отблески праздника. Дальше вдоль дороги стояла церковь, но сейчас елки закрывали ее, и оттуда не доносилось ни звука. – Здесь, – Шумилина показала влево, – тут я работала. Вон там наш кабинет был, на втором этаже, я всегда на дорогу смотрела… Денис выбрался из машины, огляделся. Окна бывшего музея темные, крыльцо все в снегу, видно, что тут давно не чистили. На дорожке вдоль старых берез тоже ни единого следа, только собачьи, табличка на стене у крыльца вся залеплена снегом, видны только даты, написанные римскими цифрами, и все. И в здании напротив тоже света нет, лишь в одном окошке полуподвала. Хоть и центр города, но место тихое, глухое, можно сказать: несколько лет назад сделали объезд, и основной поток транспорта проходил чуть в стороне. А тут редко-редко машина проскочит, и светофора нет, и вообще, кроме них, тут сейчас никого. – Охрана, сигнализация есть? – Денис присматривался к дому. Затея провальная изначально, мало ли что бандиты могли спрятать в тех ящиках, уж не деньги, точно. А если даже и деньги, то они давно вышли из оборота после множества реформ того мутного времени. Если только доллары, да и со старыми купюрами хлопот не оберешься, Костю от злости разорвет, когда он их увидит. – Не знаю, нет, наверное, – Шумилина смотрела на окна второго этажа и куталась в воротник пальто, – их же закрывают, ничего ценного давно не осталось. Думаю, там просто дверь заперта, нам надо как-то войти, и я покажу. «Как-то!», – Денис еле сдерживался от злости и на себя, и на дуру-Шумилину, так некстати закатившую Тарновскому истерику, и на поднявшийся вдруг ветер. Швырнул в окно еловую ветку, та глухо ударилась о стекло и свалилась в сугроб на подоконнике. Минута, две, три – тишина, из здания никто не вышел, не загорелся свет. Дом по-прежнему высился темной громадой, лишь скакали по нему синие всполохи и мерзко щелкали лампочки за спиной. – Я же говорила, – пробормотала Шумилина, – там никого. Денис подобрал осколок льда, подкинул в руке, примерился. Подошел поближе и швырнул в то же самое окно. Стекло раскололось, трещина пробежала до верхнего края рамы, осколки опасно повисли над дыркой, самые мелкие посыпались в снег. И опять тихо: ни сигнализации, ни сторожа с берданкой или с чем они там теперь развалины охраняют. – Никого! – торжествующе прошептала Шумилина над ухом у Дениса. Тот и не заметил, как она подошла, и теперь снова таращилась вверх, да еще и улыбалась при этом. Послышался гул двигателя, Денис оттащил Шумилину в тень, но машина преспокойно проехала мимо, донесло лишь обрывки музыки, и только. – Монтировка есть? Шумилина уставилась на Дениса, наклонила голову. – Монтировка, – по слогам повторил тот, но с тем же успехом. Шумилина по самую макушку пропала в большом меховом воротнике пальто, камень на ее пальце поблескивал синим неземным светом. – Багажник откройте! – Денис решил не терять времени. Искомое нашлось на самом дне, Денис прикинул вес монтировки в руке и через завалы снега полез к разбитому окну. – Осторожнее! – под руку бормотала Шумилина, зубы у нее отчетливо постукивали, непонятно только, от холода или нахлынувших эмоций. Старая, сухая как птичья кость, рама поддалась легко, Денис подцепил ее монтировкой, приподнял, раздался оглушительный треск. Шумилина отвернулась, Денис успел зажмуриться: в лицо брызнули щепки и мелкая древесная труха. Шпингалет вылетел еще через пару мгновений, он и до этого держался на честном слове, а взлома и вовсе не пережил. Денис потянул раму на себя, изнутри пахнуло сырой бумагой и плесенью. Похоже, в здании не было не только охраны, но и отопления. Подтянулся, влез на подоконник и перевалился вниз, на чудесный паркет, местами вздувшийся от сырости. Шумилина подбежала к окну, ухватилась за подоконник, отскочила. – Туда, туда! – Денис показал ей в сторону входа, Шумилина кивнула, отбежала и пропала в темноте. Денис перехватил поудобнее монтировку, прислушался. От дыхания поднимался легкий пар, в углах кабинета прятались скользкие тихие тени, стены то и дело покрывались синевой: поганая гирлянда работала без перебоев. Было тихо, очень тихо, точно реально в склепе оказался, слышались лишь слабый шорох и еле уловимый треск. Денис прикрыл выломанную раму, даже кое-как приспособил шпингалет на место, и вышел в коридор. Тут было очень темно, зато синие отблески сюда не доставали, а глаза скоро привыкли к полумраку. Вдоль стен громоздилась старая мебель: шкафы со стеклянными створками, столы, поставленные один на другой, тумбочки, картонные коробки, забитые папками для бумаг, стопки старых газет. Денис тихонько прошел мимо, когда снова что-то зашуршало сбоку, отскочил, вгляделся в темноту. И ничего там не увидел, разумеется, зато наверху что-то ухнуло довольно громко, точно медведь с лапы на лапу переминался, и снова стихло. Впереди показался проем, черный и пустой, как портал в иное измерение. У входа шевелились особенно густые тени, где-то далеко заскрипела дверь, медленно и тошно. Денис шагнул в черноту и едва не полетел в бездну: под ногами оказалась лестница из белого камня со стертыми ступенями, такими скользкими, что он едва удержался на ногах и задел монтировкой великолепные кованые перила ну просто сказочной красоты. Гул по всему дому пошел такой, что хотелось бросить все и бежать куда подальше, да хоть и в окно, откуда, собственно, и вошел недавно. Гул понемногу стих, а заодно пропали шорохи и трески, тишина сделалась истинно космическая. Тут даже самый ленивый и сонный сторож почуял бы неладное и вышел проверить обстановку. Или в полицию позвонил, как вариант. Но дом точно дыхание затаил, Денис, как ни прислушивался, не мог уловить ни единого звука, только тихий скрежет откуда-то снизу. Присмотрелся в полумраке, аккуратно, боком спустился по короткому, в три ступеньки, пролету опасной лестницы и оказался перед входной дверью. Кто-то скребся с той стороны, причем довольно настойчиво. Могучая створка держалась на простом замке с защелкой, Денис сбил его монтировкой, приоткрыл дверь. Шумилина боком пробралась внутрь, выдохнула ошалело: – Вот это номер. Даже подумать не могла, что вернусь сюда вот так, будто домушник… – Показывай! – оборвал ее Денис. Время летело слишком быстро, и не факт, что их никто не заметил. На доме рядом запросто могли быть камеры, да и тут, внутри, мог поджидать сюрприз. Нереально, чтобы особняк в центре города оставался без присмотра, тут одна земля прорву денег стоит, а про сам дом и говорить нечего, это же целый памятник архитектуры, стыдно сказать, забыл какого века, на фасаде даже табличка об это имеется, сам недавно видел. – Сюда. – Шумилина подобрала полы пальто и пошла вверх по чудесной лестнице, ступала аккуратно, боком, крепко держалась за перила. С улицы падал свет от фонаря, внутри было довольно светло. Денис захлопнул дверь и двинул следом. Миновали нехороший проем, там все еще что-то шуршало и шелестело, но Шумилина даже не посмотрела в ту сторону. Остановилась на площадке и подняла голову. Лестница уходила вверх в подсвеченный синим полумрак, где-то высоко что-то скрипело длинно и протяжно, затем раздавался хлопок, потом все повторяло по новой. – Тут раньше гимназия была, потом школа. В войну госпиталь, – Шумилина прошла несколько ступенек вверх, посмотрела на Дениса и вернулась. Тот пропустил ее, осмотрелся, по-прежнему ловя каждый звук. Эта дверь, или что там на втором этаже дикими звуками душу вынимает, скрипела не так часто. Или так же? И вот этих хлопков не было, вернее, они звучали тише, и в окнах не мелькали тени. Показалось – нет, будто возник на миг в окне справа размытый нечеткий силуэт и сразу пропал, и больше пока не появлялся. Ясное дело, их заметили, и по следам понятно, что в закрытый дом кто-то проник, причем с самыми недобрыми намерениями, само собой, вот и высматривают. Хорошо, пока просто любопытные, а ведь скоро компетентные люди подтянуться могут. – Где ящики? – Денис крутил головой по сторонам. Они оказались в большом то ли зале, то ли квадратном коридоре: он пропадал в темноте, справа тянулись огромные окна, слева двери, почти все открыты. Шумилина подошла к первой, заглянула туда. – Не помню точно, – услышал Денис, – вроде здесь стояли. Или здесь… Хорошо, что их достали из хранилища, а то пришлось бы идти в подвал. Там такие тараканы жили, черные… Денис застыл на месте и покрепче сжал монтировку: от входа послышались голоса, точно бубнили двое или трое, отсюда не понять. Прошел немного назад, насторожив уши, но ничего не разобрал, кроме шороха собственных шагов. И тут над головой раздался негромкий мерный топот, будто пробежал кто-то, и дверь там не заскрипела, а грохнула от души. Шумилина стояла на пороге кабинета и смотрела вверх. – Так бывает, – она не сводила с потолка глаз, – говорят, это дети балуются. Ну, те, которые тут учились раньше, еще до войны. Дети балуются, ага. Сердце аж в горле колотилось от этого баловства. Денис заглянул в кабинет: полно стеллажей, шкафов, куча папок с бумагами, на столах и полу пыль и бумажные обрывки. Шумилина прошла дальше, заглянула за другую дверь, Денис шагнул туда и замер на полдороге: в окно смотрел человек. Причем не с той стороны, от елок и сугробов, а с этой, с их, стоял к ним спиной, приподнявшись на носках, и выглядывал на улицу. Маленький, тощий, в темном тряпье – Денису показалось, что это девочка с очень короткими светлыми волосами. Она водила пальцем по стеклу, подышала на него, и в этом месте образовалось бледное мутное пятно. Душераздирающе заскрипела дверь наверху, по полу пробежал сквозняк, и раздались взрывы: где-то недалеко начался салют. Вспышка ослепила, затмила мигающую синеву, и девочка исчезла, окно было темным и пустым. – Вот они, – раздался тихий голос, Денис кое-как перевел дух и пошел к Шумилиной. Та стояла между стеллажей, заваленных бумагами и то ли мешками, то ли похожим тряпьем, и светила в угол телефоном. Там высились два длинных деревянных ящика, один на другом, обычные ящики с черными цифрами и буквами на боках. – Вот, – повторила Шумилина, – они здесь, как я и говорила. Она отошла, пропустила Дениса, пропала в темном углу у окна. Вид отсюда открывался отличный, на подсвеченный зеленым монастырь: купола выглядывали из низинки, точно облака над болотом. Денис осмотрел ящики, даже принюхался: тленом вроде не пахнет, но столько лет прошло, что могло уже и выветриться. Поддел монтировкой металлическую полосу обшивки и принялся отдирать доски. Шумилина затаилась в своем углу и точно не дышала там, даже поганая дверь перестала скрипеть, и тени вели себя прилично. Снова загрохотал салют, потом неподалеку начали рваться петарды, Денис отодрал одну доску, другую, третью, и глазам своим не поверил. Вот чего угодно ждал, даже с мумией бы смирился – в качестве платы за свою глупость, что полез черт знает куда – но это! Тленом тут и не пахло, в воздухе потихоньку расплывался запах оружейной смазки. Под досками оказался открытый цинк, а в нем пять автоматов, как толстенькие рыбки в консервной банке, пять «укоротов», «зажигалок» или АКСУ, автомат Калашникова складной укороченный. Денис выронил монтировку, схватил автомат – новенький, на необмятом брезентовом ремне, с еле уловимым душноватым запахом пороха. – Что это? – послышалось из угла, – я правильно понимаю, что это… Все она правильно поняла, чего тут не понять: братва припрятала в музее стволы на всякий случай, но случай вышел столь внезапный и роковой, что «калаши» пролежали в музее почти два десятка лет. А заодно и патроны: Денис только сейчас заметил на дне цинка несколько бумажных упаковок, схватил одну, вторую, вскрыл, и на ладонь высыпались тяжелые остроконечные цилиндрики. – С ума сойти, – шептала за спиной подкравшаяся Шумилина, – вот что они тогда притащили. Влад знал, интересно? Денис нашел магазин и быстро снарядил его вручную, хоть и заметил под коробками «расческу» – комплект для быстрого снаряжения магазина. Подумал мельком, что по-хорошему, срок годности у патронов уже истек, но тут же отогнал эту мысль: не до жиру, чем бог послал, как говорится, и вообще не тот случай, чтобы дареному коню зубы пересчитывать. «Укорот» отлично поместился под куртку и вообще никак о себе не напоминал, точно его там и не было. Денис повернулся так и этак, покрутился на месте – все просто блеск, жизнь заиграла новыми красками, и Костя не сегодня-завтра получит свои деньги в целости и сохранности. Скорее, завтра, сегодня уже почти полночь.