– Только ничего не трогай! – прошипел рядом Гриша. – Сама знаю! Один стул был опрокинут – видимо, на нём сидел Валерик, когда его ударили по голове. Маруся обошла стол с другой стороны, старательно отводя глаза от накрытого тела. Хорошо, что крови не видно!.. Второй стул стоял так, как будто сидящий отодвинул его, встал, но почему-то больше уже не садился. Может, потому, что гость встал как раз затем, чтобы убить хозяина? Он отодвинул стул, взял какой-то предмет – кстати, что это за предмет и где он? – ударил и ушёл, а мёртвый Валерик остался?.. На столе накрыто было на двоих – всё правильно рассказал участковый Илья Семёныч! И накрыто… деликатно, это точно. На разномастных тарелках залоснившаяся колбаса, сыр с масляными заветренными краями, серый сельповский раскрошившийся хлеб, коробка конфет, двух не хватает. Две гранёные розовые рюмки, точь-в-точь как у тёти Лиды, и бутылка портвейна, почти пустая. – Смотри, – прошептала Маруся, и Гриша оглянулся. Он рассматривал что-то на комоде. На одной из чашек были явные следы губной помады. – Его что, женщина убила?! – Совершенно необязательно, – быстро ответил Гриша. – Разумеется, портвейном и конфетами он угощался с какой-то дамой, но это не означает, что она его убила. Вдруг послышался какой-то шум, нарастающий хрип, Маруся метнулась к окну, зацепила стул, тот загрохотал. – Тихо! Тихо ты! – цыкнул Гриша. Хрип перерос в шипение, и большие часы, висевшие в простенке, пробили двенадцать раз. Маруся вытерла пот со лба. Гриша стоял не шелохнувшись, прислушивался. С улицы не доносилось никаких звуков, кроме обычных деревенских, – где-то пело радио, мальчишки играли в мяч, должно быть, возле сельпо, Прокопенко-супруг, по всей видимости, вновь натянул сетку, кто-то поехал на велосипеде, прозвонил в звонок. Марусе стало стыдно, что она так струсила. – Гриш, смотри, тут ещё окурки. Он посмотрел. – Явно курили двое. – Если пили двое, возможно, что и курили двое, – согласился Гриша. – Ты лучше ко мне подойди. Читай. Только руками не трогай. На комоде валялись какие-то счета, надорванные конверты с автомобильными штрафами, листы бумаги, все разного размера. – Вот, смотри. Маруся стала читать, сильно выгибая шею, потому что листок лежал криво. «В прокуратуру Российской Федерации, – было старательно выведено на листке в линейку. – Довожу до вашего сведения, что гражданин Васильев К. Д. был неоднократно замечен в противоправных и противозаконных действиях, наносящих реальный урон народному хозяйству с материальной стороны дела. Кроме того, гр. Васильев К. Д. также неоднократно замечался…» Больше текста на листочке в линеечку не было, а слова «реальный урон» были дважды подчёркнуты. Маруся прочитала ещё раз. – Эх, найти бы его компьютер, этого Валерика, – сказал Гриша задумчиво, – и посмотреть быстренько, что там есть!.. Всё стало бы на свои места. – Гриш, это же кляуза, да? – Это черновик кляузы. – И кто такой гр. Васильев, непонятно. – Непонятно, – согласился Гриша. – И непонятно, где именно он совершает противоправные и противозаконные действия! Валерик, видимо, собирался дальше это указать, но нам от этого не легче. – Гриш, а женщина? Если тут была женщина, куда она потом делась? Она убийца или сообщница, так получается? Он покивал. – Надо посмотреть, что на кухне, – сказал он и скрылся за бамбуковой занавеской, на которой были нарисованы пальмы и яхты. В этот момент за окнами зафырчал мотор, звук приблизился, скрипнули тормоза, и хлопнули двери. Гриша возник из-за занавески. Маруся замерла. Послышался ещё какой-то шум, хлопнула калитка. – Здравия желаю, товарищ капитан! – хриплым со сна голосом пролаял участковый. – Здорово, Семёныч! Что-то у тебя на участке каждую неделю происшествия?! Не так, видать, разъяснительную работу ведёшь! Вот впаяю тебе взыскание, будешь знать. – Воля ваша, товарищ капитан!.. – Ох, будь моя воля, я бы сейчас на Северке пескарей ловил! Ну, веди, показывай потерпевшего-то! – Быстро, – одними губами сказал Гриша. – В окно. Маруся ласточкой перемахнула подоконник, за ней бесшумно выпрыгнул Гриша, схватил её за подол и сильно потянул. Она почти упала на сухую твёрдую землю под стеной дома. В доме топали тяжёлые башмаки, громко разговаривали люди. – И окна распахнуты! – сказали у Маруси и Гриши над головой. – Да, видать, сквозняком распахнуло, товарищ капитан. А может, и были открыты, жарынь какая стоит, спасу нет. Да вы не беспокойтесь за окна, никто сюда не полезет, что вы! Деревенские все покойников до ужаса боятся! – Да где тут у тебя деревенские, когда все до единого дачники?! – Тоже верно, товарищ капитан. – Ну, докладывай, что ли. – В девять ноль-ноль без малого я постучал в дверь. Мне никто не ответил, я зашёл и вот тебе пожалуйста. В доме продолжали ходить. Защёлкал фотоаппарат. – А чего тебя понесло сюда в девять ноль-ноль без малого? – Жалоба поступила! От гражданки Александровой Лидии Витальевны. Покойник, то есть Валерий Петрович Сыркин, по её словам, обстрелял её племянницу из дробовика. – Подтвердилось? – Так точно. Стреляли в них. Лампочку разбитую и дробь я изъял при понятых. Не было никаких понятых, под стеной подумала Маруся. Придумал ты понятых, Илья Семёныч! Но мы с тётей тебя не выдадим! – Дробовик – вот он, я и без всякой экспертизы вам скажу, товарищ капитан, что из него стрельнули не позднее вчерашнего вечера! – Так, может, эта твоя Лидия Витальевна или племянница её и долбанули потерпевшего по черепушке-то? Со страху? Маруся стиснула Гришину руку. – Никак нет, такое невозможно, – твёрдо ответил Илья Семёнович. – Их там в доме трое человек, они после стрельбы заперлись на все замки и всю ночь глаз не сомкнули. Сама Лидия Витальевна – человек исключительно положительный, племянница в университете обучается и вообще – девушка-ромашка, никаких тебе вредных привычек, кавалеров подозрительных, никаких шумных компаний, мухи не обидит! Маруся слушала, и ей было стыдно, что Гриша тоже это слышит. – А третий кто? Ты сказал, их в доме трое вроде. – Бывший сосед ихний. Академика Яхонтова внучок. Яхонтовы участок уж лет десять как продали, а внучок приехал бывших соседей навестить, то есть Лиду и племянницу её. Мне так Лида объяснила. Они, видать, и в городе дружат, а может, и соседствуют. – То есть обстрелянные не при делах, получается? – По моему мнению, нет. Не при делах. А потерпевший был мужик вздорный, характером вредный. Крови многим поперепортил. Жена его и та раз в год по обещанию наведывалась. – Гош, ты снимаешь? – Ясное дело, товарищ капитан, – бодро ответил невидимый Гоша. – А орудие убийства где? – А вот тут загвоздка, товарищ капитан. Нету его. – Как?! Убийца с собой забрал, что ли? – Выходит, забрал. – Марат Яковлевич, чем его шарахнули?