Возникла некоторая пауза, а потом заговорил язвительный и отчётливый голос: – Как всегда, тяжёлым тупым предметом. Череп раскроен, по всей видимости, смерть наступила мгновенно. Как говорила моя бабушка Сара, когда приходили нежданные гости, эффект внезапности! Похоже, в момент смерти потерпевший что-то писал. Вот ручка. – Писатель! – фыркнул товарищ капитан. – Я думал, он портвейн пил, а он – писал. Экая разносторонняя личность! Из двустволки пострелял, портвейнцу попил, потом пописал! А там чего, Илья Семёныч? – Кухня и спальня. – Сейчас они выйдут из комнаты, – зашептал Гриша Марусе на ухо, – и мы уходим. Очень быстро и очень тихо. Я первый, ты за мной. Поняла? Маруся кивнула. – На счёт «три». Раз. Два. – Она зажмурилась. – Три! Гриша, пригибаясь, побежал к сетке, перемахнул через неё, Маруся тоже сорвалась с места и побежала, как могла – ей казалось, очень быстро. Он уже приподнял нижний край, и Маруся, обдирая колени, кое-как протиснулась под сетку. – Что ты еле шевелишься, – прошипел Гриша. Раскопал в траве свой рюкзак, и они бросились к деревьям. Бежали они довольно долго и остановились, только когда дом Сыркина скрылся за поворотом дороги. – Я сейчас умру, – сказала Маруся, наклонилась и упёрлась ладонями в колени. – От жажды. И ещё от страха. Гриша вытащил из рюкзака бутылку воды и подал ей. Вода была тёплой, почти горячей, изумительной на вкус. Обливаясь и постанывая от наслаждения, Маруся выпила половину, а половину отдала Грише, и он тоже стал жадно пить. – Давай на траве посидим, – допив, предложил он. Они сели под дерево на колкую траву, и Маруся подолом юбки вытерла горящее лицо. – Вы молодец, Джон, – похвалил Гриша и обнял её одной рукой. – Ваше умение лазать под заборами достойно кисти самого лучшего карикатуриста в мире! – Гриш! – Маруся укоризненно посмотрела на него. – Ну что ты всё дразнишься!? Ну, знаю, что я размазня и тетёха! Не умею быстро бегать, скакать через козла и брать препятствия! И что теперь?! – Никакая ты не тетёха, – сказал он удивлённо. – Я совсем не то имел в виду. – Да! Не то! Мне школьная физкультура всю жизнь отравила! Вот всю жизнь! Может, я совсем другая была бы, если б не физкультура! – Маня, при чём тут школьная физкультура, я не понял? – Да при том, что это одни страдания! Прыгать не могу, в волейбол не умею! Ну, неловкая я! И нечего на меня смотреть! На козле этом я всю жизнь застревала, а другие девчонки знаешь как перепархивали?.. Мне физкультурник орал: «Александрова, что вы на него лезете, как куль с мякиной?!» И все смеялись. И ты вот тоже смеёшься!.. – Я не смеюсь, – он как будто всерьёз растерялся. – Ты ничего не поняла. Наоборот, я хотел сказать, что ты очень ловкая. И собранная. И хладнокровная! Ты же не стала орать и не побежала сдаваться, когда эти приехали, на «газике»! Ты в окно выскочила. Выпорхнула, – поправился он и улыбнулся. Маруся посмотрела, не смеётся ли всё же, но он и впрямь не смеялся. – А потом бежала! Нет, ты летела как стрела!.. Маруся улыбнулась. – А про карикатуриста я просто так сказал. Нет, ну правда, всё это, наверное, было очень смешно! Как мы с тобой подслушивали, а потом понеслись… – Благодарю вас, Шерлок, – кивнула Маруся. Она помолчали. – Очень хочется есть, – пожаловался Гриша, сорвал травинку и стал её жевать. – Я тебе яйцо варила, – спохватилась Маруся. – Вкрутую, как ты любишь. И забыла про него. Хорошо бы тётя его выключила, а то оно, наверное, давно на потолке. Вот кулёма и есть кулёма!.. – Марусь, ты мне надоела. Ты вроде идиотическими припадками никогда не страдала. – Это не идиотические припадки, – объяснила она серьёзно, – а комплексы. Медицинский термин. – Я считаю, что комплексы и есть идиотизм. – Повезло тебе. Ты – человек без комплексов! – Я как-то никогда об этом не задумывался. – Повезло тебе ещё раз!.. Они помолчали. Солнце светило, где-то трактор гудел, стучал мяч, мальчишки вопили восторженно: «Е-есть!», и радио пело длинную песню. – Пойдём на речку, – вдруг предложил Гриша. – Последние дни такая теплынь стоит, потом дожди зарядят. Как пить дать. Маруся, ни секунды не думая, потёрлась щекой о его плечо. Плечо было твёрдым, и от футболки приятно пахло – одеколоном и немного потом. Гриша пристроил подбородок ей на макушку, и они некоторое время сидели молча и неподвижно. …Разве можно двигаться и разговаривать, когда твоя щека лежит у него на плече, а его подбородок упирается в твою макушку?.. Двигаться и разговаривать в таких случаях – преступление. Вам так не кажется?.. Они сидели довольно долго, а потом он отстранился. Маруся вздохнула. – На речку, – быстро сказал он. – Только по дороге зайдём ещё в одно место, ладно? – В какое место? – К Наталье, у которой, по слухам, имеется телефон Валерикиной жены. – Зачем? – Мы попросим номер и поговорим с его женой. Может, это она приезжала вчера? Маруся была согласна на всё, идти куда угодно и делать что угодно. В конце концов, они ведь собрались на речку! В первый раз с тех пор, как они плавали вместе на тигре по имени Васька. Он очень быстро прохудился и потом всё время сдувался. Они пошли по дороге обратно в сторону Валерикиного дома, возле которого так и стоял «газик», – видимо, егорьевские сыщики продолжали расследование. Наталья, похожая на маленькую кудлатую болонку, вешала во дворе своего дома бельё. – Здравствуйте, Наталья! – прокричал из-за низкого штакетника Гриша. – Бог в помощь! Маруся на него взглянула, фыркнула и покрутила головой. Женщина оглянулась. – А мы к вам! – У меня давно всё готово, – неожиданно ответила Наталья. – Сейчас только бельё довешаю! Гриша с Марусей ничего не поняли. Наталья пристроила на верёвку последнюю наволочку. – Парень, как тебя, Гриша, да? Тащи вон ту рогулину! Она показала, какую именно «рогулину» тащить. К яблоне на самом деле была прислонена суковатая палка. Гриша принёс её. – Ну, подцепляй, подцепляй! – Что… подцеплять? – Ах ты, что за молодёжь бестолковая! Видишь, бельё почти по земле полощется! Верёвку подцепляй рогулиной! Дай, я сама! Она ловко зацепила суком бельевую верёвку, утвердила палку на земле, полотенца и наволочки вознеслись вверх, как на флагштоке. – Ну вот, внизу-то пылища, а так хорошо! А теперь пошли! В доме Наталья скрылась за какой-то занавеской, чем-то там пошуровала и выволокла огромный медный таз. – Вот! – сказала она, любуясь на таз. – Для райских яблок самое лучшее дело. А Лида сначала сироп из антоновки варит? Маруся призналась, что не знает. – Ну, говорю же, бестолковые! В медном тазу сироп ни за что не потемнеет – это главное, когда из райских яблок варишь. Лида меня ещё утром попросила, сказала, парня пришлёт. – Наташа, – отважилась Маруся, – а у вас нет телефона жены Валерика? Как её зовут? Наташа вдруг как будто испугалась. Глаза у неё забегали, словно у маленькой девочки, уличённой во вранье. – Какой телефон? Зачем телефон? – пробормотала она, схватила какое-то полотенчико и стала смахивать пыль с комода.