Не слушают его дураки. – Нет, – говорят, – нам не нужно: с нас платы и податей никаких нейдёт – куда же нам деньги? Лёг, не ужинавши, спать старый дьявол. Дошло это дело до Ивана-дурака. Пришли к нему, спрашивают: – Что нам делать? Проявился у нас господин чистый: есть, пить любит сладко, одеваться любит чисто, а работать не хочет и Христа ради не просит и только золотые штучки всем даёт. Давали ему прежде всего, пока не забрались, а теперь не дают больше. Что нам с ним делать? Как бы не помер с голода. Отслушал Иван. – Ну что ж, – говорит, – кормить надо. Пускай по дворам, как пастух, ходит. Нечего делать, стал старый дьявол по дворам ходить. Дошла очередь и до Иванова двора. Пришёл старый дьявол обедать, а у Ивана девка немая обедать собирала. Обманывали её часто те, кто поленивее. Не работамши, придут раньше к обеду, всю кашу поедят. И исхитрилась девка немая лодырей по рукам узнавать: у кого мозоли на руках, того сажает, а у кого нет, тому объедки даёт. Полез старый дьявол за стол, а немая девка ухватила его за руки, посмотрела – нет мозолей, и руки чистые, гладкие, и когти длинные. Замычала немая и вытащила дьявола из-за стола. А Иванова жена ему и говорит: – Не взыщи, господин чистый, золовка у нас без мозолей на руках за стол не пускает. Вот, дай срок, люди поедят, тогда доедай, что останется. Обиделся старый дьявол, что его у царя с свиньями кормить хотят. Стал Ивану говорить: – Дурацкий, – говорит, – у тебя закон в царстве, чтобы всем людям руками работать. Это вы по глупости придумали. Разве одними руками люди работают? Ты думаешь, чем умные люди работают? А Иван говорит: – Где нам, дуракам, знать, мы всё норовим больше руками да горбом. – Это оттого, что вы дураки. А я, – говорит, – научу вас, как головой работать; тогда вы узнаете, что головой работать спорее, чем руками. Удивился Иван. – Ну, – говорит, – недаром нас дураками зовут! И стал старый дьявол говорить: – Только не легко, – говорит, – и головой работать. Вы вот мне есть не даёте оттого, что у меня нет мозолей на руках, а того не знаете, что головой во сто раз труднее работать. Другой раз и голова трещит. Задумался Иван. – Зачем же ты, – говорит, – сердешный, так себя мучаешь? Разве легко, как голова затрещит? Ты бы уж лучше лёгкую делал работу – руками да горбом. А дьявол говорит: – Затем я себя и мучаю, что я вас, дураков, жалею. Кабы я себя не мучал, вы бы век дураками были. А я головой поработал, теперь и вас научу. Подивился Иван. – Научи, – говорит, – а то другой раз руки уморятся, так их головой переменить. И обещался дьявол научить. И повестил Иван по всему царству, что проявился господин чистый и будет всех учить, как головой работать, и что головой можно выработать больше, чем руками, – чтоб приходили учиться. Была в Ивановом царстве каланча высокая построена, и на неё лестница прямая, а наверху вышка. И свёл Иван туда господина, чтобы ему на виду быть. Стал господин на каланчу и начал оттуда говорить. А дураки собрались смотреть. Дураки думали, что господин станет на деле показывать, как без рук головой работать. А старый дьявол только на словах учил, как не работамши прожить можно. Не поняли ничего дураки. Посмотрели, посмотрели и разошлись по своим делам. Простоял старый дьявол день на каланче, простоял другой – всё говорил. Захотелось ему есть. А дураки и не догадались хлебца ему на каланчу принесть. Они думали, что если он головой может лучше рук работать, так уж хлеба-то себе шутя головой добудет. Простоял и другой день старый дьявол на вышке – всё говорил. А народ подойдёт, посмотрит-посмотрит и разойдётся Спрашивает и Иван: – Ну, что господин, начал ли головой работать? – Нет ещё, – говорят, – всё ещё лопочет. Простоял ещё день старый дьявол на вышке и стал слабеть; пошатнулся раз и стукнулся головой об столб. Увидал один дурак, сказал Ивановой жене, а Иванова жена прибежала к мужу на пашню. – Пойдём, – говорит, – смотреть: говорят, господин зачинает головой работать. Подивился Иван. – Ну? – говорит. Завернул лошадь, пошёл к каланче. Приходит к каланче, а старый дьявол уж вовсе с голоду ослабел, стал пошатываться, головой об столбы постукивать. Только подошёл Иван, спотыкнулся дьявол, упал и загремел под лестницу торчмя головой – все ступеньки пересчитал. – Ну, – говорит Иван, – правду сказал господин чистый, что другой раз и голова затрещит. Это не то что мозоли, от такой работы желваки на голове будут. Свалился старый дьявол под лестницу и уткнулся головой в землю. Хотел Иван подойти посмотреть, много ли он работал, вдруг расступилась земля, и провалился старый дьявол сквозь землю, только дыра осталась. Почесался Иван. – Ишь ты, – говорит, – пакость какая! Это опять он! Должно, батька тем – здоровый какой! Живёт Иван и до сих пор, и народ весь валит в его царство, и братья пришли к нему, и их он кормит. Кто придёт скажет: – Корми нас. – Ну что ж, – говорит, – живите – у нас всего много. Только один обычай у него и есть в царстве: у кого мозоли на руках – полезай за стол, а у кого нет – тому объедки. Много ли человеку земли нужно I Приехала из города старшая сестра к меньшей в деревню. Старшая за купцом была в городе, а меньшая за мужиком в деревне. Пьют чай сёстры, разговаривают. Стала старшая сестра чваниться – свою жизнь в городе выхвалять: как она в городе просторно и чисто живёт и ходит, как она детей наряжает, как она сладко ест и пьёт и как на катанья, гулянья и в театры ездит. Обидно стало меньшей сестре, и стала она купеческую жизнь унижать, а свою крестьянскую возвышать. – Не променяю я, – говорит, – своего житья на твоё. Даром что серо живём, да страху не знаем. Вы и почище живёте, да либо много наторгуете, либо вовсе проторгуетесь. И пословица живёт: барышу наклад – большой брат. Бывает и то: нынче богат, а завтра под окнами находишься. А наше мужицкое дело вернее: у мужика живот тонок, да долог, богаты не будем, да сыты будем. Стала старшая сестра говорить: – Сытость-то какая – со свиньями да с телятами! Ни убранства, ни обращенья! Как ни трудись твой хозяин, как живёте в навозе, так и помрёте, и детям то же будет. – А что ж, – говорит меньшая, – наше дело такое. Зато твёрдо живём, никому не кланяемся, никого не боимся. А вы в городу все в соблазнах живёте; нынче хорошо, а завтра подвернётся нечистый – глядь, и соблазнит хозяина твоего либо на карты, либо на вино, либо на кралю какую. И пойдёт всё прахом. Разве не бывает? Слушал Пахом – хозяин – на печи, что бабы балакают. – Правда это, – говорит, – истинная. Как наш брат сызмальства её, землю-матушку, переворачивает, так дурь-то в голову и не пойдёт. Одно горе – земли мало! А будь земли вволю, так я никого, и самого чёрта, не боюсь! Отпили бабы чай, побалакали ещё об нарядах, убрали посуду, полегли спать. А чёрт за печкой сидел, всё слышал. Обрадовался он, что крестьянская жена, на похвальбу мужа навела: похваляется, что, была б у него земля, его и чёрт на возьмёт. «Ладно, думает, поспорим мы с тобой; я тебе земли много дам. Землёй тебя и возьму». II Жила рядом с мужиками барынька небольшая. Было у ней сто двадцать десятин земли. И жила прежде с мужиками смирно – не обижала. Да нанялся к ней солдат отставной в приказчики и стал донимать мужиков штрафами. Как ни бережётся Пахом, а либо лошадь в овсы забежит, либо корова в сад забредёт, либо телята в луга уйдут – за всё штраф. Расплачивается Пахом и домашних ругает и бьёт. И много греха от этого приказчика принял за лето Пахом. Уж и рад был, что скотина на двор стала, – хоть и жалко корму, да страху нет. Прошёл зимой слух, что продаёт барыня землю и что ладит купить её дворник с большой дороги. Услыхали мужики, ахнули. «Ну, думают, достанется земля дворнику, замучает штрафами хуже барыни. Нам без этой земли жить нельзя, мы все у ней в кругу». Пришли мужики к барыне миром, стали просить, чтоб не продавала дворнику, а им отдала. Обещали дороже заплатить. Согласилась барыня. Стали мужики ладить миром всю землю купить; сбирались и раз и два на сходки – не сошлось дело. Разбивает их нечистый, никак не могут согласиться. И порешили мужики порознь покупать, сколько кто осилит. Согласилась и на это барыня. Услыхал Пахом, что купил у барыни двадцать десятин сосед и она ему половину денег на года рассрочила. Завидно стало Пахому: «Раскупят, думает, всю землю, останусь я ни при чём». Стал с женой советовать. – Люди покупают, надо, – говорит, – и нам купить десятин десяток. А то жить нельзя: одолел приказчик штрафами.