— А ведь он так хотел улететь, — это подал голос третий. — Кто, Ромул? — Нет, Симах Нуари. Он так хотел отправиться восвояси в своё Большое Гнездо и на две тысячи сезонов забыть об артманах. — Спасители, — снова хихикнул по вновь приобретённой привычке рыжий, — если бы он видел то, что видим мы, он бы даже Сол-систему не посмел покинуть. Трое из ларца вновь синхронно посмотрели в небеса. — Но летящему придётся улететь и летящему придётся вернуться. А вот когда он это сделает, мы всё-таки поговорим. И тогда уж он явится лично, и лично нас выслушает. — Ты сейчас слова Ромула повторяешь. Побуквенно. — Почему нет, он мудрый человек. — Всего лишь человек? — И человек тоже. И надежда наша сегодня на то, что он об этом помнит. — А в этом есть какие-то сомнения? — Кто его знает, — пожал плечами рыжий, — теперь впору начинать сомневаться даже в самых очевидных вещах. Мы так привыкли к ним, сжились, не сомневаясь что вся чернота и незыблемость нашего пути в том и состоит. Прилетит враг, мы с ним станем биться, и смертию смерть поправ, выжившие отправятся во внешний космос, навсегда оставив Матушку. — А на деле? — А на деле никакого врага не оказалось, друзья же наши вышли похуже врагов. — Но чёрная колея осталась там же, где и была. — И это самое любопытное! — рыжий достал из-под пледа указательный палец и второй за сегодня раз воздел его горе. — То есть мы движемся и не движемся одновременно, впрочем, со всей этой нескладной реальностью. И да, наша разлюбезная ксил была права. — В чём конкретно? — двое отвечали ему скорее механически, по привычке, нежели искренне желая продолжать диалог, который им давно уже наскучил. — Когда сказала, что здесь случился один из разломов реальности. С одним лишь допущением. Она угадала место, но не угадала время. Троих из ларца словно наотмашь ударило. Надвигающиеся сумерки разом погасли, а на месте набрякших грозой снежных туч небеса облачило видение совсем иного рода. Плотные шеренги металлических жвал, ритмично двигаясь, перемалывали вставшего у них на пути километрового рыцаря. Сверкали во вспарываемом воздухе когерентные пучки, с воем неслись боеголовки, один за другим детонировали ядерные фугасы, но рыцарь стоял. В нём несложно было угадать то ржавое чудище, что тонуло сейчас в океане перед троими в этой, существующей для них реальности. Именно здесь должен был пролечь один из рубежей планетарной обороны. Именно сейчас он должен был выстоять своё. И пасть, как многое до него и ещё многое после. Но видение было и прошло. А рыцарь остался дальше ржаветь. Сколько ещё подобных изломов реальности им троим придётся увидеть, прежде чем они окончательно дойдут до сути. Да, изломы были. Громогласные, титанические. Крошечные, едва заметные. Здесь ради мёртвого рыцаря умерла девочка Машка и не умер мальчик Франтишек. Но изменило ли это хоть что-нибудь? — Сколько мы их насчитали? — Кого «их»? — Ключевых моментов. Второй прикрыл щёлочки своих раскосых глаз. — Тех, что доподлинно зарегистрированы, уровня инцидента на Церере? Не менее сорока. Но какая разница, сколько их было? — Сорок важных исторических развилок, вероятность которых в итоге была драматически отлична от стопроцентной. Какова вероятность, что они всё-таки оставили чёрную колею нерушимой? — Один к тысяче миллиардов, — нехотя подтвердил третий. — И что это значит? — Это значит только то, что нас тащит за собой сила, не подконтрольная ни Ромулу, ни нам, ни, вон, всем этим пришлым соглядатаям. Нас стабилизирует в этой чёртовой потенциальной яме сама Вечность. — Опять ты за своё, — поморщился, как от зубной боли, второй. — Какая разница, мы так и так остаёмся слепы и глухи надолго. — Ну почему же. Впереди Век Вне, за ним Битва Тысячелетия, Финнеанский мятеж, Мирофаит. Рано или поздно мы сойдём с чёрной колеи, рано или поздно мы выскользнем из-за Барьера, совершим свой побег. Дайте только время. Главное, что у человечества теперь есть будущее. — Сперва нам придётся этот самый Барьер возвести. Трое помолчали. На этот раз первым подал голос самый неприметный. — Ты и правда веришь, что Симах Нуари послушает нас и предоставит Ромулу всё необходимое? — Не Ромулу. Соратникам. То есть как их там, Воинам. Причём предоставит с радостью. Он же тоже не слепой, хоть и упёртый, как все летящие. Он сейчас не в том положении, чтобы колебаться. Опять же, у него в свите, на наше счастье, есть ирн. — А что ирн? — Ирны видят всё иначе из-за своего собственного Барьера, который они так и не решились покинуть. И они лучше нашего понимают, что особого выбора у спасителей нет. Или сделать, как мы хотим, или оставить человечество на Матушке ещё на тысячу лет, и тогда уже получить совсем иную, уже поистине чёрную колею. Вы видели, что это может быть. О да, они видели. Бескрылые птицы, бьющиеся с Железной армадой. Бьющиеся в одиночестве и погибающие в одиночестве, сгорая в огне собственных звёзд. Помня о том, что так быть не должно. Помня о своём давнем выборе. Нет, соорн-инфарх фанатик, но не дурак. Впрочем, не людям, всерьёз обожествляющим собственную планету, рассуждать о фанатиках. — Но если летящие вернут нам излучатель, стало быть, нам тоже следует улетать. Как же мы Её оставим? — А вот так и оставим. Ты прекрасно знаешь, что в каждой из известных нам миллиардов вариантов развития событий внутри Большого цикла Мать должна была умереть. — Но не так. Рыжий кивнул, мрачнея. — Не так. Но и чёрной колеи никто из нас раньше не видел. Значит, наше открытие и эта колея как-то да связаны. И тут же безо всякого перехода яростно, в голос захохотал. — Ну что опять? — Я тут подумал, вы только не злитесь, что если бы Симах Нуари каким-то чудом смог осознать, что именно сталось с Матерью, он бы не только не покинул Сол-систему, он бы, пожалуй, и человечество отсюда не выпустил. А то, поди, и прихлопнул бы тут нас всех, как мух. Крылу одного залпа из всех орудий бы хватило. — Что же ты радуешься? — неприязненно проскрежетал бородатый. — Я радуюсь, что этого не случится. Не потому, что подобное совсем невозможно, а потому, что этого не допустит всё та же колея. — Ты так говоришь, будто речь идёт об одушевлённых сущностях со своей волей и сознанием. — Почему нет? Мать — наше коллективное «я», собирательный слепок всех смертных душ, запертых на этом голубом шарике. Безумная, отравленная ноосфера, без которой мы все стали как слепые котята, даже Ромул. Он убил Её, но он же теперь тысячи лет посвятит Её возвращению. И в итоге добъётся своего. Только человечество к тому моменту о Ней позабудет. Такая вот горькая ирония. — С тем же успехом можно одушевлять этот океан внизу. — Почему нет? Океану молились тысячи поколений наших предков с самого появления человека как вида. Ему не ответили. Закат окончательно растворился в чёрных тучах, снег кружил в автоматически активировавшихся прожекторах посадочной площадки, обустроенной автоматами обслуживания в сотне метров позади троих из ларца, подальше от клиффа. Трое не спешили. Их чувство времени было единственной путеводной нитью, что вела слепых Хранителей тернистыми путями Курукештры. Тилтвинг прилетит и улетит, и никого вокруг не останется. И только изъеденный ржавчиной от небрежения и скуки рыцарь останется почивать здесь во веки вечные. Или же нет. Или же кругом него и правда зыбко реет на холодном зимнем ветру нечто иное. Нечто нематериальное, но оттого ещё более ценное. Легчайшая кисея не исполненных мечтаний и позабытых надежд. Воспоминания о некогда сорвавшемся с ветки листке. О всех тех людях, что жили и умирали у лона Матери. О юной девочке Машке, которая решила всех спасти.