— Я же говорил, что мои видения — все они — оказались неправдой. И небо это, и земля вокруг… — Тогда в чём смысл? Зачем ты мне показываешь весь этот галлюцинаторный бред? Обернувшись, он ещё раз вдохнул чуть кисловатый, пропитанный электричеством морозный воздух антарктического плато. — Или это всё — предсмертный подарок мне, я же помню, чем закончилась наша предыдущая встреча! В ответ тень почему-то вновь рассмеялась. — А я тебя переоценил, генерал-партнёр, по всей видимости, заседания в больших кабинетах и мягких креслах плохо сказываются на когнитивных способностях. Так ты решил, что тебя подменили после Тронного круга, в качестве последствий нашего разговора, наверняка твой выдающийся, хм, прототип попытался что-то совершить, вырваться из-под контроля и тогда-то его и пришлось заменить? Ма Шэньбин не стал отвечать, опасаясь вновь сорваться. — Так вот, всё случилось куда раньше, мои агенты разыскали твою, точнее его медицинскую карту. Оттуда и выяснилось, почему карьера Ма Шэньбина не двигалась. Твоему оригиналу пророчили лет десять жизни, не больше. Так что пришлось действовать решительно. Не скажу, что преждевременная смерть настоящего тебя не доставила мне определённого удовольствия, я не люблю предателей. Но действовать из чистой мстительности мне не свойственно. Я просто спасал ценный актив. — И я в это должен поверить? — Почему бы и нет. Оглянись, что ты видишь? — Не знаю. Символ утерянной свободы? Мол, смотри, старик, что ты упускал всё это время. — Ты так ничего и не понял. Ты думаешь, что всё вокруг — нереально? Ма Шэньбин коротко кивнул. — Как вообще оно может быть реально. Я лежу сейчас в своём хранилище и готовлюсь к смерти, потому что понимаю, чем заканчиваются подобные задушевные беседы. Люди привычно обвиняют корпорации в жестокости, но по сравнению с жестокостью Ромула мы тут как дети малые. — Уж поверь мне, дети тоже могут быть весьма жестоки. — Довольно, говори, что хотел сказать, и позволь мне вернуться обратно к себе. Тень усмехнулась. — Ты всегда был до крайности уверен в своей правоте. Что ж, я тебя разочарую. Никуда ты не вернёшься. Потрогай этот снег, разве он похож на плод воздействия даже самой продвинутой аугментации? Ма Шэньбин пожал плечами, но всё-таки наклонился и собрал горстью крупинки льда, не без удивления почувствовав, как та в ответ заныла. По пальцам покатились крупные капли в зеленоватых отблесках авроры. А по спине побежала волна озноба. Ему и правда стало холодно. — Так всё вокруг — реально. А где… — только тут его застиг шок осознания. — А где моё прежнее тело? — Не твоё, что уж там. Оно на месте, живее всех живых. Он молчал, не зная, что ответить. — И что мне с ним делать? Тень хмыкнула. — Решайте это между собой. Ты, кажется, злился на меня по поводу судьбы вашего прототипа? Ну, что ж, на этот раз я ничего не решаю. Референтам вашим, правда, придётся как-то объяснить, чего это наш любезный генерал-партнёр снова ожил, но я думаю, вы справитесь. И не смотри на меня так, я только что подарил тебе полтора века жизни. Цени. Ма Шэньбин чувствовал в тот миг лишь подступающую к горлу ярость. — Это и есть твой… подарок, который ты обещал? — Вряд ли его кто-нибудь, кроме тебя, оценит, но нет, это не он. Как я говорил, мы вовсе не вернулись, хотя и доставили сюда вместо себя эти орбитальные платформы, — тень указующе ткнула в зенит. — Мы прилетели попрощаться. Ты хотел свободу? Ты её получил. Дарю. Свободу и долгую жизнь, пусть и всё такую же ограниченную пределом Четвёртой фазы. Платформы же побудут гарантией, что с Землёй ничего не случится. В это не было никакого смысла. Никакого! Смысла! — Ты всё ещё веришь, что пророчество Предупреждения сбудется? — Я больше не знаю, чему верить. Потому продолжаю пребывать слепым во тьме. Но тем не менее, я знаю одно, Земля так или иначе останется после нас, что бы ни случилось. Она останется одна, погибнет, но возродится. — Значит, люди на Мату… на Земле обречены? Вы оставляете нас, обрекаете на смерть? — Ну почему же на смерть. Мы покидаем Землю, забирая с собой всех, кто остался верен Корпорации, вы же вольны оставаться и встретить наступление ледника, можете продолжить покорять безжизненные просторы внешних планет, а можете отправиться вслед за нами. — Куда же? — В Дальний космос. Галактика большая. Живите там, как хотите. Мы даже оставим вам функционирующие орбитальные доки в облаке Оорта, можете строить там такие же платформы и лететь, куда хотите. Или продолжайте воевать друг с другом, мне плевать. Я больше не несу ответственности за ваши жизни. — А я, выходит, несу. — А это уже от тебя самого зависит. Это ты мне пенял, что я жертвы не считаю. Тебе виднее, какое значение ты в эту мысль вкладываешь. Ма Шэньбин задумался. — А что Соратники, они тоже разделяют твоё желание оставить эту планету? — В отличие от тебя, у них нет особого выхода. Мы с ними — рабы того будущего, той злосчастной колеи, в которую однажды угодили, когда погибла Мать. И нам с ними ещё долгие столетия расплачиваться за ту ошибку. Ма Шэньбин покачал головой, остывая. Фанатики. Чёртовы фанатики, о чём вообще с ними можно разговаривать? — Похоже, нам пора заканчивать. Тень как всегда правильно прочитала выражение его лица. — Погоди. Последний вопрос. Если вы уходите, выходит, нам тоже нужно готовиться… но к чему? Мы же не сможем никуда улететь в ближайшие по крайней мере два столетия. Но это ваше Предупреждение… Повисла пауза. Тень раздумывала. — Ты ждёшь от меня ответа, которого у меня нет. Угрозу вторжения никто не отменял. Но если слепота близнецов о чём-то и говорит, так это о том, что будущее, во всяком случае реализуемое будущее покуда остаётся неизменным. Что бы мы — или вы — ни делали, ничто не сдвинется с этой проклятой колеи. А потому — будет, как будет. Смирись с этим и делай своё дело. Я, во всяком случае, уже смирился. — Но постой, неужели тебе всё равно, как погибнет Земля, в огне и быстро или же медленно застыв под ледяным панцирем? Тут он и сам сообразил, насколько глупо сейчас выглядит. — Мне — не всё равно, — отчеканила тень. — Я оставляю здесь орбитальные платформы и последний форпост обороны на антарктическом материке, который будет до последнего подпитывать форк излучателя. И упаси тебя Мать от попыток найти, где он спрятан. В голосе тени впервые за весь их разговор прорезался скрежет разрываемого металла. — А если этого окажется недостаточно? — Об этом будут думать те, кто выживет. Так или иначе, времени на раздумья больше не осталось. Тень подумала и добавила. — Прощай. Я надеюсь, что мы больше не увидимся. XXIV. 50. Оставшийся Гексапод с нутряным урчанием продолжал копаться в расщелине, не реагируя на команды. Вот козлина. Клаус в который уже раз покосился на циферблат, стараясь не злиться. Эта железка не обязана тебе подчиняться, скажи спасибо, что помогает, видать, хватало у неё соображения, что в одиночку тут не выжить, но вот стоит ей заинтересоваться чем-то в развалинах — за уши оттуда не оттащишь. Будь у неё вообще уши. Но решать что-то надо, синева по ту сторону пролома продолжала сгущаться, ещё четверть часа — и окончательно стемнеет, а в потёмках по Мегаполису лучше не шариться, если жить охота. Опять же, нитинол при стремительно падающей забортной температуре начинает лагать, споткнётся гексапод на обледеневшей рампе и поминай, как звали. Как он тогда, без гексапода-то. Клаус свиснул, аж уши заложило от натуги. Механоид в ответ послушно замер, прекратив беспорядочные телодвижения, но и обратно не пошёл. Да что ж с тобой поделать! Клаус, чувствуя, что уже весь на нервяке, снова беспокойно сбегал внаружу, поводил там носом, прислушиваясь, как пощипывает в пазухах — пожалуй, все минус двадцать — и тут же спрятался обратно, слишком уж задувает. От так, а что это у нас? Гулящий гексапод радостно сжимал в хелицерах кусок металлопласта, и как только сумел отломать, он же будет покрепче его мандибул. Так и челюсть сломать недолго, а где её, запасную, возьмёшь?