— Всё ты понимаешь, — она глядела на него в упор, прямо в глаза, не давая увильнуть от ответа. — В каком возрасте ты себя отчётливо помнишь? — К чему этот вопрос? — Твои родители погибли при крушении «Анатолии», тебя отдали на воспитание в семью двоюродного дяди, семья была большая, как у всех на Красной, двенадцать детей, по сути, ты рос в окружении триде-принтеров на автоматизированной фабрике по сборке экзостютов, где работали твои приёмные родители и старшие братья. Почему-то сплошь мальчики. Мне продолжать? В кабине коптера повисло напряжённое молчание. — Откуда ты всё это знаешь? Ты сумела добыть моё досье? — То, что ты дурак, я могу выяснить, и не читая твоё дело. А может, просто умело притворяешься. Я только что пересказала свои собственные воспоминания о детстве. Стоит ли уточнять, что когда я впоследствии, после окончания медучилища, попыталась отыскать своих приёмных родителей, от тех осталась только братская могила. Не многовато ли Красной таких могил? Или это тоже всё дело рук коварной Корпорации? — Ты мне врёшь. Элинор лишь развела руками. — Это уж ты решай сам. Но знаешь, как таких, как мы, называют корпоративные шавки «Маршиан текникс»? Они называют нас «консервами». Ты мне, кажется, пенял про мою оболочку, что, мол, она создана на Красной. Да меня саму точно так же создали. Меня, тебя, сотни миллионов служивых винтиков колонизационной машины. Создали такими. Исполнительными, услужливыми, покорными. Да что там покорными, они вырастили нас патриотами своей планеты, которыми перегрызть глотку любому, кто посягнёт на достижения Красной. — Но мы же все разные, ты ни слова не знаешь по-старохорватски, я — ни разу не мекк, да я за всю свою жизнь не видел ни одного внешне достаточно похожего на себя человека! А боец держался, несмотря на сбитый с столку вид, и сдаваться не собирался. — Главное преимущество человечества как вида — это максимальное разнообразие популяции. Это азы. Ни один генетик не станет производить на свет линию идентичных индивидов, хоть бы те и выглядели сплошь инженерными гениями или атлетичными персонажами старых дорам. Рекомбинантный пул доноров в теории может состоять из генофонда всех людей, когда-либо покидавших Матушку. Они все по контракту сдают биоматериал, забыл? Интересная реакция. По его лицу словно пробегала судорога, перекашивая попеременно гримасой отчаяния и гнева. Знать бы ещё, что там за внутренний диалог всё это сопровождал. И тут Элинор почувствовала, как палуба коптера уходит из-под её ног. Машинально вцепившись в переборку, она бросила короткий взгляд на приборную панель. Там было черно. Тишину смолкшей ходовой теперь нарушал только знакомый шелест песка о внешний корпус. Что же ты такой упорный, гадёныш. И главное как ты умудрился это провернуть? Боец между тем с отрешённым лицом смотрел перед собой и шевелил губами, молился, что ли? Вот уж повезло с собеседником. — Защита от несанкционированного доступа в кабину? А вы, я смотрю, на глазах учитесь. То есть ты всё это время мог обрубить мне каналы управления, но сделал это только теперь. Так в чём же смысл? Пленный в ответ поморщился. — Я всё равно не смогу вернуть тебе управление, это цепи разрываются физически, так что можешь оставить свою риторику при себе. Слова тебе не помогут. — Слова? — Элинор продолжала прислушиваться к звукам за бортом, — Я тебе только что сообщила то, о чём ты и сам должен был давно догадываться. Но тебя в ответ хватило только на то, чтобы тупо покончить с собой? Ты же понимаешь, что это билет в один конец? Но боец только головой покачал. — Я не знаю, в какие игры ты привыкла играть, но голову я себе задурить не позволю. Я так и так труп. Даже если ты мне соврала, по инструкции я должен был сразу отрубить тебе управление, если бы я этого не сделал, позволив тебе уйти, выглядело бы это вполне однозначно, будто я с тобой в сговоре. А с пособниками врага у нас не церемонятся. Если же ты сказала правду… — Если? Да я и сказала тебе правду, может быть, впервые во всей твоей никчёмной жизни! Но консерва есть консерва. Болван упрямо стоял на своём. — Если же ты мне сказала правду, то да, вся моя жизнь — это сплошное враньё. Но твоё враньё не заменит мне чужое. Что ты мне предлагаешь, бросить всё, во что я верил, чему служил, и сослепу броситься в океан нового вранья? Ты же сама не знаешь, что ваши командиры учинят в следующий раз, какую ещё чушь про «трагическую случайность» вам наплетут. Я не хочу в этом участвовать. А так я хотя бы ещё и тебя с собой на тот свет уволоку. «Тот свет». Точно сектант. Элинор стало скучно. — Что ж. Это твой выбор. Только просто так я тебя не отпущу. Если ты не заметил, я уже сегодня пережила одно падение обесточенного коптера. Переживу и второе. Что касается твоей душонки, если у нас, консервов, вообще есть душа, мы сейчас вместе подумаем, как оставить тебя в живых. Тебе не удастся так просто уйти от непростых вопросов. Ни тебе, ни кому бы то ни было ещё на этой безумной планетке. И вот тут он впервые по-настоящему испугался. XXIV. 29. Смотритель Мёртвый Ин-Салах, в одночасье ставший морем, что может быть удивительнее. 10 миллионов лет, как отсюда ушло море Тетис, ещё пять миллионов лет, как отсюда ушла жизнь. С тех пор Сахара особо не менялась, такая же бессловесная, такая же безжалостная. Она отвоевала себе эти земли задолго до того, как сюда пришли люди, и казалось, что она останется здесь и после нас. Но правда оказалась горше и удивительнее самых невозможных сценариев, которые подсказывали нам климатические модели, житейские наблюдения и буйная сила нашего воображения. Кто мог предсказать три сотни лет назад приближение Войны за воду, в результате которой Ин-Салах однажды стал стал крупнейшей агломерацией Северной Африки, раскинувшей свою инфраструктуру на сотни километров вокруг и собравшей воедино почти всё оставшееся севернее Хартума население. И кто бы мог додуматься, что катастрофа Бомбардировки именно здесь, в двух тысячах километров от берега, станет причиной самого грандиозного исхода за всю историю нашего вида. Двухсотмиллионное население Ин-Салаха на погибло в одночасье от удара космической ледяной глыбы, как это случилось с Сан-Паулу, оно не утонуло в пучине катастрофических цунами, повторив судьбу Босваша и северных ародисманов Мегаполиса, буквально смытых в море, три столетия ждавшего своего часа за охранным периметром стометровых дамб. Тут случилось нечто иное. В Год чёрного неба над Ин-Салахом начал идти дождь. Чего плохого можно ждать от дождя в пустыне? Вода быстро уйдёт в песок, пополнив собой подземные реки водоносных слоёв, некогда чуть не погубившие жителей этого региона. Но то, что случилось однажды, обязательно повторится. Поднятые Бомбардировкой океанические воды не пожелали уходить, смешавшись в итоге с никак не перестававшими дождевыми потоками, уровень их рос месяцы, затем годы, вымытые потоками воды карстовые пещеры одна за другой обваливались под тяжестью башен Ин-Салаха. На то, чтобы сделать инфраструктуру агломерации непригодной для восстановления, хватило пяти лет непрерывных дождей. На месте луж образовались озёра, на месте озёр сформировалось море. Оно сразу было солёным, впитав в себя гигатонны приповерхностных солончаков. А когда поднявшийся океан начал объединяться с новым Тетисом, на этом недолгая история Ин-Салаха была окончательно завершена. Человечество способно выживать без воды, без воздуха, без солнца. Но оно не было готово жить на голом частоколе готовых в любой момент обрушиться под собственной тяжестью металлполимерных башен, торчащем из грязной вонючей каши бурлящих вод. Так умер Ин-Салах. Сначала отсюда пытались вывезти в сторону экваториальных областей всё ценное корпорации Большой Дюжины, эвакуировав в итоге исключительно собственные хэд-офисы. Потом, по мере отказа систем опреснения и под угрозой надвигающегося с самого начала Бомбардировки голода, отсюда двинулись в путь караваны беженцев. Что с ними в итоге сталось, и куда в итоге привела их судьба, мало кого волновало в те сумрачные дни. Пока изо дня в день ждёшь, не свалится ли тебе на голову очередная прилетевшая из взбесившегося Пояса ледяная глыба, когда каждый житель Матушки был занят исключительно собственным выживанием, последнее, что тебе приходит в голову, так это беспокоиться о чужих судьбах. Так мы впервые за последние три сотни лет вспомнили, что такое массовая бескормица, жажда и болезни. Освоившее космос человечество из года в год вымирало миллионам, но Северная Африка, некогда бывшая родиной хомо сапиенс, стала его настоящим кладбищем. Стоило проехаться на север и юг по дорогам, вдоль которых, насколько хватало глаз, белели кости, чтобы раз и навсегда разувериться в гуманистических началах человеческой цивилизации. Ни одна война, ни одна катастрофа, ни одна эпидемия за всю историю разумных гоминид не приносила разом на алтарь богу смерти столько жертв, сколько принёс этот исход. А что творилось все эти годы в масштабах всей планеты, об этом вообще лучше было не думать. Джонас и не думал. Его всегда беспокоили не мёртвые, но живые. Каждый раз, когда его глайдер оказывался в тени покосившихся башен Ин-Салаха, первое, что он делал, это запускал в воздух пару дронов. В режиме свободного поиска они тут же разлетались по окрестностям в поисках посторонней активности, и вопрос был не в том, встретится ли Джонасу кто-нибудь — редкими погожими деньками спешила воспользоваться всякая местная шушера — но будет ли эта встреча достаточно безопасной, чтобы не закончиться перестрелкой. А вот и посторонний дрон шелестит роторами в отдалении. Джонас бросил в его сторону короткий взгляд, но волноваться на его счёт не стал. Кто не маскирует свою технику, тот наверняка не доставит хлопот, а вот если заметишь скрытое наблюдение — тогда можно начинать беспокоиться. Но сегодня «небо» уверенно давало добро, минимум три спутника сейчас наблюдало за происходящим в Ин-Салахе, и ни один из них не заметил вокруг Джонаса ничего подозрительного. Что ж. Славно. Его глайдер по широкой дуге развернулся, ускоряясь в глубины частокола. Сразу резко стемнело, заставляя Джонаса выкрутить аугментацию. Почерневшие от вездесущей плесени башни хорошо поглощали свет, делая это место дополнительно мрачным, как будто мало было царящей здесь общей атмосферы безжизненности и саморазрушения. Визор шлема только и успевал отмечать на пути опасные участки — вероятность обрушения, торчащие из-под воды конструкции, ну и да, удобные сектора обстрела. А всё потому, что сколько ни разрушай Ин-Салах водная стихия, сколько ни старайся корпорации вывезти отсюда всё ценное, а всё равно — это огромная агломерация, растаскивать которую будут ещё поколения, даже если по расписанию вывозить добро суборбитальными грузовиками. Вопрос только, что, кто и в каком порядке это сделает, прежде чем очередная башня обрушится в воду. А вот и недавняя потеря. «Халиф» своей без малого двухкилометровой тушей погрёб под собой ещё три башни, а ведь сколько на неё было планов. Джонас ходил туда три десятка раз, причём успел обследовать всего полдюжины уровней, оставив самое интересное напоследок, когда можно будет подогнать на место тяжёлую грузовую платформу. Теперь поздно, обрушившаяся башня мало того что оказалась под водой, при падении её несущие конструкции накрепко заклинивало, так что если там и оставались воздушные мешки, проникнуть туда было практически невозможно. Джонас вздохнул и повёл свой глайдер в обход торчащего из-под воды искорёженного остова, не хотелось бы на скорости зацепиться днищем. Видали мы, что в таком случае бывает — глайдер, вертясь бешеным волчком вдоль поверхности моря, разбрасывал вокруг остатки груза и останки незадачливой своей команды, разрываемой на куски даже при удачном ударе о воду. Спасибо, но повторять такое мы не будем. Перемещаться здесь на малом ходу тоже было небезопасно — помимо вящего интереса коллег по собирательству можно было привлечь в себе местных представителей архозавроморф. Откуда гребнистому крокодилу взяться посреди моря Тетис, не спрашивайте, но твари эти в местном климате плодились стадами, питаясь также непонятно как сюда заплывшим зеркальным карпом, атлантическим угрём и прочей мелководной живностью. Впрочем, отчего-то именно экипажи глайдеров морского крокодила интересовали особо, потому, сбрасывая ход, Джонас тут же от греха опускал за борт эхолот. Легенды о том, что прибор вещал на особо чувствительной для гребнистых тварей частоте, были лишь легендами, но по крайней мере о приближении одной из них лучше было знать заранее. Впрочем, сегодня можно было обойтись и без этих сложностей. Заход на Ин-Салах в этот раз был заказной — в обычной обстановке откуда у Джонаса «небо» — а значит, можно было позволить себе идти тупо по приборам, не обращая внимания на хищную биоту, если повезёт, ему даже ноги замочить сегодня не придётся. «Даю разрешение на подход». А основательно у них. Джонас нечасто работал под заказ. Пусть деньги и неплохие, но хлопотно это. Одной отчётности потом пиши на сотню страниц мелким петитом. Так мол и так, произведён осмотр помещения. Сдал-принял, подпись-протокол. И главное если чего лишнего найдёшь — положь обратно, по контракту все обнаруженные артефакты принадлежат заказчику. Джонас хлопнул себя по лбу, вспоминая. Дрон-рекордер тут же оторвался от плеча, пожужжал и примостился обратно, не обнаружив вокруг ничего интересного. Смысл в приборчике как раз в том и состоял, чтобы всё было чётко зафиксировано и не вызывало потом никаких вопросов, что пропало, куда пропало. Джонас только хмыкнул про себя, ну да, ну да, будет надо, никакие дроны ему не помешают взять своё, но углубляться в эту мысль не стал, нужно сперва добраться до места. А вот и оно. В случае коммерческих заказов геотэг до последнего хранился в секрете, а оно и правильно, чтобы у Джонаса с коллегами было меньше соблазна заглянуть туда, скажем, заранее, на разведку. Им-Салах был слишком велик, чтобы излазить его весь, и обычным порядком наступать друг другу на пятки тут не приходилось, но в случае какой наводочки, желающие опередить других желающих тут же сыскивались. Иногда доходило и до поножовщины. Так что Джонаса всё эта секретность вполне устраивала, опять же, меньше поводов напрягать и без того изношенные центры в мозгу, отвечающие за соблюдение какой-никакой этики. Джонасу снова стало смешно. Уж где он, а где этика ночевала. Разворачивая глайдер напрямую к цели, он продолжал размышлять, что бы это такое на этот раз было. Явно что-то не слишком громоздкое — на такое дело одного человечка на легкомоторном глайдере бы не отправили. Техника под бесконечным дождём моря Тетис давно вся развалилась, так что за информацией в Им-Салах соваться было бесполезно, но в громадинах жилых башен остались запертыми сотни тысяч сейфов со всякими побрякушками и прочими семейными реликвиями, может, кто из выживших беженцев озаботился своим былым наследием, а может, какая старушка проговорилась на смертном одре, в любом случае, за такие бешеные кредиты, что авансом отсыпали Джонасу наниматели, можно было неплохо отовариться и не покидая уцелевших после Бомбардировки агломераций, не суясь со своими дронами в несчастный Им-Салах. Главное, как говорится, чтобы не оказалось, что сейф давно утащили коллеги Джонаса, а башня погрузилась на дно. Впрочем, с неба последний пункт наверняка заранее отследили. Да вот же она, искомая башня, торчит прямо по курсу обломанным зубом. Хм, никогда бы не подумал, что тут есть что-нибудь стоящее. Джонас на всякий ещё раз удостоверился, что это не сбой позиционирования, и только тогда пошёл на сближение. Действительно, неплохой козырёк для парковки, удачно укрыт в тени, с виду вполне надёжный, и вот он, целеуказатель возможной точки проникновения. Одна проблема. Башня была не совсем башней. Так, древний огрызок уровней полста, что-то, оставшееся с первого этапа застройки Им-Салаха сразу после Войны за воду, когда здесь был сформирован первый логистический центр помощи беженцам.