В голове тут же отдалось импульсом боли. Всё-таки не зря она брезговала прибегать к подобным фокусам. Её дар всегда платил по счетам. Впрочем, она переживёт. А вот гексакоптер этот посторонний — никак нет. Впервые столкнувшись с этой стороной своего дара, она надолго призадумалась, слишком уж это всё отдавало галимой мистикой, как в самых дурных видеорамах старины. Главный герой поднимает руку ладонью вперёд и останавливает пули на лету, или же наоборот — указывает пальцем на врага, и у того тотчас образуется некрасивая, сочащаяся лёгким дымком синюшная дырка в черепе. В её случае всё работало иначе. Стоило ей по-настоящему захотеть избавиться от какого-нибудь назойливого механизма, как тот послушно уходил в страну вечного ребута. Всегда по-разному, у какого-то доходяги коротил аккумулятор, другие хватали сбой прошивки, но всегда всё заканчивалось быстро и фатально. Собственно, требование к цели было одно — машина должна была ею интересоваться. Просто пролетающие мимо дроны автоматической подзарядки или транспортные боты оставались для неё недосягаемы, сколько бы она не старалась. Вот и сейчас — гексакоптер действительно за ней следил. Следил и потому пропал. А теперь, пожалуй, подождём. Если это и правда пришли по её душу, значит, на этом ничего не закончится. Разумеется, никаких сирен и мигалок. Это вам не соседский патруль в разводах детской краски. Она словно разом оказалась под прессом стометровой глубины. Каждый, кто увлекался рекреационным плонжелибром, знает, что как глубоко не ныряй, собственно давления среды ты не почувствуешь, сколько бы атмосфер тебя со всех сторон не опрессовывало. И только крошечная камера за барабанной перепонкой, если своевременно не продуваться, мгновенно ощутит, что ты уже далеко не на поверхности, оповестив тебя дикой болью. Так и сейчас — ничего толком не изменилось, только начало вдруг ломить виски, как будто к её голове приставили ствол серьёзного калибра. Что ж. Не впервой. Кавалерия приближаться не спешила. Сперва как-то отчётливо стало тихо вокруг. Замолчали соседские собаки. Скрылись с глаз вездесущие дроны. Даже, кажется, дождь моросить прекратил. Наверняка и сосед с биноклем поспешил закрыться из глаз, привлечённый каким-то сигналом внутри дома. Чисто работают. И только когда рюет окончательно вымер, в небе нарисовались парные тени десантных тилтвингов — два по бокам от неё и ещё два в отдалении. Бесшумное движение четырёх теней среди клубящейся облачной массы производило на неё завораживающее впечатление. На неё словно пикировали тени валькирий из скандинавских саг. Именно так те спускались на бренную землю, дабы унести в пиршественные чертоги Вальгаллы павших в славном бою воинов Одина. Интересно, чем её бренное тело заслужило столь пристальный к себе интерес. Ха, она же дива. Её работа — привлекать к себе чрезмерный интерес на ровном месте. Демонического вида чёрные хитиновые карапасы посыпались из тилтвингов, как горошины из перезревшего стручка — шрапнелью во все стороны, только лазерные целеуказатели замелькали. Живые бойцы, не роботехника какая. И не мерзость пред Господом, именовавшаяся «мекк». Знают, к кому пришли, уважают. Она с интересом разглядывала красные точки, утвердившиеся у неё на груди, прожигая прозрачную ткань дождевика до бледной кожи. Слишком интимно, не находите? За чёрными забралами ей не было видно глаз, и в этом тоже был смысл, но тут агрессоры её сильно недооценили. Они смотрели сейчас на неё. Мужчины, женщины, геи, бигендеры, гендерфлюиды, агендеры, небинарные люди и пансексуалы. Ей было плевать, кто они, раз они на неё смотрят, значит, они уже в её власти. Стоило ей едва заметно, почти неразличимо глазом изогнуться в талии, как огоньки целеуказателей повело в стороны, как после хорошей дозы седатива в помпу. Не обольщайтесь, ваш прицел — это брешь в вашей непроницаемой броне. А её блестящий дождевик — страшнейшее психотронное оружие на этой планете. — Может, расскажете уже, что вам от меня надо? Она решила не разыгрывать виктимность и не изображать удивление. Эти ле гар явно знали о ней многое, так зачем попусту тратить время. Её тело было эффективно в любой роли. В том числе, собственно, её самой. — Моник Робер? Она восхищённо подняла левую бровь. Неплохо. По всей Матушке сыскалось бы с десяток людей, которые знали бы это имя. Слишком много времени прошло с тех пор, как она с ним рассталась. Любопытно. Впрочем, это ничего не меняло, да и вряд ли бы могло поменять. Она никогда ни от кого не скрывалась, более того, её никто особо и не разыскивал. До этого дня. — Допустим. Но моё имя ничуть не объясняет цели вашего ко мне визита. Реплика сопровождалась плавным (нарочито плавным!) движением кисти слева направо, мол, взгляните сами, кель бордель вы тут учинили. Дадим им шанс. — Мисс Робер, мы настаиваем на том, чтобы вы проследовали с нами. Надо же. Они настаивают. Голос говорившего, пусть и упрятанный за грозным скрежетом вокорра, выдавал его с головой. Её дар не обманешь, она различала выражение глаз штурмовика так же чётко и непосредственно, как если бы он снял с себя непроницаемый шлем, да и вовсе стоял бы сейчас перед ней голый и мокрый, как хрущ. Он боялся, он до истерики боялся её сейчас, вот бы ещё знать, почему. Что-то по её поводу ему сказали. Что-то такое, хитрое, достаточное, чтобы здоровенный омм в силовой броне и с пушкой в руках перестал контролировать свой голос, заставляя его предательски дрожать. Ох, не то тебе сказали. Совсем не то. Потому что если бы те оперативные сведения были хоть в малейшей степени правдивыми, то последнее, что бы пришло тебе в буйную головушку, это тыкать в неё стволом. Ты бы улепётывал сейчас, только дым бы из-под копыт столбом поднимался. — Я сейчас не в том положении, чтобы вам хоть как-то возражать, но я вольная горожанка Луавуля, а значит, у меня есть кое-какие права даже под угрозой тяжёлого штурмового вооружения. Могу я поинтересоваться, с какой целью меня, хм, приказано препроводить для беседы? Я верно процитировала? В ответ последовало продолжительное молчание. Минута, две, пауза затягивалась. Ей оставалось только ждать. Наконец неслышимые переговоры пришли к какому-то общему знаменателю. — Ряд лиц, с которыми вы контактировали, обвиняется в терроризме, пособничестве и финансировании терроризма. Вам зададут по их поводу ряд вопросов, после чего вы будете отпущены. Дурачок же ты мой дурачок. Те десятки миллионов жётемов, с которыми, как ты только что выразился, она «контактировала» за последнее время, включают такой богатый срез человечества, что там наверняка будут не только террористы, но толкинисты, реваншисты и наверняка мужские шовинисты. И каждого из них она бы сдала с превеликим удовольствием. Другое дело, что ты только что подписал себе приговор. По факту, перед ней мокли под дождём банальные корпоративные «красножетонники», пусть почему-то предпочитающие скрываться под маской анонимности. Она не умела читать мысли, потому в этих вопросах её таланты не помогали, но Ромул не стал бы юлить, он бы сказал своим людям разговаривать с ней прямо. Все эти игры в «вы просто свидетель, не беспокойтесь», фу. А раз так, что ж, в её планы не входило сотрудничать с корпоративными крысами, чтобы они там себе ни думали, и каким бы чудом они не узнали о том, кто она и где она. Впрочем, опять же, Ромул не стал бы ей и угрожать оружием. Пора было заканчивать это шапито. Жаль, ей нравился «Коломб волант», она успела сродниться с этим странным местом. На этом она медленно (очень медленно!) стала поднимать левую руку в сторону ближайшего ле гар. Столь же плавно пальцы её сжались в кулак, и только указательный остался выпрямленным, медленно (очень медленно!) направляясь прямиком в чёрный мокрый лоснящийся лоб инопланетной жужелицы из старого ужастика. В лоб тому, кто посмел обратиться к своей госпоже без её особого дозволения. Красные огоньки целеуказателей снова дрогнули, но на этот раз не стали разбегаться, а наоборот, потянулись к ней со всех сторон, половчее пристраиваясь — между глаз, в сердце, под ключицу, в шею. Кто-то особо шаловливый нацелился в пах, гадёныш. Как бы она их не пугала, даже теперь она оставалась дивой из див, королевой вуайеристского жанра. Она бы поставила хорошие деньги на то, что у всех этих омм разом встал, а у фамм помокрело между ног. За агендеров и небинарных людей не поручишься, но и они наверняка остались не в накладе. Хватит. Её указательный палец резко согнулся, нажимая на невидимый спусковой крючок. Огненный дождь тут же обрушился на неё со всех сторон, яростный, неудержимый. Вырывая из тела куски плоти, разбрызгивая кровь багряным аэрозолем. Это запечатлели все камеры наблюдения в округе. Как зафиксировали они и дымящееся дуло пистолета в её вытянутой руке. Она успела разнести череп четверым или пятерым, прежде чем её отбросило прочь прямыми попаданиями. Дива есть дива. Даже тут ей удалось произвести впечатление на своих зрителей. Они ей поверили, как поверили до этого миллионы далёких жётемов. Спустя полчаса она уже садилась в кабину трансконтинентального экспресса, забрав с собой пару сменных вещей в дорогу и коробку с флэшками. Как же они всё-таки её нашли? Она обязательно выяснит. Но сейчас её волновало другое. Вновь приближаются чёрные иды. А значит, скоро она будет избавлена от бремени лишнего знания, память о десятках миллионов чужих ей людей покинет её бренное сознание и понесётся прочь, туда, далеко, за грань пустоты. Она же вновь продолжит наблюдать. XXIII. 35. Инфант С самого утра разорались петухи, бери да вставай. А за ними, знамо дело, принялись брехать вечно голодные хозяйские собаки, тоже выклянчивая еду. Порядок заведённый, солнце над горами в Гиркарвадо встаёт рано, рыбаки местные — ещё раньше, потому вся живность в деревнях вдоль всего побережья на юг от Махаращтры почитай круглый год, с перерывом на мунсун привыкла вставать ни свет ни заря, мешая лонгстеерам налёживать, хоть спать вообще не ложись. Оно и правда удобно — ночью с океана тащит прохладой, от рашн бич музыка доносится, сиди себе гамай в виртреале, тогда как днём прям с утра наступает жара, на улице вообще нечего делать, да и тихо кругом, только коровы бродят да вёдра с гайками вокруг них погромыхивают. Франтишек днём обычно ложился досыпать, как вернёшься утром с пляжа, держа под мышкой пару хвостов свежепойманной на спиннинг макрели для мамки, смоешь с себя соляную пыль, да и на боковую. Кому день, а кому и самая ночь, только ставни закрой за кондей вруби на полную силу — уж больно прижаривает в полдень-то. Заведённый этот порядок, впрочем, сегодня нарушился. Как назло со вчера весь день словно заговор какой — башка трещала. И не поспать толком, и виртреал побоку. Провалялся до обеда на одном боку да и встал чо там по плану делать. Тесты дурацкие поделал, учителю, несмотря на часовой пояс, сразу отписался, а там и обед поспел. Мамка готовит знатно — пирог с кингфишем, пенни с маслом, гарлик наан только из тандури, гуакомоле со сладким перцем, ромболлы на сладкое, пускай и без рома, потому что не положено. Ешь от пуза. Мамка у Франтишека заботливая, не хуже других. Еды приготовит, нос утрёт, портки постирает. А за одно и пилить за странный график не будет, благо речевой модуль он у неё подрезал ещё в том году. Стоит теперь в режиме ожидания, как истукан, да помалкивает. С другой стороны, а чего выступать — дитятко в кои-то веки вовремя поело, уроки сделало, всё согласно местной странной получасовой таймзоне, а что ходит со вчера смурное да за башку хватается, оно уже не мамкино дело, пусть с этим специалисты вопрос решают. Коновалам местным Франтишек, разумеется, трезвонить не стал. Знаем мы эту братию, выпишут обследований на полгода вперёд да вагон колёс дженериковых, как же, драгоценный ребятёночек пожаловался на буйную головушку, давайте-ка его по больничкам теперь затаскаем на весь прайс! Катэ, эмэртэ и ёкэлэмэнэ! Нет уж.