Сколь угодно травматический «химический» секс в любых гендерных, количественных и анатомических сочетаниях. Оргии на две сотни тел, длящиеся месяцами без малейших последствий для организма. Любые самые извращённые трансформации собственного тела на грани или за гранью самого богатого воображения. Сначала пришить себе лишний член или клитор на лбу, чтобы с эректильной функцией и полной чувстительностью, а потом его, уже в процессе совокупления сладострастно отрезать и дать сожрать партнёру хоть в сыром, хоть в жареном виде. Или же, напротив, искусственная ригла-нирвана, в которой при абсолютной асексуальности и вообще ненужности любых страстей и желаний, достигалось состояние естественного безначального блаженства, само пребывание в котором было эмоционально более насыщенным, чем самый интенсивный множественный оргазм. Корпорации перестали соревноваться друг с другом в производстве вещей. Все теперь плодили удовольствия. Планета на долгие годы погрузилась в эйфорию бесконечной вечеринки. Это время тоже стало своеобразной данью, всеобщим самозакланием на свежей могиле Матушки. Стэнли же не желал в этом участвовать, виделось ему в этом что-то от пляски на костях. От гнетущего пира во время чумы хотелось бежать подальше, и он бежал. В одиночество опустевшего интервеба, на крыши старых башен, подальше от людской суеты и всеобщего безумия. Одним натруженным жестом Стэнли сдёрнул с лица вуаль вирта. Горячий воздух обжигал лёгкие, но Стэнли это не волновало. Подойдя к самому краю ограждения, он попытался вглядеться в марево восходящих потоков. Мегаполис, подобно лавовому потоку, плыл у него под ногами, извергая раскалённый газ, понемногу растворяющий тебя изнутри. Теперь стало понятно, что погубило Матушку. То же, что продолжило теперь разъедать человечество изнутри. Её смерть была напрасной. Так зачем тогда всё прочее? Что может быть проще, просто сделать шаг вперёд и кануть в Лету, как многие до него, как многие — после. Но что-то подсказывало, что подобный поступок не принесёт ему ни искупления, ни облегчения. Если уже становиться на старости лет пантеистом, почему, в таком случае, не поверить и в переселение душ? В Корпорации ходили слухи, что Соратника Урбана уже находили мёртвым, но он всё равно возвращался. С новым лицом, новым телом, новым именем, всё равно возвращался. Даже если это всё — лишь досужий вымысел не склонных к критическому мышлению заблудившихся в нетях идиотов, агенты Корпорации привыкли верить в планы Ромула, которые всегда были точны и всегда исполнялись. Так может, и надежда всё ещё есть? «Айри» Стэнли подал тревожный сигнал. К нему стремительно приближались с двух сторон. Помянешь чёрта… Нашарив свободной рукой приклад винтовки, Стэнли принялся машинально высматривать ближайшее укрытие, однако расслышав знакомый перезвон транспондера, угомонился, надо только от края отступить, судя по скорости двух теней, мощности там на борту хватит, чтобы запросто смести его с крыши неудачным выхлопом. Вот они, красавцы. Его императорского величества кавалерия. Всадники апокалипсиса во плоти. Первого Стэнли не узнавал. Мекк — существо пластичное. С каждой трансформацией они могли менять свою физическую оболочку подобно бабочке, оборачивающейся из гусеницы в имаго. Поди узнай. Быть может, они когда-то встречались, но какое кому дело. Анонимный хитин брони ничего не говорил о собственной начинке. Да и была ли та начинка вполне живой? А вот второго нежданного визитёра Стэнли узнал сразу. — Ильмари Илссон. — Джон Роуленд. Жаль, Стэнли не знал Ильмари до возвращения «Сайриуса». Если так посудить, то и сам Ильмари себя прежним не помнил. Но каждый раз, когда Стэнли вглядывался в эти холодные зрачки, его не оставляло желание попытаться разглядеть в них человека, которого больше не было. — Вас ожидает Соратник Улисс. Вы согласны на личную встречу? Соратники. Они, как и пропащие Хранители, всегда предпочитали разговоры с глазу на глаз. Хотя казалось бы, вот он, стоит перед тобой с откинутым забралом. Рыжая щетина, бледная до синевы рябая кожа. Эффектор соратника Улисса, чья собственная биологическая память не простиралась дальше предыдущего утра. Чем плохо поговорить с ним, зачем нужна личная встреча? Но Стэнли знал, что не станет отказываться. Слишком много вопросов накопилось, слишком быстро летит время. XXII. 69. Супердиректор Кортеж из шести тяжёлых тилтвингов с утробным рокотом рассекал ночной воздух над океаном, прикрытый с небес орбитальной группировкой, с моря же сопровождаемый двумя тяжёлыми самоходными ударными платформами, загодя выдвинутыми по курсу кортежа строго на юг от Шри-Ланки до самого Моря Содружества и залива Прюдс. Впрочем, эти старания тоже были частью церемониала. Маршрут тщательно согласовывался в течение года, и Большая Дюжина заранее организовала всё так, чтобы на означенной прямой не подвернулось ни случайной баржи, ни тем более залётного тилтвинга. Конфликт на ровном месте не нужен был никому. Ещё тщательнее подходили к отбору экипажей. Только проверенные люди, преданные корпорации, равно как, на всякий случай, женатые, с детьми и внуками, чтобы ни у кого не возникло и мысли, что ему нечего терять. В «Янгуан Цзитуань» крепко помнили эпизод 2156-го года, когда сразу два генерал-партнёра погибли во время загадочного крушения цеппелина «Шаньдун». Несмотря на то, что расследование ни к чему однозначному не пришло, с тех пор не только было закреплено строжайшее указание запретить совместное пребывание в радиусе пятидесяти километров любых высших чиновников «Янгуан» от советника по особым поручениям и выше, но и ужесточили все допуски для персонала, непосредственно контактирующего с означенными особами по роду своих служебных обязанностей. И разумеется, для такой важной миссии как Тронный круг все шесть тилтвингов были загодя разобраны по винтику, проверены и собраны обратно с занесением каждой заклёпки в особую папочку для «красножетонников». Все шесть бортов были совершенно идентичны, для порядка под завязку загружены боеприпасами и спасательным снаряжением, после чего ключи активации этого всего добра были оставлены в опечатанных ящиках, по одному на борт. Чтобы никто не догадался, хмыкнул про себя генерал-партнёр Ма Шэньбин, поглядывая в иллюминатор, или скорее виртпанель, что здесь, в самом сердце тилтвинга, заменяла его единственному пассажиру иллюминатор. За бортом тлел неуверенный рассвет, даже на этой высоте нормально посветлеет только через час, когда кортеж пройдёт тропик Козерога. Жаль, можно было бы напоследок взглянуть на зелёные острова, южнее пойдут одни только ледяные параллелепипеды айсбергов, сначала мелкие, прозрачные и едва заметные характерным блеском на фоне океанского простора, но постепенно их станет больше, покуда они не смерзнутся в пласт оторванного от берегов Антарктиды ежегодным криокластическим потоком полулуния многолетних паковых льдов. Ма Шэньбина ледники не интересовали, впрочем, его об этом никто и не спрашивал. Тронный круг был данью эпохе становления корпорации, когда «Янгуан Цзитуань» ещё представлял собой конгломерат промышленных предприятий и фабрик кода на юго-востоке Великой Китайской равнины. Свеженазначенный управляющий директор перед собственным официальным назначением на пост посещал по очереди каждую фабрику и каждое предприятие, на день останавливаясь для инспекции и общения с локальным руководством, тогда это занимало до полугода. Во времена, когда корпорация стала одной из Двенадцати, на подобный вояж ушла бы, пожалуй, вся жизнь, однако нечто подобное всё-таки происходило. Находящийся «на сносях» генерал-партнёр, успешно вотированный в Высший совет «Янгуан Цзитуань», в обязательном порядке посещал крупнейшие текущие стройки в качестве своеобразного посвящения в ключевые дела корпорации. Ма Шэньбин раздражённо поискал серебряную плевательницу, подошёл, прицелился, и так смачно туда харкнул, аж самому понравилось. Иногда ему казалось, что добейся устроители Смуты Книги полторы сотни лет назад успеха, никто нынче и слова-то такого «Янгуан» бы не слышал, и это пошло бы Матушке премного к украшению. Впрочем, вслух он так никогда бы не сказал. Ма Шэньбин, как и положено генерал-партнёру, вообще был немногословен, даже его личные помощники слышали от него единственно что короткие сухие указания, в большинстве же случаев он удостаивал обращающихся к нему в лучшем случае сухим кивком головы, ежели же ответом служило нахмуренное молчание, то под сухими свёрлами его чёрных глаз собеседник по обыкновению немедленно начинал растекаться в лужу раболепной плесени, готовой на всё, лишь бы побыстрее загладить неведомую ему покуда вину. Ма Шэньбина это более чем устраивало. Вот и сейчас, словно почуяв, что лaoбань не в духе, весь стафф дружно попрятался, благоразумно не желая попадать под горячую руку. И то верно, поди угадай, что больше всего Ма Шэньбина раздражала покрашенная в безвкусный хаки лётная форма, в которую его для конспирации нарядили «красножетонники». Ни один посторонний наблюдатель не должен был знать, в какой из шести бортов кортежа погрузили особо охраняемое тело. Лётная форма хоть и была пошита на заказ, но всё равно оставляла желать много лучшего — с гораздо большим удовольствием Ма Шэньбин надел бы сейчас свой любимый песчано-зелёный лунпао, расписанный в классическом стиле камышом, в котором прячется фэнхуан — традиционная птица-феникс. Но нет, какой там лунпао, обычный шэнъи подошёл бы не хуже этой казематной робы с компрессионной и термоизолирующей оболочкой на случай экстренной разгерметизации. Перестраховщики, цао ни ма я. Рухнув на грубый металлический, прикрученный к полу стул, генерал-партнёр подвинул к себе поднос и на глаз отмерил себе сырого юннаньского молочного пуэра. Раскрошенная точа безо всяких куайцы — просто так, руками — на глаз без разбору летела в чайник. Чифирнём, православные, как говаривала в золотые времена полковница Цагаанбат. Кто старое помянет, цао ни ма гэ тоу. За иллюминатором между тем совсем рассвело — взамен предрассветной немочи небо налилось синью, побежали облачка, южные тропики они уже преодолели, в умеренных широтах здесь зимой (то есть местным летом) спокойнее всего, никаких тебе стационарных антициклонов Мегаполиса или азиатских муссонов. Разве что земли тут особой нет, чтобы климатом наслаждаться, насыпные острова при здешней глубине океана — дело неблагодарное. Стационарные цеппелины тоже что-то никак не взлетают, что-то у них там никак не отладят. Разве что буровые платформы пригнать, хм, а интересная идея. Ма Шэньбин привычно углубился в собственные мысли, попивая пуэр и глядя в иллюминатор. Самое утомительное в этой поездке, разумеется, состояло не в том, чтобы провести провести шестнадцать часов к ряду в утилитарного вида консервной банке, будучи запаянным в костюм, больше подходящий для высотного десантирования, и даже не в этих дурацких предосторожностях, как будто теперь, после завершения затяжной войны с разбросанными повсюду агентами Корпорации, особенно здесь, вдали от любого постороннего артефакта, можно было ожидать какой-то провокации или же открытого нападения. Если задуматься, самый этот полёт через океаны и льды к антарктической станции «Чжунчань» был не таким уж бессмысленным мероприятием. Андарктида оставалась единственным материком, где Ма Шэньбин ещё не бывал. Не касалась его нога и поверхности Муны и Красной, но то невелика потеря. Те же неудобные биосьюты и бесконечные замкнутые помещения с однообразной в своей простоте отделкой и минимальным набором удобств, а то и вовсе без оных. Туда, если бы генерал-партнёру была дозволена подобная роскошь, ему не хотелось вовсе. Антарктический же щит, пусть и потрёпанный чередой климатических катастроф предыдущего столетия, всё ещё оставался довольно комфортным, при этом девственно чистым местом, где тебя не окружают миллиарды людей. В общем, если так подумать, Антарктида была не хуже, а даже и много лучше, чем все эти бесконечные «стройки века», что Ма Шэньбину довелось посетить за последние полгода. Раздражал его вовсе не этот конкретный вояж и не сама необходимость всего подобного навязчивого экскурсионного тура. Всё понятно, себя показать, людей посмотреть, вакансия в Высший совет «Янгуан цзитуань» возникает один раз на полтора-два десятилетия, важный момент, чтобы региональный менеджмент при личном визите почувствовал должную преемственность со стороны вотированного кандидата в высшее руководство корпорацией, мол, шагаем, как шагали, копаем от забора до обеда. Вот только лично Ма Шэньбину это всё зачем? Не поездка. Вакансия. Дураки из числа советников засмеются в ответ на такой вопрос. Хорошая шутка, как это зачем? Войти в круг самых облачённых властью людей на Матушке, Великая Сотня повелевала миллиардами людей, решая любые вопросы щелчком пальцев и росчерком шёлковой кисти по рисовой бумаге в тончайшей работы золотом окладе. Им смотрят в рот, записывая каждое их слово как величайшую когда бы то ни было изречённую мудрость. Вот именно. У этих людей не было жизни. Рядовой генерал-партнёр корпорации обладал не меньшими возможностями проворачивать дела, но оставался куда более свободен в собственных действиях и да, он не летал между континентов кортежем из шести тяжёлых тилтвингов. Так зачем ему это всё? Беда состояла в том, что Ма Шэньбин не имел права отказаться. Отказ вотированного кандидата от поста — тяжкий грех против корпоративной этики и хула на высшее руководство. Если ты ушёл в отказ, значит, тот, кто тебя выдвигал, и те, кто тебя вотировал, ошиблись. Попробуй произнеси такое вслух, сразу поймёшь, почему это невозможно. Альтернатива, конечно, была. Исчезнуть, как те двое генерал-партнёров, сказывают, их связывала не просто дружба, а нечто куда более возмутительное, но какое кому дело, а вот выдвижение в Высший совет с гарантией навсегда бы их разлучило. Они и предпочли скрыться, благо на многомиллиардной Матушке, да ещё и во Время смерти, это было нетрудно. Увы, Ма Шэньбин позволить себе подобную блажь не мог. Слишком много сил он потратил на то, чтобы попасть на пост генерал-партнёра. Цао, надо было действовать тоньше, наступить на пару мозолей, втихую выдвинуть подставного кандидата понадёжнее, чтобы потом через его голову проводить нужные ему решения… Эх, перестарался, перестарховался. Слабак и сопляк. Захотелось выпендриться, заделаться святее Мао. Ну и пожинай теперь. Ма Шэньбин залпом допил остывший пуэр и вновь поднялся на ноги. С другой стороны, а чего нюни разводить. Насколько теперь будет легче дотянуть, наконец, проект освоения системы Сатурна. Не тратить недели на манипуляции собственными марионетками, а действовать прямо, согласно новым полномочиям. Что он теряет? Так называемую свободу? Сколько он себя помнил, вся его свобода таилась лишь где-то глубоко внутри него. Что теперь-то изменится? Иллюминатор, точнее его иллюзия, между тем уже был сплошь забит полями колотого льда пополам с иссиня-чёрной даже на вид неприятно-холодной водой, причём с каждой минутой свободной воды прибывало. Похоже, они уже приближались к побережью залива Прюдс, на восточном берегу которого посреди сухой в это время года полярной тундры и располагалась некогда станция «Чжуншань», со временем, по мере таяния паковых льдов и разрушения антарктического ледяного щита, превратившись в полноценный промышленный и исследовательский центр на три миллиона сезонных контрактов и ещё миллион постоянного населения. Сейчас тут скорыми темпами возводили взлётно-посадочные башни для суборбитальников и кораблей мунного класса, неподалёку под будущие мощности поставок тригелия и трипротона уже завершалось строительство крупнейшего в южном полушарии фузионного реактора новейшей серии. Большое дело, но что-то подсказало Ма Шэньбину в последний момент перенести конечную цель своего визита дальше на юг — в самое подбрюшье Матушки, район, где раньше размещалась станция «Куньлунь», точнее, её высокогорная обсерватория «Плато-А». Что-то его там заинтересовало, вспомнить бы ещё, что именно. Ма Шэньбин, не отрывая взгляда от водяной поверхности, сделал в воздухе короткий приглашающий жест. Не будем притворяться, стафф за ним всю дорогу неотрывно наблюдает. Так и есть, тут же послышалась цепочка едва слышимых шаркающих шагов. — Да, господин генерал-партнёр?