Да там собственно и нет никого. Не то чтобы капитан Симидзу так уж остро нуждался в собеседниках. В его распоряжении были две сменных бригады командного состава, не считая его собственных подчинённых, но вот уже сколько лет длится их полёт, и капитан Симидзу накрепко для себя уяснил, что некоторые вопросы лучше держать при себе, дабы не пошатнуть авторитет командира. Капитан, расхаживающий по мостику, занятый не вопросами управления, но философскими притчами, может быть не понят, в свободное же время экипаж резонно занимался собственными бытовыми вопросами, и в его, капитана Симидзу, обществе нуждался в последнюю очередь. Да, капитан был одинок на своём корабле. Известной отдушиной были занятия спортом в рекреационном секторе, именно туда капитан сейчас и направлялся. Поддержание себя в уверенной физической форме — одно из необходимых условий успешного исполнения своих обязанностей командира, твердили им ещё в военной академии Суйрю, где атлетические виды спорта ставились во главу угла не только на младших курсах, но и при подготовке к выпускным экзаменам наряду с обучением тактике космического боя или освоением высочайших достижений стратегического искусства с древности по современность. Капитан Симидзу, тогда ещё обучающийся кандидат космических войск, воспринимал все эти физкультурные штудии скорее как дань традиции, но со временем понял, насколько важно блюсти своё тело наряду с разумом, и теперь, застряв в полусотне световых лет от Матушки, с радостью пользовался комфортом их огромного корабля, позволявшего содержать на борту целый спортивные комплекс, включающим даже такую экзотику как бассейны с противотоком, сквош-площадки и прочие невероятные вещи, которые за пределами естественных гравитационных колодцев можно было встретить разве что на самых гигантских из построенных корпорациями космических стационаров. Но даже и те, пусть обладая по причине собственного вращения инерционной подделкой силы тяжести, не могли себе позволить и десятой доли всего, что было в достатке на их корабле, уникальном ещё и тем, что обладал полноценным эмиттером гравитационного поля. Проектируя его уже на ранних этапах, инженеры вряд ли были осведомлены, как надолго экипажу придётся застрять на его борту, но сделали свою работу, и вот они здесь. Двадцать семь лет объективного времени прошло с момента их старта на Матушке. Двадцать семь лет забвения. Двадцать семь лет неизвестности в пустоте пространства. Никакой рекреационный сектор, даже такой изумительно продуманный, не мог бы стать компенсацией стольких лет, потраченных впустую. Но он, разумеется, мог успешно исполнять свою функцию: редкого на полупустом корабле общественного пространства, где можно было в полном одиночества спокойно обдумать вопрос, что тебя тревожили. Капитан Симидзу желчно хмыкнул. Никакой корабль, тем более космический, тем более — единственный в своём роде корабль, созданный человеком для осуществления межзвёздного перелёта, не мог быть спроектирован таким безлюдным. Какими бы огромными не были машинные отделения и силовые агрегаты, каждый его закуток был столь фантастически дорог в проектировании и тем более производстве, что разумеется, всё тут делалось с расчётом на многофункциональность и максимальную плотность компоновки. Камбузы вмещали максимум одну максимальную смену экипажа, биологические капсулы, заменявшие спящим каюты, были упакованы по гексагональной схеме, транспортные узлы между секторами были узкими и змеились в утробе небесного левиафана так, чтобы занимать минимум пространства. В волшебные бассейны, согласно плану, запись должна была вестись за полгода. Но в реальности всё оказалось не так. Последний раз, когда капитан Симидзу видел всю свою смену вживе и на боевых постах, была крайняя вахта перед первым прыжком. Капитан смутно помнил то дежурство. Корабль прошёл орбиту Хаумеа и на скорости в триста километров в секунду продолжал удаляться прочь из Сол-систем. Когда был выставлен окончательный курс, всех, кроме Соратников, уложили в гибернацию, с тех пор та былая предпрыжковая толчея и суета больше не повторялась. Очнувшись на свою первую вахту во Внешнем космосе, капитан Симидзу оказался наедине с минимальным количеством дежурных на мостике. Зачем они брали с собой эти три тысячи живых душ экипажа, если просыпалось с тех пор из них едва ли десятая часть, причём одновременно на борту бодрствовало не более сотни человек — энергетики, пилоты, операторы авторемонтных ботов и дронов дальней разведки. Ну, и разумеется, пребывали в сознании сам Ромул с Соратниками. С тех пор капитан Симидзу неоднократно проверял штатное расписание, но выводы его оставались прежними — экспедиция по своему личному составу не предполагала никаких планетарных исследований. Среди тех, кто оказался на борту, не было биологов, геологов или других специалистов, пригодных для планетографических исследований. Даже астрофизиков было всего трое, впрочем, никто из них ни разу не пробуждался. То есть суть их миссии будто бы состояла в том, чтобы провести тестовый прыжок, убедиться в том, что все системы работают штатно, и вернуться обратно. Можно было предположить, что обилие достаточно однотипного лётного персонала из пилотов и инженеров требовалось на случай, если бы прыжок оказался не успешен, и полученные на выходе из «заморозки» повреждения потребовали для собственного устранения массы рабочих рук. Так это или не так, капитану Симидзу ни разу не приходило в голову спросить напрямую, поскольку он разумно предполагал, что подобная информация, в случае необходимости, была бы незамедлительно донесена до управляющей цепочки корабля, а раз это сделано не было — значит, для должного исполнения обязанностей экипажа предоставление этих сведений были не обязательно. В конце концов, Ромул был неоспоримым лидером Корпорации, и его инженерному и управленческому гению было принято всецело доверять. То же касается и Соратников. А раз так, маттаку — руки по швам, кругом, выполнять! Они и выполняли. Первая «разморозка», судя по отчётам, прошла гладко. Сначала «холодный» реактор на свободно делящихся материалах дал ток в первичные системы, потом запустились контрольные модули фузионных контуров, они штатно отработали пробуждение вторичных систем корабля, началось пробуждение дежурной смены экипажа. Не всё, конечно, прошло гладко, персональные капсулы массово алармировали о неполадках, и людей в них оставляли в криостазисе до возвращения в Сол-систем, не рискуя начать процедуру пробуждения. Капитан Симидзу заглянул как-то в одну из таких капсул. Человек внутри был похож на собственную бледную голограмму в толще чуть светящейся гелевой массы, впрочем, он ничем не выделялся в длинном ряду собственных собратьев, которые ещё не прозванивали для старта реанимационных процедур. Был ли у этого человека шанс проснуться или нет, на борту не знал никто. Одной из таких «прерванных» капсул, как слышал капитан Симидзу, стала и капсула одного из Соратников. Поскольку их разбудили сразу всех, это было очевидным арифметическим фактом. В этом смысле они были равны с остальным экипажем. Первое ощущение, которое сам капитан Симидзу помнил с момента собственного пробуждения, был тянущий холод во всём теле, будто он пролежал в заморозке не неделю, а долгие и долгие столетия, успев намертво смёрзнуться с монотредной сталью корпуса корабля. С тех пор он полюбил горячую воду. Горячую настолько, чтобы при погружении в пайпу обжигало кожу. Вот и сейчас, направляясь в рекреационный сектор, он думал только о том, чтобы вновь утонуть в этих жарких объятиях, на некоторое время позабыв о ледяных объятиях космоса. Но в первые дни после прыжка они думали лишь о том, что будет дальше, дежурные смены были погружены в эйфорию покорителей звёздного фронтира — расчётные 19,7 световых лет дались первому земному кораблю за пределами Сол-систем без боя, все его системы работали, как часы, а итоговое позиционирование едва ли на пару тиков отстояло от заложенного в курсовую программу. Успех был несомненным. Долгие годы, целые десятилетия труда по тайному возведению главного детища Корпорации были не напрасны. Теперь им предстояло просчитать обратный курс и вернуться победителями, попутно проведя наблюдения за Галактикой с нового ракурса — впервые астрономическим инструментам был предоставлен столь серьёзный параллакс поперёк галактической орбиты Сол-систем. Они вели записи, следили за тем, как растёт энергетический запас накопителей, но в целом экипаж со временем начал думать лишь о возвращении. Пребывание в системе 82 Эридана с её тремя планетами давало богатую пищу для ума и было прекрасным источником работы для рук — три витка вокруг её звезды, жёлтого карлика, пролетели в пёстрой веренице дежурств. К планетам системы отправлялись дроны, копились для дальнейшей обработки данные с телескопов во всевозможных диапазонах спектров. Но остальной экипаж всё так же спал, когда же команда на размыкание накопителей всё-таки поступила от Ромула дежурной бригаде, только тут стало понятно, что их путешествие на этом даже и близко не было завершено. Вектор второго прыжка упирался прочь в пустоту пространства, всё дальше от далёкой Матушки. С тех пор там минуло 24 объективных года, для капитана же Симидзу — семь субъективных лет вне криокамеры, корабль за это время совершил ещё четыре прыжка. И вот уже шесть лет они кружатся вокруг безымянной звёздной системы, в которой даже не было планет, кружатся и… ждут. Капитан Симидзу поймал себя на том, что тоже чего-то ждёт, стоя посреди галереи, связывающей контрольный и рекреационный сектора. Ему слепил глаза тщательно воспроизводимый голо-панелями стен бело-голубой свет местного светила, оставляя на дне сетчатки разноцветные пятна, но капитан не спешил отвернуться. Ночь, за невидимой границей проекции царила вечная ночь, а это солнце было просто одной из звёзд на небе, самой яркой, но такой же безразлично-далёкой. Таким же, если вспомнить, смотрелся солнечный свет из системы Юпитера, но там его сопровождала бурая громада Папы, тут же… тут царило бессменное бессмысленное недвижимое ничто. Отвернувшись, капитан вздохнул и двинулся дальше. Коно кичигай. В рекреационном секторе было как-то особенно тихо, что ж, по корабельному времени было четыре утра, да и сколько сейчас того экипажа. С каждым прыжком количество сигнализировавших о сбое капсул росло, и постепенно план Ромула становился понятнее. И по части излишнего запаса в списочном составе, и по части истинных целей экспедиции. Не самый полёт, и не новое знание, как предполагалось изначально. Только лишь ради этого тратить столь чудовищные ресурсы, да ещё и покидать Матушку на столько лет, оставляя Корпорацию без верхушки управления, рискуя по сути всем, но ради чего? За этим полётом стояло что-то иное, о чём капитан Симидзу мог только догадываться. Вот и довольно. Ему следует отправиться сейчас в залы для сквоша и вволю попотеть там во время тренировки, после чего его ждали вожделенная пайпа и прописанный медицинскими программами сон. А лимит на досужие мысли капитан Симидзу на сегодня исчерпал. Вот и нужная переборка. Аккуратно сложив форму пилота в свободный шкафчик и переодевшись в тренировочные шорты и тенниску, капитан сунулся в ближайший бокс, но там было занято. Забавно, сквош среди экипажа ценили совсем немногие, предпочитая баскетбол, кто это у нас присоседился? Капитан не узнавал со спины играющего, но невольно залюбовался, как он ловко использует заведомо предсказуемый стиль игры робот-тренера. Тот хоть и был установлен на максимальную скорость реакции и сложность подач, всё равно оставался для человека как будто такой дополнительной частью общего устройства корта. Просто ещё одной невидимой, пусть и очень юркой стеной, отскоки от которой были не более непредсказуемыми, чем от неподвижной поверхности сайдволла. Игрок двигался с ленивой грацией опытного жонглёра, методично подбрасывающего вверх мяч и не глядя ловящего его снова. Ни единого лишнего напряжения мышц, ни малейшей суеты в передвижении, выверенные, размашистые движения ракеткой, если не знать, как предательски сложны на корабле градиенты искусственной силы тяжести, можно подумать, что всё происходит посреди Босваша на бесконечно далёкой Матушке. Капитан Симизду покосился на счетчик отскоков, там тикало какое-то неприличное трёхзначное число. Маттаку. Бедолага робот, над ним попросту потешались, игрок явно мог заставить того увести мяч в аут первым же ударом. Он смог бы лучше контролировать мяч, разве что непосредственно держа его в собственной руке. Айцу, вот ведь наловчился. Ладно, не будем мешать, тут явно не наш уровень, чтобы проситься в пару. — Капитан Симидзу, погодите! Остановившись в проёме раскрывшихся створок люка, капитан обернулся. Чтобы тут же склониться перед говорившим в почтительном полупоклоне. Симатта. Как он мог не узнать. Перед ним, слегка пританцовывая по инерции, стоял Майкл Кнехт, Соратник Улисс собственной персоной. — Присоединитесь ко мне? Капитан с достоинством выпрямился, коротко кивнул. — Конечно, Соратник, почту за честь. И вышел на позицию, махнув роботу удалиться, затем машинально выбрал мяч — две жёлтые, как обычно. Дальше же были его пятнадцать минут позора. Если на взгляд со стороны его соперник просто ловко орудовал ракеткой, не особо напрягаясь и в общем-то играючи отводя любые попытки сбить себя с ритма, то теперь капитан Симидзу почувствовал, насколько опытной рукой направлялись эти удары. Будто не ракетка била по мячу, а мяч сам собой точнейшим образом рикошетил там, так и туда, как ему было предначертано. Никакие перепады гравитации, микроскопические неровности поверхностей или разнообразие натяжений лески не могли сказаться на результатах расчётов — экономное движение кисти, и мяч уже отправлен навстречу свей судьбе. Капитан Симидзу изо всех сил пытался вмешаться в железный механизм, с которым ему поневоле пришлось столкнуться, сделать хоть что-нибудь не по написанным чужой рукой правилам, но любые его попытки вывести свою игру в атакующий режим, хоть как-то нарушить план партнёра по площадке, приводили лишь к одному заранее очевидному результату. Следующий удар в ответ становился ещё чуть более точным, ещё чуть более изощрённым. Как будто так могло продолжаться вечно. В конце концов капитан Симидзу упёрся в предел собственных возможностей. Его связки ныли, лёгкие отчаянно трудились, а в голове потихоньку начинало плыть. Теперь у него уже не оставалось сил на собственные планы, вся его стратегия на партию простиралась не далее следующего удара, а всё умение уходило лишь на то, чтобы послать мяч не в аут. Или не потянуть себе связки. Или, маттаку, попросту не упасть. В конце концов, красный, взмыленный, хрипящий, он сдался. Маитта наа. Зря он выбрал две жёлтые. Самомнение своё надо держать в узде, капитан. Всего одно очко позади, а партия уже была проиграна. Капитан Симидзу как мог успокоил дыхание, после чего, поклонившись, покорно признал поражение. — Это было поучительно, Советник.