Даже если у ближайших биокуполов на парах будет стоять по самоходке и некто весьма проницательный будет целыми днями ждать сигнала «по коням», даже в этом случае до его деляночки от того же Фуско на полном ходу такой штуке нужно два часа времени. Не говоря уже о той тяжеленной махине, что продолжала рокотать на всю ивановскую где-то там, за горизонтом. Что-то тут не складывалось. «Неопознанная самоходка, повторяю, вы вот-вот пересечёте территорию частного надела, приказываю вам остановиться». Тоже ноль эмоций. Что ж, сами напросились. Линдстрём со вздохом снял берданку с предохранителя. Старый добрый «барретт эм-82-ви» его ещё никогда не подводил. Сейчас посмотрим, как вы без колеса-то дальше поедете. Не то, чтобы Линдстрём был так уж уверен, что сумеет отбрехаться, когда сюда прискачет остальная кавалерия и прочая тяжёлая артиллерия, но просто так, за здорово живёшь покушаться на его делянку? Фигушки. «Неопознанная самоходка, готов открыть огонь». Ну надо же. Та послушно остановилась, разметав своими восемью полусосями тучи реголитовой пыли. И тут же затихли датчики тектоники. Что бы там ни рокотало, оно тоже замерло. Ясно. Хотя ничегошеньки тут не ясно. Линдстрём, поглядывая на затихшую самоходку, полез в логи. Так, вот зарычала тектоника, вот она разом пропала. Логично, но не логично. Если всё так, как он думал, то амплитуда колебаний должна была по мере приближения неведомой махины расти. А она не просто падала, а… точно, наложив сигнал на кривую собственных перемещений, Линдстрём получил, нет, даже не обратный квадрат, хотя сигнал и затихал, но делал это куда слабее ожидаемого. По всему выходило, что источник сигнала не только не перемещался, оставаясь в точности под его деляночкой, так он и выходил на порядки больше тех несчастных десяти метров, что ему намерил Линдстрём. Но погодите, здесь этой штуки точно не было! Сколько Линдстрём уже трудился на своей деляночке, до этого сола ничего подозрительного тут не происходило. Участок как участок, не самый фартовый, не самый проблемный. Хана теперь деляночке. Осознание этого накрыло Линдстрёма как-то разом, словно обидная оплеуха в баре перед самым закрытием, так что даже подраться толком не получится, всех уже выгоняют на мороз. Линдстрём скрипнул зубами и снова приложился ухом к берданке. Ужо я вам отомщу. Самоходка, говорите, сейчас и посмотрим, как ваш опрессованный объём справится с маслиной из обеднённого урана, которая влетит вам в окно на скорости в два километра в секунду. «Тебя же Линдстрём кличут? Погоди, не горячись, разговор есть». Линдстрём в ответ даже бровью не повёл. Не горячиться это мы с радостью, не горячиться это мы завсегда. «Выходи, коли разговор есть, только чур с поднятыми руками». «Ладно-ладно, выхожу». И хмыкнул так ещё со значением, мол, мы тут никого не боимся. Однако. Из кормового люка самоходки выскочила на грунт топовая жёсткая оболочка производства «Маршиан текникс» о двух поднятых руках. На Церере такие редкость. Если простенькая оболочка Линдстрёма весила две тонны и была по сути мобильным гробом для желающих эффектно, но зато безо всякого комфорта самоубиться, то эта штука при хорошем запасе рабочего тела обладала двумя наплечными ионными соплами для контроля притяжения, а уж о гибкости её скользящих сочленений ходили легенды. Линдстрём ещё вчера готов был бы променять половину своей деляночки на этот аппарат. Впрочем, сегодня ставки серьёзно поменялись. «Стой, где стоишь». «Стою, стою. Ты мне скажи, друг хороший, чего ты это нам дорогу преградить удумал?» Удумал и удумал, друг хороший. Линдстрём снова задумчиво почесал переносицу. Этот «марсианин» явно имел к тому рокоту какое-то отношение, но вот какое? «Это моя делянка, закон простой: захочу — стрельну». «Закон-то закон, но я тебе не враг, я может предупредить тебя хочу». «Это о чём это?» «Ты ту штуку случайно не трогал?» Знает что-то, шельма, точно знает. «Ну, допустим, трогал. Тебе какое дело?» «Марсианин» с досады даже руки опустил, так расстроился, но тут же снова поднял, стоило Линдстрёму чуть повести стволом своей берданки. «А такое, что им это не понравится». «Им? Им это кому?» «Ты что, новости совсем не смотришь?» Тут Линдстрём окончательно разозлился, даже затвор лишний раз передёрнул для лишней вескости. «Кончай темнить и говори уже толком». «А ты наверх посмотри». Экий прыткий «марсианин» показался. Впрочем, нашенских на дурачка не возьмёшь, Линдстрём переключил аугментацию во вспомогательный режим, так что поверх левого поля зрения нарисовался поток из зенитной камеры. Сам же Линдстрём продолжал отслеживать прицел берданки в центральном поле. И что тут у нас? Ничего особенного. Как и обычно в солнечную половину шестичасового церерианского сола, не было там почти что и ничего, только Юпитер привычно болтался серой точкой. «И что же я там должен увидеть?». «А ты приглядись, не спеши». И правда, там что-то было. Если переключить камеру в ночной режим, прикрыв от пересвета лепестками выдвижной бленды, то что-то, гляди, начинает прорезаться. Или, скорее, отсутствие чего-то. На фоне проступивших звёзд в небе болталась линза пустоты — веретенообразный просвет в никуда. Эта штука точно не находилась сейчас в тени Цереры, но при этом выглядела сгустком черноты, будто ни единого солнечного луча на него не попадало. «И давно это там?» «Десятый сол, может быть и дольше, альбедо во всех диапазонах по нулям, его случайно заметили с орбиратальной, оно приблизилось до ста километров и с тех пор там висит, ровнёхонько над твоей деляночкой». Как удобно, хмыкнул Линдстрём. «Если ты намекаешь, что вы под это дело решили мой реголит себе захапать, то хрен вам». «Марсианин» только вздохнул. «Ну мне сюда рейнджеров позвать, чтобы ты уже угомонился?» «А ты меня не пужай. Пуганые. Я закон знаю. Прискачут рейнджеры — тоже получат маслину, я в своём праве». «Слушай, друг любезный, как мне уже убедить тебя, что не нужна нам твоя делянка?» «Отвали отсюда подобру-поздорову, друг любезный, — передразнил его Линдстрём, — вот и будет резон в твоих словах». «Можно, я хотя бы руки опущу, затекают». «В твоей-то оболочке? Пущай затекают. Стой, как стоял». «Ладно, тогда послушай, ты небось решил, что на цельное ядро под самой поверхностью наткнулся? Вот везуха, так везуха, последний раз такой находили на глубине полукилометра, Линдстрём, приходи в себя и соображай поскорее». «Мне то всё равно, что там находили, что моё то моё». «Да какое там, дурак-человек, ты что не понял ещё, почему оно гудит?» «И почему же?» «Да тебя отпугивает!» Линдстрём снова почесал переносицу. В словах «марсианина» был смысл. И смысл этот Линдстрёму ничуть не нравился. «Рассказывай. Только шустрей, а то мне поди в обратку пора». «Ты берданку опусти, тогда и расскажу. Да опускай, говорю, не сдалась нам твоя деляночка. А вот им — очень даже сдалась».