— Чего сказать-то? Но хозяин баловства не принял, оставшись таким же серьёзным. — Скажи, как оно всё будет? — Где, здесь? Ваня смущённо потёр переносицу. — Ну, не прям у нас тут, вообще. Мы ж не дураки, мерзлота отступает, сказывают, зимой судоходство севморпути вообще не останавливали. Сибирь почитай вся оттаяла, чуть не до Хатанги. Байкал скоро с Новым морем соединится. — А вам тут на Печоре какая беда? — Да никакой, урожая много, гнус почитай весь на север ушёл. — Так и чего ты беспокоишься? — Говорят, за Уралом люди мрут от заразы, болотные газы кругом горят. — Ты же сам сказал, сколько тех людей-то? Сяо Ван вздохнул. — Вот ты всё в шутку свести хочешь. А боюсь я за завтра. И только тут гость соизволил всё-таки стать серьёзным. — Скажу я тебе так, хозяин. Покуда тебя тут никто не забижает, плюй на всё и живи себе, как живётся. Расти детей, люби жену. Всё одно от тебя спасение Матушки никак не зависит. Не нужен тебе и гнилой Мегаполис, и уж тем более стольный град Москов с его заманухами. Во всяком случае, здесь тебе покуда ничего не грозит. Хребет тебя от потравы с востока защищает, дальние расстояния не позволят всяким корпорациям тут озоровать, да и нет у них тут никакого интересу. Море, река, лес, поле, чего тебе ещё надобно? — Надолго ли всё это? Родион глядел на Сяо Вана, нахмурясь да призадумавшись. Непростой вопрос, непростой предстоит и ответ. — Может быть, и надолго. То, что о вас забыли, это скажите спасибо. В наше время сидеть ниже радаров — лучшая стратегия. Вы тут — те немногие, кто может наслаждаться изменениями климата в полной мере, не получая от того ни малейших неудобств. Но так не будет всегда. Рано или поздно опреснение Баренцева моря запрёт Гольфстрим окончательно. Никто не знает, когда это случится, может через пару десятков лет, а может и на пару веков хватит. Вы это почувствуете первыми. Сяо Ван молчал, не мигая. — Однажды сюда вернутся сибирские морозы. Не те, что теперь, а настоящие, лютые, как в старое время. Промёрзнет до дна Печора, начнут лопаться стволы деревьев. Это будет тебе знак, собирай своих и двигай на юг, не останавливаясь. — Это куда на юг-то? До Сыктывкара али Кудымкара? — Дальше, Вань, гораздо дальше. Эфиопия, Южный Судан, там к тому времени как раз станет посуше. В земли наших далёких предков, что вышли из Африки полсотни тысяч лет назад. Хозяин аж крякнул с досады. — Не крутовато маханул? — Не крутовато. По насупленному виду Родиона было видать, что тот не шутит. — Это случится не сразу, но здесь начнётся. Лета не станет, с севера снова пойдёт ледник, через три сотни лет он достигнет северных границ Мегаполиса. И никакие стены его не остановят. Ваня смотрел на Родиона сочувственными глазами, какими здравый глядит на умалишённого. — Можешь не верить, но дети твои поверят точно. Просто помни, что мерзлота ушла на время, но обязательно вернёт своё. — Как скажешь, мил человек. На этом разговор и совершили. Отужинали в свете антикомариных приманок, чем бог послал, после чего все разошлись по палатям. Родион же стеснять хозяев снова не стал, так и улёгся в гамаке промеж двух черешен, навернулся по самый нос в одеяло да так и уснул, попялившись напоследок на белое северное небо. Сяо Ван по старой привычке поднялся утром в полпятого, умылся с рукомойника во дворе да пошёл будить гостя. Только того уже и след простыл, как и от его весомого сидора. Ну, в добрый путь, мил человек. Знать, время у него совсем не терпит. XXII. 07. Вечный Вашу ж мамашу. Pominkas представляли собой настолько устоявшийся ритуал, что для Анселя все местные приколы давно должны бы примелькаться, просто ещё один скучный день на скучной работе, но где там, с годами они только всё больше бесили, выводя на новые раунды самокопания, мол, надо всё бросать да придумать себе занятие поприличнее. Но чем ещё заняться экспату в стольном граде Москове? Большинство из тех, с кем Ансель успел познакомиться в баре Lenin zheev или паре подобных ему заведений «для своих», так или иначе подвизались в консалтинге и модерации, проще говоря, трудились на позициях razvodyashy,в конторах побольше и поменьше, в основном местных представительствах Мегаполиса, а там уж кому как повезёт. Работа на pominkas была занятием ничем не хуже других, как всегда, зависит от клиента. Главное в этом деле — не принадлежать к одному из конкурирующих кланов, что в мире круговой поруки и зацикленной на себе семейственности для любого другого занятия было бы скорее вопиющим недостатком, нежели хоть каким-то преимуществом, но не для razvodyashy. Образование, опыт и формальное резюме тут не играли особой роли, важно быть нейтральной стороной конфликта. Держи морду кирпичом и торгуй собственным статусом. А конфликты будут, уж не извольте сомневаться. Вот и сейчас — всё началось как обычно, на третьем подземном ярусе палаццо, куда Анселя сквозь бесконечный дождь и бесконечные же пробки на вылетных эшелонах доставил его потрёпанный кар, всё оказалось напрочь заставлено стоящими впритирку друг к другу огромными чёрными семи-автоматами, похожими на летающие гробы. Людей, как и свободных мест, на парковке не было. Единственный пустой бокс у са́мого лифта был помечен голографическим значком «для маломобильных граждан», плюс ненавязчиво перегорожен видавшим виды оранжевым конусом. Вроде как «не влезай, убьёт». Не нужно быть сильно местным, чтобы сообразить — попытка занять чужой бокс может доставить посягнувшему хлопот. Не то чтобы Анселю так уж было жалко кар, но за годы жизни в Москове он как-то привык к своей tachka, это в Мегаполисе личный транспорт был развлечением для корпоративных шишек не ниже секторального директора «Джи-И», а тут вроде как всё родное, каждую царапинку знаешь, и лишний ремонт Анселю огребать не хотелось. И всё-таки, клоунада начинала затягиваться. Где все? Сейчас протиснется по въездному пандусу семи-автомат кого-нибудь из опоздавших гостей и начнётся любимое развлечение — khipesh с гудением в клаксон и размахиванием разномастным железом в окно, где они его только достают. Ансель уже невольно потянулся к голосовому сенсору, вызывать подмогу, но вовремя заметил у самого лифта полупрозрачное гало дворецкого. Какая предусмотрительность, вашу ж мамашу. Резервный бокс, который ему выделили, с третьего раза даже удалось высмотреть. Ну разумеется, в самом дальнем углу паркинга, рядом с другой такой же колымагой. Наверное, адвокат принимающей стороны прилетел. Как говорится, кому печаль, кому и праздник. Опять же,и хорошо, что так далеко задвинули, местные вообще весьма своеобразно относились к любого рода odolzheny, о них принято было заранее договариваться, и да, они всегда чего-нибудь да стоили. Как тут говорили — у соседа сдохла курица, мелочь, а приятно. Как то, что они тут именовали «курами», технически могло сдохнуть, Ансель не понимал, но местные обороты речи вообще не стоило воспринимать буквально, иначе рехнёшься. Услужливый дворецкий всё маячил у лобового, помаргивая изношенными индукторами. Палаццо был хоть и местом довольно shikarny, но как и в случае любых общественных зданий, обслуживался из рук вон и, что называется, na otvyazhiss, лишь бы совсем не развалилось. В лощёный кирпич того же Кремлёвского купола тоже можно было верить лишь до первого визита в podsobka, где, разумеется, страждущего приобщения к тайнам царских палат ждала банальная пыль, паутина и характерный запах небрежения. — Вас ждуут наверхуу, мсье. Дворецкий тянул с жутким местным акцентом, кажется, традиция локализовать даже иноязычные языковые модули с учётом местечковых представлений о прекрасном тут укоренилась в веках. Почему просто не взять стандартный опенсорсный модуль со стоков? — Пациента уже подготовили? — Пациентаа? — с тупой интонацией переспросил дворецкий. — Вас ждуут наверхуу, мсье. Ансель вздохнул и полез в багажник за мантией. Не то чтобы она была обязательным элементом мизансцены, но почему-то исключительно в островном облачении здесь тебя начинали воспринимать всерьёз, будто истинную власть местные принимали единственно от атторнеев Короны. Тоже своего рода традиция. Другое дело, что настоящий атторней тут не появлялся поди уже лет двести. Вот же дрянь удушливая. Эта штука при местной влажности работала покруче всякой banya. Можно смело начинать потеть. С резким стрёкотом дрон взлетел, покружился, сверкая золочёными глазками, и привычно повис за левым плечом у Анселя. Работаем. Лифт в традиционном для палаццо чёрно-красном убранстве поверх обшарпанных зеркал тащился наверх с обстоятельностью пожилого туристического верблюда на Парадайз-бич, будто вёз не единственного преющего под глухой мантией экспата, но целую делегацию Мегаполиса с пажами и кринолинами. За то время пока плита основания, трепеща и подрагивая, проковыляла три несчастных уровня, можно было вернуться на парковку, сесть в кар и по воздуху добраться до крыши треклятого палаццо, благо там была предусмотрена эвакуационная площадка. Но протокол есть протокол. Нехотя раскрывшиеся створки обрушили на Анселя тугую звуковую волну. Dis-catch был уже в самом разгаре. Палаццо такого класса позволяло одновременно разместить в центральной камере до полутора тысяч рядовых гостей во плоти и ещё примерно в десяток раз больше аватар, и сегодня тут всё было забито под завязку, ко всему — у самого основания бродило трое детей-колобков, плотно опекаемых авто-маскотами. Сразу видно, община сегодня попалась солидная, раз могла себе разом позволить столько мелких. Странно, тогда что он тут делает? Ярусами вверх забирались традиционные местные круглые столы со скатертями под gjel-und-hochloma. На подвешенном в воздухе танц-поле, больше похожем на гипертрофированный ммашный октагон с прозрачным полом, мерцали стробоскопы и извивались под рокот барабанов конвульсирующие в магнитных поясах, плюс под самым потолком внутренней камеры в такт местной попсе подёргивались гигантские голограммы, почему-то именуемые тут pugacheva. Экспаты, посмеиваясь промеж себя, называли их «баобаба», но при местных это слово старались не употреблять, потому как в ответ они тебе на подобное могли немудряще и в глаз засветить. Между гигантских баобаб переливалось всеми цветами радуги число 130 без дополнительных уточнений. Впрочем, тут его никому расшифровывать не приходилось, на pominkas вообще помалкивают о деталях и в основном обильно пьют да неумело танцуют. Под бодрые местные ритмы традиционно пришлось ждать прохождения сквозь рамку. Что они этими рамками изыскивали в мире пластикового огнестрела и одноразовых шокоразрядников, понять было трудно, скорее всё походило на ещё один ритуал поклонения, без которых тут не обходилось ничего и никогда. Ждём вальяжно чапающего сюда пузатого ochrannick, покорно приземляем дрон на колченогую табуретку у рамки, проходим с каменным лицом, ждём завершения шмона. Ничего страшного, каких-нибудь пять минут и можешь идти куда надо, всё ради безопасности, tovarisch. Тебе, экспату, ещё сколько жить, лет пятьдесят? Вот и не торопись, подумай о жизни, покуда тебя ощупывают всякими датчиками и просто потными ладошками в синих эластомерных перчатках. Хочешь долго жить, так терпи, о тебе же заботимся. К тому моменту, когда тактический ощуп со стороны пузатого завершился, Ансель уже весь был багрового цвета, за воротник мантии текло из-под респиратора, а дрон в руке раскалился. Воздушное охлаждение, говорили они. Вашу ж мамашу. А вот и представители покойного, оба-два, тоже такие официальные, в пиджачках поверх пузов, как будто не обращают внимания на окрестные безобразия,предвкушение обильного пополнения социального счёта как правило удачно загораживает остальную действительность. Ансель сухо кивнул их молчаливым переговорам с кем-то наверху, запустил обратно дрон и без обиняков самостоятельно двинулся к левой колоннаде, не дожидаясь официального приглашения. С этим дуркованием надо было кончать. Встречающие вынужденно подхватились и поспешили следом. Пока ждали лифта, Ансель поймал себя на притопывающем движении в такт рявканью бита, поморщился, местные называли такое явление catch, мол, ноги сами пускаются в пляс.Почему при этом само окружающее увеселение называется dis-catch, то есть вроде «не-catch»,понять как всегда было трудно. А вот и лифт. Увешанные весёленькими огоньками кабинки, что скользили вверх-вниз вдоль стен палаццо, были такими крошечными, что они втроём еле туда влезли, Ансель буквально физически ощутил, как напряглись магнитные зажимы чужих пиджаков, его же мантия моментом неприятно прилипла к спине. Мерзость какая. К этим постоянным мизансценам было невозможно привыкнуть. Дрон, оставшийся снаружи, мельтешил крылышками лопастей на воле, покачиваясь у самого лица по ту сторону стеклянной преграды, пока лифт разгонялся. Отсюда, сверху, три завывающие и пританцовывающие баобабы и заключённая в их треугольник сотня выглядели совершенно устрашающе, почему эти странные существа с гигантскими nachos (кажется, что-то из латиноамериканской кухни, но поди их пойми) на голове считались местными за предмет обожания, оставалось для Анселя очередной загадкой. Впрочем, в Латинаме День мёртвых тоже справляли весьма экзотично, так что подобная случайная апроприация чужой культуры тоже, наверное, имела какой-то скрытый смысл и вряд ли была проявлением расизма, которого, впрочем, тут всегда хватало. К счастью для Анселя, внутренняя камера палаццо благополучно исчерпалась, ухнув в чёрную пустоту под полом, голографические карги исчезли, музыка стихла, лифт продолжал подниматься уже в приятной тишине под ненавязчивый мотив отсчёта уровней. Так, погодите, а как сюда дрон теперь попадёт? На выходе из лифта Ансель, бестолково оглядываясь, принялся мучительно поправлять совершенно испорченную мантию. И чего теперь? Впрочем, привычный стрёкот раздался из-за угла уже спустя считанные секунды. Хороший дрон, хороший, к ноге. Рядом перетаптывались встречающие. Только не говорите, что сейчас начнётся обычный местный bazar.