— Я к Сяо Вану. На этот раз голос отвечающего зычным эхом разнёсся по всей округе. — А звать тебя как? — Родионом кличут. — По батюшке? — Романыч я. — Не знаю такого. Пришелец продолжал держать руки вверх и нетерпения проявлять не спешил. — Да ты пусти, хозяин, там ужо обсудимо. Хуторянин на это хмыкнул, но ствол опустил. — Ну заходи, коли не шутишь. Трое дроньев, окружившие тот час неурочного гостя, тут же сорвались с места и унеслись обратно под навес сторожить. Смекнувшая, что шухер рассосался, псина тоже вернулась на исходную позицию между хозяином и пришельцем. Сам же хозяин уселся на лавку и вернулся к своему основному на тот момент занятию — поедать из широкой миски дикую смородину, заблоговременно протёртую с сахаром, чтоб не так кисло было. Чем ещё на жаре в середине дня заниматься. Вот попустит слегонца солнцу, али тучи снова набегут, можно будет обратно на поля двинуть. — Доброго здоровьица, хозяине. Это назвавшийся Родионом уже добрался до места, а ничо так он чешет, что твой спортсмен-разрядник. — Доброго. — Это вас, господин хороший, Сяо Ваном кличут? Хозяин снова хмыкнул, делая приглашающий жест подсаживаться. — Да как-то Ваней в основном. А ты что ли городской, мил человек? — Да коли бы и так. Всяко по здешних местах я бывал немало, особливо в детстве. — Это ж в каком годе? — не поверил, значить. —Да почитай что в прошлом веке то было. Но последний раз лет двадцать как заглядывал сюда проездом, посмотреть, как оно всё изменилось. Самозваный Ваня присвистнул, оглядывая Родиона. Неплохо сохранился, шельма. — О как. Ну добро. А меня откуда знаешь? Так-то мы с соседями не особо отсвечиваем, не какие реестровые чай. — Да и делов-то, что не реестровые. Слухами земля полнится. — Это какими такими слухами? — нахмурился Ваня, так что и без того азиатские глаза его окончательно сошлись в две щёлочки. — Что проживает де на Печоре Сяо Ван, знатный сельчанин и хлебосольный такой, ух. Лет пятнадцать как проживает, добра наживает. Тот в ответ только губами покивил. — А может и не проживает. — А может и нет, — легко согласился Родион, снимая с плеч сидор и через силу водружая его на стол. — Да ты не беспокойсь, чужие проблемы мне к спеху, Ваня, мне бы ночь переночевать, а к утру я уж свалю по добру, по здорову. А то сказывают ночью гроза будет, надёжная крыша над головой в такую погоду и ежу ко времени будет. — Уж как водится, — Ваня перестал сверлить пришельца глазами и сменил тон на более деловой. — Эту штуку припрятать от греха не надобно? Но Родион твёрдо стоял на своём. — Не сто́ит. Пущай при мне побудет. Ты, хозяин, я погляжу, за горизонтом-то подслеживаешь. — Не без этого. Мало ли какая проверка. Родион усмехнулся. — Работников прячешь? — То тебе какое дело? — Да никакого. Просто мне про твоих работников не знамо. Вот и пущай при мне всё своё побудет. Ваня только плечами пожал, дело барское. — Куда путь держишь, если не секрет? — Да какой секрет, в скит иду, по святым местам, душонка-то вишь, городская, пропащая, а к боженьке всё одно тянется, чистоты требует! И улыбнулся столь блаженной улыбкой, что Ваня даже призадумался. Что издевается — это понятно, но с какой целью? — Дело то спасительное. Только ежели ты, Родион свет Романович, в ближний скит собрался, то отговорю я тебя от того дела. — Почто так? Али там неладно, ужели какие раскольники скит захватили? Ваня аж ругнулся вполголоса, но вслух сказал так: — Ближний скит больше странникам не отпирает. А кого впустит — сразу под опись сдаёт охранке границ. Ага, кивнул в ответ Родион. — Приму к сведению, хозяин, приму к сведению. А вот ты мне скажи, баркас-то нынче ходит? — Ходит, чего ж не ходить, по-на всю Печору почитай один и ходит, поди кожный день, коли не праздник святой али штурман вдругорядь пьяный лежит. А тебе то почто? Скиты поди у другой стороне все будут, на юг. — Да думал я вот по пути погостить, всё равно где. Опять же рекою оно дело такое, идёшь тихонько, по берегам зыришь, роздых глазам, радость душе. При упоминании глаз Ваня встрепенулся, приглядываясь. И правда, диво дивно, наш-то Романыч, гляди, со своими зенками по свету бегает. Даром что сколько ему годков, за сотку? Интересный коленкор. Неужто в Москове до таких дел додумались, чтобы живые глаза человеку до ста лет сохранять? Чудеса. Сам-то хозяин мерцал своими дешёвыми матрицами почище чем у котов ночами в свете фонаря отсвечивает. Сразу видать — халтура, коновал в Нарьян-Маре делал. — Ты бы, Родион, зенками-то своими не шибко светил, на реке лучше вообще визор одень да не снимай. Народишко сейчас всякий по сдельной работе шаромыжится, останешься без глазонек, неровён час. Но Родиона сей пассаж нимало не впечатлил. — Ой, спасибо, хозяин, за заботу. Буду стараться не отсвечивать. Только вот ты ещё мне что скажи, чего у вас так охранка суетится? Покуда шёл сюда от пристани, сплошной трах да бабах по небесем, что-то не припомню, чтобы так уж винтолёт бывалоча-то озоровал. Ишь, винтолёт ему чтобы не озоровал, на то и охранка границ поставлена, чтобы враг не дремал. — У нас нонче строго. Кожную седмицу стрельбы, ущения, третьего дня два электропса прибегали, кур спужали, сволочи. — Али сыскали кого? — сочувственно поинтересовался Родион. — Да кто их поймёть, ледащих, прискакали да ускакали, чтоб им пусто было. — Ясно. Может, на Трубу кто покусился? — Это ты когда со скита дальше-то пойдёшь, то сам и погляди, кому сие вообще надобно! Родион в ответ только голову наклонил, ну-тка, милок, заскажи мне за Трубу. Да и разошёлся Ваня отчего-то не на шутку, видать, задел его вопрос: — За Уралом-то, где самая Ягыд ва започинается, там настоящая грань идёт. Будь там особливо аккуратен, Родион, эт табе не местная охранка, там всё по-настоящему, строгости как при карантине. Ни одна мышь не проскочит, что бы ты там себе ни думал, я тебя заранее предупреждаю. — Ну допустим, а причём тут ваша охранка к тамошним строгостям? — А притом, что нет никакой особо охранки, всё корпорации к руками прибрали, от самого Москова до японских островов. Родион в ответ только брови удивлённо поднял. — Вот прям никакой? — Да и Трубы, если подумать, тоже нет. — Поясни. — Да что тут пояснять, — всплеснул руками Ваня, — сдаётся мне, что Труба та пустая давно, так, фикция. Повод, чтобы здесь быть, всё вокруг сторожить.