– Похоже, даже мой Ветерок, не поможет вам пробиться через эту толпу! – с чувством ужаса от происходящего воскликнул герр Вагнер. Затем, как бы спохватившись, потянул начальника полиции за рукав и сказал: – А знаете что, езжайте через задний двор моего дома. Там есть переулок, через который вы объедите часть этого квартала и доберётесь до особняка фон Веберов со стороны нового кладбища. Другого пути у вас всё равно нет. – Но что я сделаю один, без наряда солдат? – вдруг догадываясь о бессмысленности такого поступка, спросил герр Штольц, перед глазами которого двигалась длинная вереница кричащих людей. Абелард на секунду задумался. – Ах, ладно! Плевать! – прервал его мысли начальник полиции, положив руку себе на пояс, где под плащом обрисовался силуэт рукоятки пистолета. – В конце концов, я вооружён, и попытаюсь сам произвести арест доктора Штанца. Главное – успеть раньше толпы. – Да-да, поторопитесь мой друг, – подбодрил его герр Вагнер, кладя свою ладонь ему на плечо. – Правосудие должно быть честным и беспристрастным. Арестуйте и доставьте Штанца прямиком в крепостную тюрьму, а там разберёмся. И да поможет вам Бог! В этот момент слуга Вагнера, подвёл к крыльцу дома молодого красавца коня. Запрыгнув в седло, начальник полиции натянул потуже свой высокий цилиндр, поправил под плащом пистолет, и, козырнув двумя пальцами над полями, пришпорил разбуженное животное. Скрывшись за углом дома под сенью старых оголённых лип, герр Штольц быстро помчался к дому доктора Штанца по указанному Абелардом пути. Проводив его тревожным взглядом, Вагнер вернулся в дом. Всё произошедшее с ним за последние сутки так сильно вымотало его, что он, наконец, решил приложиться к бутылке. Протащившись, устало к буфету, и, достав оттуда бутылку вина, он почал её. Заливать стресс спиртным ему приходилось уже на протяжении многих лет, поэтому трёхдневный перерыв, после последнего визита доктора Штанца, уверяющего, что он излечил его от этой пагубной привычки, превратил нервную систему Вагнера в натянутую до предела струну. Трясясь всем телом, он заполнил вином, стоявшую на столике большую кружку. Ярко-красная жидкость моментально ударила своим ароматом Абеларду в нос. Почувствовав запах терпкого напитка, Вагнера вдруг накрыла волна сильного, необъяснимого страха, сковавшего всё тело и заставившего его испытать какое-то удушение и нехватку кислорода в груди. Голова почему-то закружилась, в ушах зашумело, а перед глазами возникли вспышки из прошлого, когда Вагнер совсем ещё ребёнком чуть не утонул в несущем его бурном потоке реки. Отставив бутыль и выронив наполненную кружку, разлившую содержимое по потёртому старому паркету, Абелард схватился за горло и сделал несколько шагов назад. Пытаясь осознать и осмыслить происходящее, он вдруг услышал женский крик. Только крик этот исходил не с улицы, а с верхнего этажа. – Хозяин, кажется, кричит ваша жена, – раздался позади него голос пожилого слуги. Вагнер сразу взял себя в руки и опрометью бросился вверх по лестнице. Вбежав в спальню супруги, он увидел корчащуюся, словно от ужасной, невыносимой боли, женщину. Несчастная хрипела и извивалась в агонии. Вдруг мужчину толкнул в спину вбежавший следом слуга. Выхватив у него шандал, Вагнер склонился над бьющейся в конвульсиях женой. Но осветив ей лицо, он с ужасом отшатнулся. С обликом женщины происходили невероятные изменения. Её кожа вспучивалась и бугрилась, из глаз текли настоящие кровавые слёзы, а тело принимало самые невероятные позы. Вагнер был растерян и не знал, что ему делать. И друг, в один момент всё это прекратилось. Женщина расслаблено выдохнула, и, раскинув в стороны руки, рухнула на подушки. После перенесённого ею припадка лицо несчастной осталось сильно обезображенным. От прорывающихся гигантских гнойников на нём появились глубокие, саднеющие кровью язвы. Теперь узнать в Эльзе Вагнер ту самую симпатичную женщину было уже невозможно. Услышав позади себя грохот, Абелард обернулся и увидел лежащего без чувств, слугу; такое сильное впечатление произвели на него произошедшие с хозяйкой внешние изменения. Хотя герр Вагнер и сам находился недалеко от такого же состояния. Заметив, что супруга шевелит распухшими окровавленными губами, пытаясь что-то сказать, Вагнер набрался мужества и склонился над ней. Едва распознав знакомый голос, он, хоть и с большим трудом, смог расслышать лишь одну фразу, повторяемую женщиной многократно: – Убей меня. Убей меня. Очень прошу тебя, убей меня. Абелард закрыл уши руками и сделал несколько шагов назад. – Нет! Нет! Нет! – прокричал он трижды, и, спотыкаясь о тело слуги, бросился бежать вон из комнаты. Спустившись бегом в свой кабинет, он трясущимися руками открыл стоявший в углу несгораемый шкаф и достал оттуда заряженный двуствольный кремнёвый пистолет, подаренный ему на вступлении в должность самим бургомистром. Редкая и дорогая модель. Второй раз в жизни он брал его в руки. Осмотрев оружие и убедившись в том, что оно заряжено, герр Вагнер приставил пистолет к виску. Простояв в нерешительности пару секунд, он вновь услышал крик своей жены. Абелард побежал обратно. Ворвавшись в спальню к женщине, он увидел, как лицо несчастной превратилось за его минутное отсутствие в настоящее кровавое месиво. Сквозь пелену слёз он навёл пистолет на свою супругу и зажмурившись, выстрелил. Попавшая прямо в сердце пуля, мгновенно убила несчастную, моментально избавив её от страшных мучений, которым она подверглась из-за страшной, неизвестной болезни. Тело женщины обмякло, а её голос навеки затих. На голубом пеньюаре стало быстро расползаться багровое пятно. Перед глазами Вагнера резко вспыхнул алый закат. В нос ударил аромат цветущей черёмухи, а из возникшего перед ним открытого окна большого дома, полилась чудная мелодия лютни, струны которой, умело, перебирали своими лёгкими прикосновениями длинные тонкие девичьи пальцы, невольно заставляя останавливаться всех проходящих мимо этого дома прохожих. И вскоре нежный, милый, любимый девичий голосок перебил вечернюю трель соловья и стал изливать прекрасную старинную песнь о неразделённой любви. Озарившая сознание Абеларда вспышка из прошлого, заставила сжаться его и без того разбитое сердце, ещё сильнее. Осознав, что он сделал, и что же произошло на самом деле, Абелард Вагнер издал душераздирающий крик отчаянья и под шум голосящей толпы, доносившийся через приоткрытое окно, совершил последний и роковой выстрел, приставив перед этим дуло пистолета себе к виску. 11 глава Погревшись, Брюмер отошёл от камина и направился в столовую, где уже накрыли обеденный стол. Однако внезапно раздавшийся настойчивый звон входного колокольчика заставил его из любопытства задержаться. Появившийся из гостиной хозяин, бормоча себе что-то под нос, с недовольством впустил трезвонившего, запоздалого посетителя. Им оказался мужчина, закутанный в чёрный плащ. Обернувшись, Брюмер без труда опознал начальника патруля, оставленного им два часа назад следить за домом доктора Штанца. – Пропустите, – обратился он к хозяину своего жилья, – это ко мне. Вошедший мужчина подошёл сразу к Брюмеру и что-то прошептал ему на ухо. Молодой человек тут же снял с вешалки своё пальто и шляпу, накинул их, и под удивлённым взглядом арендодателя покинул дом. Сообщение начальника патруля о том, что экипаж доктора Штанца покинул пределы усадьбы и умчался в неизвестном направлении, сильно встревожило его. Ведь именно об этом и просил немедленно оповестить себя Брюмер, когда отправлял туда наряд на ночное дежурство. Однако он не думал, что желанный момент наступит этим же вечером. Вскочив в ожидаемую их двуколку, полицейские помчались в Зелёную долину. Брюмер хотел не только выполнить приказ своего начальника, установлением постоянной слежки за доктором Штанцем, но и желал провести в его особняке тайный обыск. В отличие от герр Штольца, он не собирался ждать, пока найдутся веские доказательства для ареста доктора. Особенно его побуждала к подобным действиям, найденная им на территории усадьбы трость инспектора. Ведь если Леманн был ещё жив и находился в заточении у доктора Штанца, тут попахивало не только поимкой злодея и спасением человека, но и целым повышением по службе. Тогда он станет значимой фигурой в городе, ему выплатят достойный гонорар и он сможет, наконец, просить руки дочери своего рантье, фрейлейн Ребекки Либлинк. Главное, чтобы всё прошло гладко. Чтобы ему улыбнулась удача, и он собрал бы необходимые доказательства. А победителей, как известно не судят. Вот, наконец, и он – дом доктора Штанца. Приказав своему коллеге убрать двуколку за поворот дороги, ведущей к новому кладбищу, Брюмер направился вдоль высокого забора, выискивать подходящее место для его преодоления. Скрываемый ночной темнотой, он не пошёл так далеко, как днём, а перелез через ограду, сразу, как только особняк скрылся за деревьями парка. Перебежав задний двор и скользнув незаметной тенью вдоль фасада здания к железным дверям, расположенным в высоком фундаменте, молодой человек ненадолго притаился. Ничего. Тишина и покой. Ни одного звука не доносилось до его слуха из-за стен и тёмных окон дома. Значит, всё в порядке. Значит, его никто не заметил. Но только он собрался открыть дверь, как раздался шум выходящих из соседнего входа с маленьким крылечком людей. Это оказались слуги, которые покинули особняк, и тихо переговариваясь между собой, направились к небольшому домику в глубине усадьбы. Подождав пока они растворятся в ночи, Брюмер дёрнул за ручку железную дверь. К его счастью она оказалась не запертой. Нырнув в проём, молодой человек внезапно очутился в непроглядной темноте. Чиркнув огнивом и подпалив кусочек трута, он осветил длинный коридор, в конце которого виднелся ещё один закрытый вход. Пройдя вперёд, Брюмер отворил его и зашёл в большой, просторный подвал. Слева от него находилась узкая лестница, ведущая внутрь дома, справа – стена, с расположенными в ней двумя железными дверьми. Он подошёл к ним и поочерёдно открыл каждую. За первой, оказалось абсолютно пустое помещение. Единственное, что в нём смутило молодого человека, так это огромная ржавая цепь, прикованная к крюку в стене. Словно она предназначалась для заточённого здесь когда-то узника. Открыв другую дверь, Брюмер вошёл в комнату, оснащённую всем тем, что не поддавалось его пониманию. Хоть он всегда и считал себя весьма образованным, здесь находилось столько непонятных для него вещей, что молодой человек сразу сделал вывод – это и есть та самая, секретная лаборатория доктора. Огромный стол с ретортами, колбами и мензурками, книжный шкаф, чучела и скелеты животных, всё здесь притягивало к себе внимание и говорило само за себя. А самое главное, источник света. Это были, описанные нами ранее, большие стеклянные шарообразные колбы, подвешенные к низкому потолку и заполненные клокочущим внутри них дымом; льющим мягкое, то голубое, то розовое свечение. Оглядывая странную комнату, молодой человек вдруг остановил свой взгляд на большой круглой бочке, которая стояла в самом дальнем и тёмном углу. В таких ёмкостях обычно заготовляли впрок солонину или ставили на брожение винное сусло, и скорее всего, это был даже больше дошник. Он привлекал к себе внимание тем, что из него торчал силуэт настоящей человеческой головы. «Боже, что же здесь происходит?» Подойдя к дошнику вплотную, молодой человек в ужасе отпрянул назад. В плотно закрытой крышке бочки, находилось отверстие, в которое действительно была вставлена человеческая голова. Причём Брюмер сразу же опознал её обладателя. Им являлся никто иной, как инспектор Леманн. Только теперь его лицо стало очень худым и белым, как накрахмаленная простыня. Впавшие глазницы были сомкнуты синеватыми веками, провалившиеся щёки и заострившийся подбородок покрывала длинная щетина, а на месте губ находилась тонкая ротовая прорезь. Но даже несмотря на эти чудовищные изменения во внешности инспектора, молодой человек сразу узнал своего коллегу, наставника и учителя. На подкашивающихся от страха ногах, Брюмер вновь приблизился к голове Леманна и дрожащей рукой коснулся её. Закрытые веки головы неожиданно дёрнулись и медленно приоткрылись. На шокированного Брюмера теперь смотрели два потускневших, подёрнутых белёсой пеленой, глазных яблока. Сейчас они напоминали глаза мёртвой речной рыбы, которой торговали на рыночной площади местные рыбаки. – Инспектор, что с вами? Вы живы? – тихо задал свой вопрос голове молодой человек. В ответ, рот Леманна несколько раз открылся и закрылся, так и не издав ни одного звука. Приглядевшись, Брюмер заметил лишь блеснувшие капли слёз в уголках впалых глаз инспектора. «Значит, он жив! Значит, он просто не может говорить из-за истощения и сидения в этом дошнике», – подумал молодой человек и бросился осматривать бочку. Пытаясь понять, как из неё вызволить инспектора, он вдруг заметил в огромной ёмкости прорезь и деревянную ручку. «Вот оно!» – пронеслось у него в голове, и он радостно открыл сделанную в дошнике дверцу. Однако то, что предстало его взору, не поддавалось никакому объяснению. Тела внутри ёмкости не оказалось; только множество трубочек, похожих на кишечники птиц или мелких животных, которые тянулись от основания головы до расположенных в стеклянных сосудах человеческих органов. Осветив огнём трута внутреннее пространство дошника, Брюмер без должного медицинского образования опознал в одном из сосудов человеческое сердце. Оно было залито кроваво-красным раствором, который перетекал по трубкам, благодаря его ритмичным сокращениям. Чувствуя, что теряет сознание, молодой человек опрометью выбежал из страшной комнаты в подвал. Здесь он начал откашливаться и жадно глотать ледяной воздух, напрочь позабыв, что может привлечь чьё-нибудь внимание. И только когда из его гортани стали вылетать хрипы, он прекратил свой безудержный кашель. Всё-таки, как же хорошо, что он не успел пообедать, в противном случае вся еда оказалась бы сейчас на полу этого подвала, настолько сильно крутило и сжимало от нервного потрясения его желудок. Наконец, придя в себя от шока, пошатываясь и вытирая слёзы, он вернулся обратно в лабораторию доктора. Заметив на столе кипу исписанных листков бумаги, молодой человек решил заглянуть в них. Пробежавшись взглядом по тексту некоторых страниц, он пришёл к выводу, что это что-то вроде дневников, содержащих результаты экспериментов доктора. 14 декабря «Проведена пробная операция по пересадке глазного яблока. Спустя пять дней пациент по-прежнему видит только родным глазом. Повторная операция показала, что чужеродный орган не прижился». 25 декабря «Проведена операция по удалению у пациента некоторых частей головного мозга, как то: (дальше шли слова на латыни, которые Брюмер никак не мог перевести). Найдены отделы, отвечающие за речь (возможно, это нижняя часть лобной извилины), открывание глаз (возможно, это задняя часть самого мозга), потерю зрения (возможно, это затылочный отдел мозга). Попытка заменить извлечённые части мозга донорскими органами показала, что чужеродная мозговая материя не приживается, как обычные конечности и приводит к скорой смерти». 14 января «Проведённые опыты с изъятым из черепной коробки мозгом, не повторили своих результатов на живом пациенте». 27 января «Пересадка частей женского мозга мужчине закончилась удачно. Через три дня у пациента начали расти длинные волосы, через семь дней изменились черты лица, поменялся голос. Пациенту проведено несколько переливаний женской крови. Увеличились на груди ореолы, появилась боль и спазмы в мышцах. Спустя две недели изменения прекратились. Пересадка пациенту женского сердца закончилась неудачно. Испытуемый экземпляр умер». 11 февраля «Проведена операция по обезглавливанию и обеспечению жизнедеятельности головы отдельно от тела. Изучение стимуляции мозжечка подтверждает наличие страха смерти у объекта. Стимуляция других частей головного мозга вызывает такие же эмоции, как и при наличии тела. Всё-таки, Гиппократ и Алкмеон были не правы…» Дальше молодой человек читать не стал. Отбросив листок, он отошёл от стола и безумными глазами ещё раз осмотрел всё помещение. От прочитанного текста его трясло. Наконец, со скрежетом стиснув зубы и, схватив табурет, первое, что ему попалось под руку, он нанёс им сильнейший удар по нагромождению реторт и колб. В ту же секунду, словно разбившейся о прибрежный утёс волной, пол засыпало миллионом стеклянных осколков, а помещение затянуло едким, удушающим дымом. Увидев в одной из стен маленькое окошечко, Брюмер разбил табуретом и его, дав плотной белой завесе свободный выход. Когда он распахнул дверь, создав тягу, дышать стало намного легче. Щурясь и кашляя, он вернулся к голове Леманна. Из потухших глаз инспектора всё ещё текли слёзы, а его рот продолжал беззвучно открываться. Даже по его невнятной артикуляции, из-за отсутствия губных складок, Брюмер догадался, о чём просит Леманн. Несчастный слёзно умолял умертвить его голову.