Подкручивая в раздумье кончики усов, фон Майер оттолкнул в сторону своего молчаливого солдата и направился к выходу. Комендантская комната располагалась в том же здании, где и казармы, поэтому выйдя на улицу, фон Майер не увидел никакой кареты. У одних и вторых ворот висело по два светильника, но даже при их тусклом свете нельзя было бы не заметить целого экипажа. Смутившись, фон Майер прошёл под арку, за которой открывался центральный двор, и только дойдя до третьих ворот, наконец, заметил, скрытую ночной темнотой карету. Заглянув в неё и не обнаружив никого внутри, как, потом и снаружи, он удивился ещё больше. Сняв двух часовых со смотровой площадки, фон Майер зашагал по мостику, соединяющему самую старую часть крепости с её более поздними пристройками. Последний двор казался самым большим, и обойтись здесь без настоящих факелов было невозможно, не говоря уже о том, чтобы найти человека, поэтому солдаты сначала сняли с крепостных стен запалы, зажгли их, и только после этого двинулись на поиски нарушителя. Пока солдаты и всполошившийся комендант обыскивали громадную территорию, доктор Штанц успел скрыться в портале небольшого строения с куполообразной крышей и маленьким бельведером. Это была церковь святой Марии, расположенная прямо во дворе крепости. Возведённая в раннем средневековье, церковь считалась покровительницей Мариенберга и хранила в себе такие тайны, о которых никто, кроме доктора Штанца, теперь не знал. Зайдя внутрь церкви, Штанц вытащил заранее приготовленный светильник и зажёг его. Направив перед собой тусклый луч света, доктор стал медленно продвигаться вперёд. Миновав предел, он остановился. Посветив вокруг себя, доктор, наконец, обнаружил то, что искал. Жёлтый дрожащий луч светильника поочерёдно выхватил из темноты несколько надгробных плит, расположенных в центре основного здания прямо в полу. На всех плитах были высечены изображения почивших епископов. Пересчитав надгробия, (коих оказалось ровно двенадцать) Штанц выглядел немного растерянным. Его явно что-то не устраивало. – Проклятие, а где же ещё одна могила!? – громогласно воскликнул он вслух, не стесняясь выражаться в стенах церкви. Несколько раз он перешёл от захоронения к захоронению, внимательно прочитав и изучив надписи на каждом из них, но так и не нашёл среди них того, которое ему было нужно. Наконец, отчаявшись, Штанц отошёл к центральному нефу и присел на скамью перед алтарём. В этот момент с улицы донеслись голоса и в огромных окнах церкви, мелькнуло зарево от факелов. Доктор опустил на своём фонаре шторку и остался сидеть в темноте. Голова Штанца разрывалась от догадок и размышлений, времени на которые оставалось всё меньше. После визита начальника полиции, заданных им вопросов и показанной ему трости инспектора, доктор понял, что пора готовиться к побегу из города. Видя игру герр Штольца, он с удовольствием принял её. Ему вовсе не хотелось ускорять его подозрения в отношении себя. Ведь без того, зачем он появился в этом городе, Штанц не собирался отсюда уезжать. Как только голоса на улице стихли, он наклонился и вновь открыл шторку фонаря. Вырвавшийся из него луч света тут же осветил основание креста и приступок алтаря. Штанц охнул, и, взобравшись на это маленькое возвышение, стал внимательно его осматривать. Покрутившись у самой Голгофы, он поставил фонарь на её основание и упал на колени. То, что привлекло внимание доктора, было похоже на ещё одну могильную плиту, заложенную перед самым крестом. Единственное, что вызывало у Штанца беспокойство, это отсутствие на камне высеченного рельефа с изображением почившего (как на остальных плитах), с именем захороненного и датами его рождения и смерти. Однако при более тщательном и детальном осмотре, доктор всё же заметил почти стёртые линии, образующие когда-то это изображение и соответствующие надписи. Просто находясь в таком месте, плита веками подвергалась шорканью людских ног, которые постепенно стёрли подошвами своей обуви нанесённый на неё рисунок. Теперь необходимо было как-то её сдвинуть или приподнять. Вытащив из-за пояса нож, доктор стал им очерчивать периметр плиты, но, сколько он не углублял лезвие ножа в щель между плитой и полом, подцепить её за край и приподнять руками ему никак не удавалось. Да и судя по размерам плиты, Штанцу, даже с его могучим телосложением, это явно было бы не под силу. Присев у основания креста, доктор в отчаянии отбросил от себя нож и схватился за голову. Осознание беспомощности в данной ситуации злило его и сводило с ума. Немного переведя дух и взяв себя в руки, Штанц вновь встал на колени и начал опять осматривать плиту. Изучив каждый её дюйм он, наконец, добрался до основания креста, где вдруг нашёл едва заметный треугольный выступ, размером с детскую ладонь. Это было единственное сохранившееся на плите очертание барельефа. Посветив фонарём на основание под крестом, изображающее часть Голгофы, доктор увидел такой же треугольник и под инициалами Спасителя (Иисуса Христа естественно), высеченными на камне в небольшом углублении. Мелькнувшая в голове доктора Штанца догадка, заставила его протянуть руку и с большим усилием надавить на этот камень. К радости доктора булыжник с инициалами Спасителя поддался и ушёл вглубь на несколько дюймов. В ту же секунду послышался гул и скрежет секретного механизма, могильная плита задрожала и стала отодвигаться в скрытую полость. Всё это происходило очень медленно. Было ясно, что тайным входом никто не пользовался много веков и секретный механизм застарел. Штанц схватил фонарь и отпрыгнул в сторону, чтобы не упасть в образующийся портал. Когда плита полностью скрылась в нише, перед глазами доктора предстала каменная лестница, уходящая глубоко под пол. Не раздумывая, он шагнул в открывшийся лаз и стал осторожно спускаться по этой лестнице вниз. Проход был широким, но ступеньки маленькими и почти разрушившимися от времени, отчего доктору приходилось ставить ступни боком. Спуск оказался долгим. Выставленный вперёд фонарь с трудом пробивал плотную, непроглядную тьму. Чем ниже Штанц спускался, тем становилось холоднее и тем сильнее пахло сыростью и гнилью. Ступив, наконец, на твёрдую землю, доктор осторожно пошёл по узкому тоннелю. Осматривая его, он обнаружил, что проход выдолблен в скале с помощью кайла и приступов, следы которых отчётливо отпечатались на каменных сводчатых стенах. А в неожиданно посетившей его вспышке видения, он, вдруг, узрел людей в грязных балахонах, долбящих этот самый камень. Их стенания, гулким и жутким эхом, стали разноситься по всему подземелью. Многие несчастные, замученные тяжёлой работой, падали прямо в проходе и на глазах доктора в мучениях умирали. Их тела укладывались на носилки вместе с надолбленной ими каменной породой и выносились наружу полуживыми товарищами, которых в своё время ждала такая же участь. Через пару секунд все видения пропали. Вдруг, позади себя, доктор услышал гул и скрежет камня. Остановившись, Штанц обернулся. По неизвестной причине, верхняя плита служившая входом опять задвигалась. Может быть, от старости уже не держала пружина скрытого механизма, а может, так оно и должно было происходить по истечении какого-то времени, не известно, но только закрывался единственный известный доктору выход наружу. Бежать обратно было уже бесполезно, он бы всё равно уже не успел выскочить из подземелья, поэтому дождавшись, когда проём закроется полностью и лестницу окончательно поглотит кромешная темнота, Штанц кхекнул, и продолжил свой путь. Откуда-то из глубин подземелья стали доноситься невнятные шумы, иногда похожие то на стоны, то на металлический скрежет. Но Штанца они, похоже, ничуть не пугали. Чем дальше он продвигался, тем шире становился проход. Вскоре, подземный коридор кончился, и луч фонаря осветил огромное помещение. Доктор оказался в пещере, над созданием которой потрудилась сама природа; стены неровные, с выступами, потолочный свод высоченный и увешан сталактитами. Хотя творения человеческих рук здесь тоже имелись. У дальней стены пещеры находился портик. Пройдя вперёд и взобравшись на возвышение, доктор увидел в стене множество маленьких ниш, в каждой из которых находилась человеческая голова. Причём, несмотря на древний возраст находки, головы так и не стали черепами, а сохранили кожу и человеческие черты лица. Отсутствовали только волосы; то ли их сбрили, то ли их уничтожило время, было не ясно. Всего таких ниш он насчитал ровно двенадцать, столько же, сколько и надгробных плит в полу самой церкви. Штанц с любопытством осмотрел несколько голов, осветив их светом своего фонаря и даже потрогав некоторые из них руками. На ощупь они оказались совсем мягкими, словно тряпичными, правда, под кое-где лопнувшей всё же кожей, проглядывал обыкновенный человеческий череп. Осветив поближе другие стены, доктор обнаружил на них странные рисунки. Вот изображение идеального круга, в центре которого стоит высокий сухой старик с поднятым посохом, извергающим молнии. А здесь, ретивый конь встал на дыбы; на нём сидит всадник с коротким мечом и словно зовёт за собой целое войско. Ещё было много надписей. На одной из них доктор особенно заострил внимание, пока его не отвлёк внезапно раздавшийся странный шум. Резко обернувшись и выхватив лучом фонаря чью-то скользнувшую вдоль стены тень, Штанц замер. Однако прощупав все углы жёлтым дрожащим светом, доктор так никого и не обнаружил. Хотя когтистое царапанье по камню чего-то неведомого всё же иногда раздавалось. Закончив рассматривать наскальные рисунки, Штанц переключил своё внимание на пол. В отличие от стен и потолка, он был выстлан идеально подогнанными камнями, обработанными явно вручную. Отойдя к стене с портиком и отсчитав от него несколько шагов, доктор поставил фонарь и стал внимательно осматривать каждый напольный камушек. Исследуя центральную часть пола, доктор так увлёкся, что ненароком встал на правое колено, которое, к его удивлению и радости, тут же продавило скрытую пружину под одним из булыжников. Несколько соединённых вместе камней сразу сдвинулись в скрытую нишу и образовали небольшой портал. Механизм и его работа были в точности такими же, как и у могильной плиты наверху, закрывавшей потайной вход. Размер открывшегося окна позволял спокойно просунуть туда руку. Однако предосторожность доктора не дала ему этого сделать. Сначала он сунул в отверстие свою трость. В ту же секунду раздался щелчок, и доктор ощутил мощнейший удар по трости. Какое счастье, что он оказался прав! В тайнике скрывалась ловушка и горе тому, кто не знал о ней. Вытянув трость, Штанц увидел на её конце нечто капкана. Острые, как бритва зубья ловушки глубоко вонзились в крепчайшее основание трости, и будь она не из слоновой кости, а из дерева, то они укоротили бы её сразу на несколько дюймов. А если бы это была его рука, то он почти наверняка остался бы без кисти. Вытащив трость вместе с капканом, доктор заметил на его зубьях зеленоватый оттенок; это говорило о том, что помимо всего прочего зубья были смазаны каким-то ядом. Внимательно изучив механизм ловушки, он осторожно, стараясь не прорвать перчаток, чтобы неизвестный яд не коснулся его кожи, освободил из неё свою трость, и только после того, как убедился в отсутствии других капканов, решил, наконец, залезть в нишу руками. Тайник оказался не очень глубоким. Опустив в него руки до локтя, доктор без особых усилий вытянул наружу небольшой сундучок, сделанный явно из дуба и украшенный узорными элементами из серебра и меди, что, как полагали в древности люди, не позволяло прикоснуться к нему всякой нечистой силе. Штанц отщёлкнул две незамысловатые застёжки и открыл крышку сундучка. Посветив фонарём, он увидел в нём то, ради чего ему пришлось так сильно рисковать; в ларце лежал предмет, по форме напоминающий друзу из горного хрусталя заполненною какой-то тёмно-розовой фосфорицирующей жидкостью. Вынув его, Штанц громко воскликнул: – Вот оно! Эхо его возгласа несколько раз отразилось от каменных стен. Повертев столь необычный предмет в руках, и не найдя на нём ни одного отверстия или горлышка, через которое он должен был быть когда-то заполнен находящейся теперь внутри него субстанцией, доктор убрал хрустальную друзу обратно в ларец. Даже при тусклом свете фонаря, её чистое сияние и лучистость не давали отвести от себя его восхищённых такой небывалой красотой глаз, и он смотрел на хрустальную друзу до тех пор, пока она не исчезла под закрытой им крышкой. Неожиданно раздавшийся когтистый скрежет опять привлёк его внимание. Штанц поднял трость и резко выставил её перед собой. Непонятно, была ли это реакция на звук или им руководили другие инстинкты, но доктор сделал данный выпад настолько вовремя, что ещё секунда и ему в лицо вцепилась бы гигантских размеров крыса. Животное, вынырнувшее из непроглядной мглы с душераздирающим визгом и острыми, как бритва зубами, ударилось о вспыхнувший ярким светом набалдашник и, словно налетев на раскалённый прут кузнеца, с ещё более мерзким писком отскочило куда-то в сторону левой стены. Здесь, вновь исчезнув во мраке, крыса процарапала пол своими прыжками и скрылась в известном только ей одной направлении. Теперь необходимо было заняться поисками выхода из подземелья. Данных тварей могли оказаться целые полчища, и ждать, когда их сюда приведёт это раненное разъярённое животное у Штанца не было никакого желания. Перед доктором встал вопрос, попробовать ли покинуть подземелье тем же путём, которым он сюда попал или искать другой выход. Снаружи его наверняка искали, но беспокоила оставленная им карета. Нельзя было вот так запросто взять и бросить собственный экипаж. Тем более что вместе с ним он оставил и своего верного слугу, Бенгсби. Засунув трость за широкий пояс, взяв фонарь и ларец, доктор решил рискнуть и пошёл обратно к тому же входу, откуда пришёл. Уже более уверенно, а потому и быстро, достигнув лестницы, Штанц стал подниматься наверх, пока не упёрся в закрытую накрепко каменную плиту. Попытавшись её сдвинуть или приподнять, доктор убедился, что одному это сделать абсолютно невозможно. Нужно было искать секретную пружину скрытого механизма. Однако только он приступил к её поискам, внимательно исследуя дюйм за дюймом вокруг себя, как вдруг сверху послышался топот сапог и голоса людей. Стражники явно находились в церкви и, судя по доносившимся до доктора обрывкам фраз, не собирались в ближайшее время покидать её. Всё! Этот путь был отрезан! Вернувшись в подземелье, доктор решил искать другой выход. Он почему-то был уверен, что таковой есть. Ну, просто не может не быть! Вот только откуда начать его поиски? Осматривать боковые стены бессмысленно; их явно не коснулась рука древнего зодчего. Ну, разве что, для нанесения рисунков. Другое дело стена с нишами для голов. Правда, кроме этих ниш, визуально в ней больше ничего не было. Решив начать осмотр с крайней ниши от левой стены, Штанц стал каждую из них обстукивать своей трость. Действовать приходилось аккуратно, чтобы не уронить головы на пол. И пока он проводил свои исследования, до него всё чётче доносился гул и писк движущейся сюда крысиной братии. Нужно было торопиться. Дойдя до последней ниши, он уже начал отчаиваться, что-либо обнаружить и за ней, когда вдруг удары его трости издали глухой звук, обозначающий наличие пустоты. Голова, занимающая эту нишу, мешала, и Штанцу пришлось её убрать. Тут-то и выяснилось, что все головы были накрепко и глубоко насажены на вбитые в камень стержни. Штанцу понадобилось приложить немало усилий, чтобы снять с этого стержня человеческую голову и отложить её в сторону. Зато теперь ничто не мешало нажать на заднюю стенку двенадцатой по счёту ниши. Несильно надавив на неё, рука доктора утопила камень в глубину на несколько дюймов. Всё происходило так же, как и с камнем в полу. Только на этот раз, гул раздался в стене. Осветив её фонарём, доктор увидел отодвигающуюся скрытую дверь, представляющую из себя часть небольшой каменной глыбы. Не мешкая, Штанц нырнул в образовавшийся проём, опасаясь, что и он закроется. Оказавшись в узком тёмном проходе, доктор выставил руку с фонарём и быстро двинулся вперёд. Пламя в светильнике дожигало остатки масла, и готово было вот-вот потухнуть, уже почти не пробивая плотную, словно жижа, тьму. Делая шаг за шагом, доктор заметил, что проход стал постепенно идти на подъём. Это не могло не радовать его. Ведь за спиной Штанца всё громче раздавались звуки крысиного нашествия, от которого пол и стены сотрясались так, будто за доктором гнались крупные хищные звери, чей запах грязной прелой шерсти начинал всё ощутимее им обоняться. Из-за чего ему невольно вспомнилась легенда о Гамельнском крысолове дудочнике, с которым он теперь себя небезосновательно отождествлял. Оставалось только найти выход к той самой реке, в которой бы следующие за ним полчища огромных крысиных тварей бесследно и навсегда исчезли. Последняя вспышка блеклого света и фитиль предательски погас, оставив Штанца в бесконечном непроглядном мраке. Однако на продвижении доктора это никак не отразилось; он вытащил из-за пояса свою трость, и её набалдашник засветился мягким голубоватым светом, позволяющим беспрепятственно продолжать идти к заветному выходу. Вскоре, стал ощущаться приток тёплого свежего воздуха. Его веяние приободрило доктора Штанца, и он ускорил свой шаг. Только не прошло и минуты, как перед ним неожиданно возникла каменная стена. Проход закончился. Понимая, что тупика здесь быть не может и не должно, Штанц всем весом навалился на появившуюся преграду и к своему счастью почувствовал, как она подалась вперёд. Когда зазор между стеной и очередной каменной дверью стал достаточным для прохода через него, Штанц протиснулся в образовавшийся проём и оказался на площадке винтовой лестницы. Осмотревшись, он понял, что подземный ход вывел его в самую высокую крепостную башню. С одной стороны лестница уводила вверх, а с другой, находилась обычная входная дверь. К радости доктора она оказалась не заперта. Приоткрыв её и выглянув на улицу, он никого не увидел. За спиной раздался знакомый скрежет и гул, это вновь закрылся секретный проход, из которого уже отчётливо доносился крысиный писк и топот их когтистых лап. Но доктора он больше не беспокоил. Тихо прикрыв за собой тяжёлую железную дверь, Штанц покинул башню и направился к своему экипажу. Как только он подошёл к карете, откуда-то из темноты вынырнул поджидающий его Бенгсби. Услышав голоса солдат, Штанц знаками приказал ему немедленно занять место кучера и уезжать. Карлик вскарабкался на козлы и припустил лошадей. Экипаж резко сорвался с места, и, гулко гремя колёсами, помчался к въездным воротам крепости. У того же поста к ним снова подошёл всё тот же дежурный. Заглянув в карету лишь на секунду, он опять дал отмашку своим солдатам и те выпустили с территории гарнизона экипаж доктора Штанца. Когда же за закрывающимися решётчатыми воротами замелькали вспышки факелов, и послышалась громогласная ругань коменданта, карета доктора уже ехала через Старый мост. А ворвавшись в город, чёрным ангелом смерти, Штанц, словно Зевс на своей колеснице, с невероятной скоростью помчался в направлении собственного особняка. 10 глава Пошёл уже третий день, как герр Вагнер не выходил никуда из дома. Всё его внимание было уделено жене Эльзе, у которой так внезапно начал опять прогрессировать неизвестный страшный недуг. Причём состояние женщины не улучшалось, даже несмотря на приём тех порошков, которые оставил доктор Штанц. Вернувшись от него поздно вечером, Вагнер с трудом поднялся к жене и полночи простоял на коленях возле её кровати. Он смотрел на спящую женщину с такой тоской и жалостью, что не мог сдержать слёз. Неожиданно всплывшие призраки прошлого стали мучить и угнетать его. Абелард никогда не мог себе простить свой малодушный проступок, совершённый в молодости. Он словно дамоклов меч, всю жизнь так и провисел над ним. Несколько раз Вагнер пытался узнать о брошенном им ребёнке. Но, даже побывав уже в зрелом возрасте в Лейпциге и зайдя в церковь Святого Фомы, где он переговорил со всеми священниками, ему так ничего и не удалось выяснить. И вот возникает первый след; оставленный им в корзине кошелёк. Но от кого? От приезжего доктора, не имеющего никакого отношения ни к нему, ни к его жене. Как такое вообще возможно? А уж поверить в то, что безобразный, мерзкий слуга Штанца, и есть тот самый брошенный им ребёнок, он ну никак не мог. Потому и гнал эти мысли от себя прочь. Эльзе он, конечно, ничего не рассказал. Объяснил, как сумел, что кошелёк попал к доктору совершенно случайно, когда тот был проездом в Лейпциге. И всё! Ну, просто не хватало у него сил и смелости рассказать ей всю правду. Хотя он и порывался, входя каждое утро в её спальню. Но язык сразу превращался в гирю, а мозг ставил запрет. Ведь для ослабленного болезнью организма женщины, эта новость могла стать последней в её жизни. Такой жуткой правды, она бы точно не пережила. Вот и сегодня, Абелард подождал, пока жена засопит и тихонько покинул её спальню. Спустившись в библиотеку, он уселся в старое кресло и стал перечитывать кодекс. Мысли путались, текст не усваивался и оттого казался бессмысленным набором слов. А ему хотелось пить, пить, пить. Третьи сутки он не прикасался к спиртному, и всё только ради жены. На себя-то ему давно было плевать. Просто случись у Эльзы очередное обострение болезни, он боялся, что, не сохранив трезвый рассудок, в случае необходимости не сможет ей ничем помочь. В конце концов, не выдержав, Вагнер захлопнул книгу, и, откинувшись на спинку, закрыл глаза. Однако томление в ожидании сна было нарушено резким и громким стуком в дверь. Вошедший старенький лакей сообщил о визите важного господина и уже через пару секунд Абелард увидел, что этот господин начальник полиции герр Штольц. – Что же привело вас так поздно в мой дом? – удивлённый его ночным визитом, поинтересовался Вагнер. – Не буду долго ходить вокруг да около, – ответил герр Штольц, присаживаясь, – но я пришёл не с лучшими для вас новостями. – Поверьте, для меня уже не будет худших новостей после опять начавшейся болезни у моей жены, – проговорил грустно Абелард, – можете говорить всё, что угодно. – Но именно вашей супруги и коснутся принесённые мной в ваш дом известия, – сказал, заёрзав, герр Штольц.