– Ну что же, – резко встав с кресла, сказал Штанц, и посмотрел на каминные часы. – Пройдёмте теперь обратно в мою лабораторию. – Зачем? – удивился молодой человек, тоже поднявшись с кресла. – У меня есть к вам ещё одно дельце, – загадочно улыбнувшись, ответил доктор. Фридриху ничего не оставалось, кроме как пожать плечами и проследовать за своим учителем. Оказавшись опять в подвале, молодой человек ощутил, как же здесь теперь было холодно. В лаборатории он подошёл сразу к столу, на котором ещё теплился под нагромождением колб маленький оранжевый фитилёк порядком отёкшей восковой свечи и, протянув над ним руки, попытался отогреть свои застывшие тонкие пальцы. – Но как же самый главный опыт – на человеке? – поинтересовался Рихтер, вновь рассматривая бурлящую жидкость в колбе. – Каждый настоящий учёный начинает испытание созданного им лекарства с себя. Не правда ли? – Правда, вот только это лекарство требует внимательного изучения со стороны и постоянных наблюдений за испытуемым, – ответил Штанц, прикрывая за собой железную дверь. – А что если я где-то ошибся и не смогу уже исправить свою ошибку вследствие приёма эликсира? Кто тогда сможет продолжить мои опыты? Да и создаст ли кто-нибудь ещё нечто подобное? – Так чего же вы хотите, доктор? – Я хочу попросить именно вас, стать первым испытателем моего эликсира жизни, – твёрдо и без обиняков ответил Штанц, больно ткнув молодого человека пальцем в грудь. Рихтер застыл как вкопанный. Сначала он подумал, что доктор шутит, но увидев решительное выражение его лица, понял, что это не так. – Вы серьёзно? – попробовал всё-таки уточнить Рихтер. – Вполне, – кивая, ответил Штанц. – Видите ли, большинство людей предпочитают жить в своём сундуке, где всё всегда лежит на своих местах и годами ничего не меняется. Это их мир. И ничего – они очень комфортно себя в нём чувствуют. Правда, дожив до преклонного возраста, могут в один миг опять стать неразумными детьми, если окружающий их всю жизнь антураж вдруг неожиданно поменяется. Вот тогда, выставив руки перед собой как слепцы, они будут бояться сделать хотя бы шаг без чьей-либо помощи. Именно такими слепыми многие и попадают в другой мир, когда заканчивается их земной путь. А прозрев, понимают, что жизнь была прожита ими зря. Но есть люди и другого склада. Они предпочитают узреть нечто большее чем то, что их окружало при рождении. Эти люди до конца жизни познают мир и понимают, насколько он на самом деле огромен и разнообразен. Они смело шагают всю жизнь вперёд и если такой человек ни разу не струсит и не дрогнет перед подстерегающими его опасностями на своём судьбоносном пути, то он достигнет небывалых высот и в итоге добьётся всего, чего пожелает. Правда этих людей меньшинство, но именно они и продвигают нашу цивилизацию по лестнице мироздания ввысь благодаря их научно-техническим открытиям. И я себя отношу именно к такой категории продвиженцев. А вот к какой категории причисляете себя вы? Иоганн слушал Штанца, раскрыв рот, и сразу даже не нашёлся что ответить, сильно растерявшись. Видя колебания молодого человека, доктор продолжил: – Сейчас вы стоите на средних ступенях той лестницы, и пытаетесь поставить чуть выше носок пока только одной ноги, поэтому в любой момент можете сорваться вниз. Я же твёрдо стою на несколько ступеней выше вас и любезно протягиваю вам свою руку, чтобы, не дай Бог, вы не остались внизу. Хватайтесь же за неё! Перескочите с моей помощью сразу через несколько ступенек. И тогда я сделаю вас своим главным ассистентом и укажу ваше имя на первых страницах тех научных трудов, которые посвящу своему эликсиру. Нет! Теперь уже нашему эликсиру! – подняв палец вверх, поправил себя быстро Штанц. – А так как у этого лекарства ещё нет названия, мы придумаем его вместе и обязательно используем при этом часть вашей фамилии. – Я польщён, но право не знаю, что и ответить, – наконец растерянно пролепетал молодой Рихтер, ставя колбу с содержимым на стол. – В конце концов, ваше лекарство должен испытывать человек старый или хотя бы пожилой. Ведь мне только двадцать пять лет. – Ваш возраст никак не повлияет на испытание данного эликсира, – сказал немного раздражённым голосом доктор. – Но если мой молодой организм не испытает никаких побочных действий и никакими симптомами, ни хорошими, ни плохими не отразится на моём здоровье, это же не значит, что на пожилой или даже ослабленный старостью организм, эликсир будет действовать благотворно, – пытаясь оправдаться здравыми суждениями, проговорил Рихтер. – Чего вы боитесь? Чего? – хватая его за плечи, и смотря ему прямо в глаза, вдруг громко спросил его Штанц. – Вам нечего бояться, поверьте! Мы совершим с вами прорыв в медицине. И я уверен, что когда-нибудь больную печень или любой другой пришедший в негодность человеческий внутренний орган можно будет поменять точно так же, как износившееся колесо у кареты. И мы станем первыми на пути к этому великому достижению. А кто же сможет ещё, лучше доктора, провести и пересказать все свои ощущения и изменения организма, после приёма этого лекарства? Да никто! А то, что вы молоды, лишь увеличит ваши шансы. Это будет небывалый эксперимент! Вы получите мировую известность, сможете уехать из Вюрцбурга и удачно жениться. Лаборатории университетов всего мира будут у ваших и моих ног. Отойдя в сторону, Штанц уставился на бегущую по стеклянным трубкам жидкость. – Выбирайте мой друг, либо забвение в этом захолустном, бесперспективном для любого настоящего учёного городке. Где ничего, кроме женитьбы на провинциалке и больных расстройствами желудков солдат вам не светит до самой смерти. Либо – слава, знания, деньги и положение, – и он загнул поочерёдно на руке четыре пальца, – которые вас ждут в случае успешного испытания моего препарата. А уж в этом, я ни капли не сомневаюсь. Рихтер настолько проникся речами доктора, что представив свою будущую жизнь здесь и сравнив её с той, о которой так красноречиво говорил Штанц, почти сразу же согласился. – Да, вы правы, доктор, – сказал он. – Если учесть то, что меня здесь ожидает, то я действительно ничем не рискую. Нет у меня ни невесты, ни пока детей или славы. Даже денег у меня нет. И живу я в доме родной сестры, где два моих племянника не дают мне ни отдохнуть, ни спокойно заняться даже фармакологией. Я прозябаю в этом мире напрасно и чувствую, что если сейчас что-то не изменю в ней, то так и умру в одиночестве, нищете и безвестности. Я – согласен! 2 глава Дом Руперта Гесса располагался довольно далеко от центральной части города, поэтому Фридриху Брудеру, живущему возле Ратуши, было не очень удобно до него добираться. Заранее предупредив свою супругу, что он намерен сегодня навестить своего лучшего друга, и может сильно у него задержаться, сразу после собрания Баварского ректората Брудер покинул стены аббатства и направился пешком к дому Гессов. Его желание увидеть своего товарища и коллегу, было навеяно не только дружеским порывом, но и волнением, вызванным после нескольких посещений Мариенбергской крепости, где, как оказалось, Иоганн Рихтер не появлялся больше недели. Уже было за полдень, когда он прошёл маленький садик, разбитый во дворе большого дома с венецианским фасадом и накрытый ещё снежным покровом, и постучался в большую, обшитую узорами из кованого железа, дверь. Огромный лохматый пёс, выбежавший неожиданно из-за деревьев, рыкнул и подскочил к нежданному гостю, чтобы его обнюхать. Фридрих хорошо знал эту собаку и даже не вздрогнул, когда увидел её. Проведя опознание, маститый пёс завилял хвостом и медленно вернулся на своё нагретое место под ельником, усыпанное слежавшейся хвоей. Вместо старого слуги на входе возникла сама хозяйка фрау Магда Гесс, родная сестра Иоганна Рихтера. Это была женщина лет тридцати пяти, немного располневшая, с розовыми круглыми щеками, щенячьими глазами и абсолютным отсутствием бровей. Её светлые волосы прятались под смешным маленьким чепчиком, а пышные формы тела обтягивало старое, но некогда весьма дорогое платье. Увидев молодого человека, которого она хорошо знала, Магда всплеснула руками и сразу же препроводила его в дом. – Дорогой Фридрих, вы не представляете, как я счастлива, что вы к нам зашли, – сообщила герр Брудеру радостно женщина. – Может, хоть вы сможете поговорить с моим братом и узнать, что же, в конце концов, в последнее время с ним происходит. – Именно за этим я и пришёл, – ответил Брудер, шагая за женщиной по узкой каменной лестнице, и увёртываясь от вделанных в стену светильников. Лестница вела на второй этаж, где переходила в длинный широкий коридор. По одной стороне коридора располагались две двери, ведущие в спальни детей Магды, а в самом конце, коридор заканчивался дверью, за которой располагалась комната её брата, Иоганна Рихтера. Постучав в неё, женщина и герр Брудер, так и не получили никакого ответа. – Он точно там? – смотря на Магду, спросил Брудер. – Может, Иоганна нет дома? – Нет-нет, – отрицательно вертя головой, ответила женщина, – мой брат дома. Вот уже прошла неделя, как он почти не выходит из своей комнаты и совсем ни с кем не общается. Это-то меня и беспокоит. Он не выходит теперь, ни к завтраку, ни к ужину. Единственный человек, которого поведение Иоганна нисколько не беспокоит, это мой муж. И если бы мой брат не был врачом, то он бы его давно выгнал из своего дома. Иоганн всегда был так внимателен к моим детям; часто играл с ними, помогал в учёбе и даже лечил, когда они вдруг заболевали. Теперь же всё изменилось: на все их просьбы и обращения он отмалчивается и сразу убегает к себе в комнату. – Так он вообще не выходит из дома? – решил уточнить Брудер, задумчиво поглаживая узкую полоску своих усов. – За неделю он лишь один раз и вышел, – ответила фрау. – Уж не знаю, где он бродил, но вернулся домой лишь через сутки, и принёс на своей обуви такое количество грязи, которое можно собрать только где-то в лесу за городом. – И больше не выходил? – Больше не выходил. Брудер хмыкнул, скривив нижнюю губу, и постучал в дверь сам, причём с такой силой, что задрожала стена дома. К удивлению женщины и его самого, за дверью тут же послышался громкий шорох. Затем раздались шаркающие шаги, и вход в комнату резко открылся. Держась за дверную ручку и покачиваясь из стороны в сторону, перед ними, наконец, предстал жилец комнаты. Магда тихо охнула и резко прижала к губам ладонь, как бы сдерживая вырывающийся из неё крик. Несмотря на то, что сейчас был самый разгар дня, в комнате было довольно темно. Молодой человек выглядел очень худым и понурым; с опущенной головы свисали длинные слипшиеся волосы, от помятой одежды, которую он явно давно не менял, исходил неприятный смрад. Брудеру, которому приходилось по долгу своей службы довольно часто общаться с уличными нищими и бездомными, часто обращающимися за помощью в церковь, этот запах был хорошо знаком. – Боже! – не удержавшись, воскликнула женщина. – Иоганн, что с тобой происходит? Молодой человек ничего не ответил, а лишь отошёл немного в сторону, пропуская, настойчиво и без разрешения, прошедшего к нему в комнату друга. Лишь только Брудер зашёл в помещение, Рихтер с силой захлопнул дверь прямо перед самым носом своей сестры. – Что же ты, дружище, так запустил себя? – проходя сразу к окну, чтобы открыть хотя бы одну его створку, спросил Брудер. В комнате стоял тошнотворный запах нечистот. – Не надо, – вдруг сказал Рихтер, хватая своего друга за руку, когда тот попытался отдёрнуть тяжёлую штору и открыть окно. Брудер опешил, но послушался. Отойдя от окна, он осмотрел комнату. В царившем полумраке он рассмотрел ужасный беспорядок. Единственное, что выглядело опрятным, это заправленная большая кровать, словно на ней уже давно никто не спал, а вот письменный стол был просто завален исписанной мелким забористым почерком бумагой и потрёпанными книгами. Просмотрев несколько книжных экземпляров в свете едва тлевшего на столе огарка, Брудер обратил внимание, что все печатные издания так или иначе посвящены медицине. Сильный толчок в плечо заставил Фридриха закончить осмотр комнаты и обратить внимание на своего друга. Несколькими толчками Рихтер подвёл его к небольшому креслу и, усадив в него, скрылся в самом тёмном отдалённом углу помещения. – Да ты можешь, чёрт возьми, наконец, объяснить, что с тобой происходит? – громко и раздражённо задал своему товарищу вопрос Брудер, пытаясь вылезти из старого, глубокого просиженного кресла. – Остановись! – резко раздался голос Рихтера. – Прошу тебя, оставайся на своём месте и не вставай. Брудер послушно откинулся на пологую спинку кресла. – Ну, давай, выкладывай теперь, что с тобой случилось? – снова задал он вопрос другу. – А с чего ты взял, что что-то случилось? Я прекрасно себя чувствую и провожу время за чтением интересных книг. Ответ друга не только удивил, но и насторожил Брудера. – Как!? – вскричал он. – Ведь ты же уже целую неделю, не появляешься в гарнизоне, не выходишь из дома и, по словам твоей сестры, даже ничего не ешь. Неужели ты это считаешь нормальным? – Уверяю тебя, я никогда ещё не чувствовал себя так хорошо, как теперь, – вновь послышался положительный ответ друга. – Тогда выйди на свет и прекрати прятаться от меня и от людей, – чуть ли не приказным тоном, потребовал Брудер. – Моё лицо немного повреждено проказой, и я не хочу, чтобы ты меня видел таким, – более тихо произнёс Рихтер. – Проказой?! – удивлённо вскрикнул Брудер. – Но где ты мог её подцепить? В нашем городе уж точно нет ни одного прокажённого, за это я могу поручиться. Насколько я был наслышан за неделю до твоего исчезновения, ты стал ассистентом доктора Штанца. Последнее время тебя постоянно видели в его обществе. Разве герр Штанц не может тебе помочь избавиться от этой заразы? С его-то знаниями, – усмехнувшись, добавил он. – Да, ты прав, – послышался из темноты голос друга, – я действительно стал ассистентом доктора Штанца, но я не могу его сейчас просить о возможных способах своего исцеления, которые может быть ему и известны. Сейчас я лишь обезьяна, которая проверяет на себе экспериментальное лекарство. Возможно, моя проказа лишь один из побочных эффектов, вызванных приёмом этого эликсира. Откуда мне знать? – Извини, но я не совсем понимаю, о чём ты говоришь? – откровенно признался Брудер. – Какого ещё эликсира? Какая обезьяна?