Доктор Штанц резко развернулся, и, подойдя к дальней стене помещения, открыл в ней малоприметную дверь. Она была сделана из железа, но покрыта побелкой, как и стены. Сильно наклонившись, чтобы не удариться об верхний косяк, Штанц нырнул в плотную темноту другого помещения, из которого резко потянуло мертвенным холодом, и, пробыв там не более пары секунд, появился вновь. На большом металлическом подносе он вынес из таинственной тёмной комнатки несколько стеклянных банок. Поставив поднос на стол, он жестом руки подозвал весьма удивлённого Рихтера. – Что это? – рассматривая содержимое банок, поинтересовался молодой человек. В тёмно-бурой жидкости, залитой в банки, что-то лежало, только из-за её цвета было невозможно распознать, что именно. – Это некоторые человеческие органы, – спокойно ответил Штанц. – Печень, селезёнка, почки и даже есть сердце. Рихтер резко отшатнулся и изменился в лице. Внимательно наблюдающий за его реакцией доктор Штанц, ухватил молодого человека за рукав пиджака. – Где же вы их взяли? – с трепетом, проглатывая тугую слюну, спросил осторожно Рихтер. – А я не ожидал от вас такой реакции, – сказал Штанц, поправляя усы. – Ведь вы доктор и не должны пугаться подобных вещей. Успокойтесь, эти части тела мне достались не от живых людей, а их родственникам, убитым горечью потери близкого человека, было не обязательно знать, что в погребаемых ими покойниках отсутствуют некоторые органы. Хотя многие из них и могли бы ещё послужить заменой больных или разлагающихся внутренностей у живых людей. Я же для своего эксперимента помещал в сосуды лишь не совсем здоровые части человеческих внутренних органов. Но пусть их история останется моей маленькой тайной, – широко улыбаясь, закончил свою речь Штанц. Несмотря на стоящий в помещении холод, молодой человек достал из кармана большой носовой платок и вытер им со лба крупные градины выступившего пота. – И каковы результаты опытов? – задал он вопрос Штанцу, не без интереса разглядывая содержимое банок. – Они поразительны, дорогой коллега, – ответил Штанц. – Например, поражённая эрозией печень, извлечённая скорей всего из тела человека, любящего при жизни приложиться к бутылке спиртного, начала свою регенерацию по истечении всего пары часов. То же касается и некоторых других органов. Правда у селезёнки и почек, этот процесс проходил гораздо медленнее, пока я не увеличил в эликсире концентрацию порошка из безоарового камня и мумиё. – Мумиё? – встрепенулся молодой человек. – У вас есть настоящее мумиё? И как же оно выглядит? Обладает ли оно действительно теми свойствами, которые ему приписывали Авиценна и Аристотель? – моментально засыпал он Штанца вопросами. Доктор усмехнулся, опять прошёл в скрытую комнату, играющую своего рода роль погреба предназначенного для сохранности лекарств и человеческих органов, и вынес оттуда большой восточный медный кумган, с рельефными узорами и художественной гравировкой. Открыв его маленькую крышечку, он поднёс сосуд к глазам Рихтера. Тот заглянул внутрь кумгана и увидел в нём чёрное вещество, похожее на затвердевшую грязную жижу, только источающую тонкий, великолепный, доселе незнакомый ему аромат, чем-то напоминающий церковные благовония. – Мои химические опыты показали, что в составе мумиё преобладают вещества растительного происхождения, подвергшиеся своего рода разложению, – убирая кумган в сторону, поведал Фридриху Штанц. – Остальные компоненты и их реакция с взаимодействием человеческой крови, пока мной до конца не изучены. Но это дело времени, поверьте. – Но как вам удалось добыть сие снадобье, известное ещё с древних времён, и так несправедливо ныне забытое мировым учёным сообществом? – Вас это интересует? – Очень! – широко раскрыв глаза, ответил любознательный молодой человек. – Тогда прошу вас, – и Штанц жестом руки попросил Рихтера покинуть свою лабораторию, а, увидев на лице молодого мужчины некое замешательство, пояснил, – в гостиной нам будет гораздо удобней беседовать. Ведь здесь даже не на что сесть. А разговор предстоит длинный. Фридрих сразу закивал головой и проследовал за доктором из подвала на первый этаж. Там они расположились в удобных креслах возле растопленного камина, закурили по скрутке из табачных листьев; и после того, как выпили по бокалу красного вина, Штанц начал свой обещанный рассказ. Третий рассказ доктора Штанца В 180. году я отправился в своё третье, и пока последнее путешествие по миру. Мне нужно было попасть из Багдада, где я изучал создание чудодейственных лекарств и бальзамов из мумиё, в Пенджаб. Только там находилось в доступности необходимое мне количество месторождений дресвы скальных пород, из которой я мог вытянуть целебный экстракт. Арабы вообще не любители открывать тайны своих эликсиров кому-нибудь, а тем более европейцам. Но у меня имелась протекция от нужных людей, в тайном ордене которых я к тому времени уже состоял. И вот, в результате перехода из Ирака через Дурранийскую державу и Британские Индии, я, хоть и с большим трудом, оказался, наконец, на вожделенных землях великих сикхов. Всё путешествие заняло у меня не менее двух месяцев. Регион был очень неспокойный в плане постоянных военных конфликтов между Британцами и сикхами, поэтому мне пришлось предстать перед самим махараджей Ранджит Сингхом. Правитель очень двойственно отнёсся к пришельцу из Европы, пока я не доказал наглядно, что являюсь носителем алхимических мистерий и что я точно не британский шпион. Тогда он мне сразу выделил в помощь людей и приказал своим нукерам охранять меня от зари до зари. Вот только оставаться в Амритсаре я не мог, не было там нужного мне мумиё. Поэтому меня отправили в мисаль, расположенный в предгорьях Гималаев, куда мы добирались пару дней верхом на слонах. Правда, меня сразу предупредили, что дозволенная граница моих поисков мумиё не должна простираться за пределы округа моего селения. Как оказалось недалеко от него располагалось ещё много других деревень, и в каждой жила своя община, разбитая ещё и на касты. В общем, порядки иерархии внутри каждой такой общины были очень жёсткими и строго соблюдались. Так, несколько общин исповедовали разные шакти. А некоторые из них и вовсе поклонялись кровавой богине Дурге. Там до сих пор вовсю приносились жертвоприношения, и так как людей в общинах жило не много, то жертв частенько находили среди неосторожных соседей. По ночам, служители Дурге туги, выходили на охоту, и горе было тому, кто случайно задерживался в горах или не успевал вернуться домой до наступления темноты. В одной такой общине уже вообще почти не осталось мужчин, так как там каждое новолуние приносились в жертву юноши девственники. Поговаривали, что во многих селениях молодых людей из-за этого даже не выпускали за границы своих владений и пытались как можно скорее женить. Поэтому ранние браки там заключались повсеместно. Но только это не относилось к сикхским мисалям, внешние законы которых, строго запрещали подобное. Как и у людей из высшей и низшей касты, у них не могло быть никаких любовных связей до совершеннолетия. Местные брахманы очень строго следили за соблюдением этих порядков. Боже, каких только вероисповеданий не было среди каст и общин в этих горных селениях, веками сохранявших свои предрассудки и дикие традиции; шиитских, суннитских, мусульманских, буддийских. Из-за чего многие поселения даже враждовали между собой. Меня же поселили в самом, что ни на есть сикхском мисале. Всё-таки они везде имели силу и преобладали над остальными, постепенно, но уверенно их под себя подминая. А вот домики и уклад жизни людей, мало чем отличались, и отзывали скорее к средневековым временам, даже у многих высших каст. В крупных городах, конечно, всё давно обстояло иначе. Там были гораздо ближе к цивилизованному миру. Мне выделили какую-то хижину из камней крытую тростниковой крышей, и поставили местного надзирателя. Хотя я так и не понял зачем. Тем более при мне постоянно находились два нукера. Я только здесь по-настоящему оценил этот благодушный поступок махараджи и осознал, что без этих двух его воинов, мне бы пришлось туго. Европейцы здесь популярностью и доверием местного населения точно не пользовались. Все смотрели на тебя с подозрением, будто ты их враг, хотя я и пытался объяснять людям, что не все европейские пришельцы англичане. Изо дня в день я занимался добычей мумиё, лазая по местным пещерам. Излечил за это время много людей из своего поселения, создавая с помощью мумиё разные лекарства и экспериментируя с их составами. Потому, как показала практика, в чистом виде, мумиё не всегда и не от всего помогало. Постепенно многие стали проникаться ко мне долгожданным доверием. И вот в один из дней, мне пришлось забраться в горы дальше обычного, так как за несколько месяцев я уже исследовал всю ближайшую к мисалю округу, и находить там так необходимое мне вещество получалось всё труднее. Два нукера махараджи по-прежнему следовали за мной и даже полезли следом во вновь найденную мной пещеру. Своды её покрывал ковёр из летучих мышей, и мы осторожно двинулись вглубь. Но вскоре нукеры остановились и наотрез отказались идти в лаз, в котором зияла лишь непроглядная чернота. Тем более из него гулким эхом доносился шум воды. Я зажёг факел, всегда предусмотрительно носимый с собой в дорожном мешке, и пролез в отверстие в стене. Свет огня озарил ещё бо̒льшую пещеру, чем была предыдущая. Прямо передо мной из отвесной скалы низвергался огромный водопад. Воды его с грохотом падали в небольшое озеро, где лихо, закручиваясь, уходили куда-то под стену, видно образуя там подземную реку, одному богу известно куда утекающую. Но, к сожалению, обследовав стены этой чудо-пещеры, я не обнаружил на них необходимого мне вещества в достаточном количестве. Ещё раз, восхитившись видом водопада, я решил уже выбираться наружу, когда вдруг до меня стали доноситься странные гулкие звуки. Похожие то ли на барабаны, то ли на удары ветра снаружи, ведь камень отличный проводник. Озираясь по сторонам до меня, вдруг, дошло, что звуки исходят из-за правой от входа в пещеру стены. Приложив своё ухо к холодному камню, я отчётливо стал слышать не только удары барабанных палочек, но и человеческую речь. Вернее дикое завывание целой толпы, смешанное с ритуальными песнопениями. Я отпрянул от стены и стал искать ещё один вход. Вот только мои поиски прервались резкими, но короткими вскриками двух человек из первой пещеры. По их голосам я узнал своих охранников, нукеров. Затем послышались чьи-то отчётливые шаги и мелькнули у прохода тени людей и зарево огня. Что-то мне подсказало спрятаться за небольшим каменным выступом, и только я это сделал, быстро затушив факел в воде, как в пещеру влезли два огромных индийских воина, (судя по их облачению с мечами наперевес и гигантским чёрным тюрбанам) тащивших следом за собой щупленького молодого человека. Ноги юноши волочились, а голова болталась как у тряпичной куклы, словно он находился без сознания. Но у меня моментально возник вопрос: «Куда они идут?» Ведь в трёх стенах не было и намёка на другие выходы, а прямо находились низвергающийся водопад и подземное озеро. Однако к ним-то эти два воина и направились. Один из них опустил торчащий из стены каменный рычаг, и земля сразу же задрожала. В зареве их факелов я увидел, как сквозь водопад, медленно выехал гигантских размеров валун. Он встал так, что теперь поток воды из-под потолка пещеры падал на него, и, разбиваясь на тысячи брызг, изменил своё направление, давая людям возможность пройти под ним. А присмотревшись ещё внимательнее, я увидел, что водопад низвергает из своего открытого рта, вытесанное в стене каменное лицо какой-то индийской богини. Просто из-за слабого света моего факела и огромных размеров пещеры, я не смог сразу узреть это довольно жуткое изображение. Воины пошли прямо через озеро, которое оказалось настолько мелким, что его вода едва доходила им до колен и нырнули под водопад, как под лестничный пролёт. Я не стал медлить и бросился следом за ними, опасаясь, что валун может в любой момент задвинуться обратно. И правильно сделал, так как через несколько секунд в пещере всё задрожало, и огромный камень опять закрыл проход, заставив русло водопада стекать в прежнем направлении. Оказавшись в узком тёмном коридорчике, делающем крутой поворот, я упёрся в железную дверь с небольшим решётчатым окном. Воинов здесь уже не было, и я смело заглянул через эти решётки в следующее помещение. Какое же удивление ожидало меня! За дверью находился огромный, цилиндрической формы зал, стены которого покрывали барельефы самых разных ипостасей шакти. Но все они, так или иначе, изображали кровавую богиню Дургу. Из-за обилия ярких красок и света от десятков факелов у меня зарябило в глазах. Художественная роспись, которой были облиты барельефы, поражала своей красотой и тонким вкусом её создателей. Отполированный пол сверкал словно зеркало, а с потолка смотрели, как живые, сотни рисованных на фоне голубого неба глаз всевышнего Шивы. По периметру помещения расположились музыканты, все женщины. Они стучали в свои ритуальные барабаны-мриданги, били в звонкие бубны-канджиры, и дули в изобилие духовых инструментов, от бансури до пунги. Да и вообще, из мужчин в помещении находились только лишь два бородатых туга и юноша; его как раз подводили к стоявшей на высоком пьедестале, высеченной из камня богине. Её изваяние имело не менее десяти рук, в каждой из которых находились самые разные предметы. Но мне из них запомнились только несколько: трезубец, топор, меч и стрела. Богиня сидела верхом на тигре и тремя глазами следила за проводимым ритуалом. На её шее лежало высеченное ожерелье из человеческих черепов, а на поясе висели отрубленные по локоть руки. В больших золочёных чанах расставленных вокруг идола чадили дурманящие сознание благовония. Их едкий, но ароматный дым, проникал даже за дверь, где надышавшись им, у меня начались видения. Потому как по-другому произошедшее потом действо, я назвать не могу. Из открывшихся в помещении дверей, расположенных сразу за скульптурным изображением богини, цепью потянулась вереница прекрасных полуобнажённых молодых танцовщиц девадаси. Их одеяние состояло из полупрозрачных красных сари, запястья рук и икры ног украшали зелёные браслеты, а в смоляные косы были вплетены ещё живые цветы жасмина. Кружа в ритуальном хороводе вокруг идола, и изгибаясь под бешеные звуки музыки, они начали громко петь посвящённые ей мантры. И продолжалось это не менее получаса, в течение которых, туги стояли в сторонке и, держа под руки юношу, смиренно ожидали окончания ритуала. Хотя любой другой мужчина уже сошёл бы с ума и весь извёлся от неизбежно возникшего у него желания; настолько сладострастными и соблазнительными были эти бьющиеся в экзальтации танцовщицы девадаси. Из чего я сделал вывод, что туги, не иначе, как оскоплены. Глаза мои от ослепительного света и пестрящих нарядов танцовщиц так устали, что мне стало казаться, будто вокруг каменного изваяния богини появилось золотое сияние, которое постепенно усиливалось. А девицы всё неистовее изливали мантры и корчились в разных позах под оглушительные звуки ритуальных музыкальных инструментов. Их мелькавшие в бешеном головокружительном танце лица, почему-то казались мне иногда знакомыми. И вдруг пещеру озарила вспышка подобная тысячам солнц. Несмотря на то, что она была мгновенной, словно взрыв, после неё в подземелье стало казаться слишком темно. И тут я увидел её! Богиню. Но не то скульптурное изваяние, а самое настоящее живое существо; с десятком движущихся рук и тремя светящимися разным цветом глазами. На шее богини висело ожерелье теперь уже из настоящих черепов, а юбку заменяли десятки отрубленных человеческих рук, из которых ещё сочилась алая кровь, стекающая с недвижимых пальцев на сверкающий пол. Каменный зверь под богиней тоже ожил, и теперь на всех присутствующих скалился настоящий живой тигр. Танцовщицы девадаси разомкнули круг и отступили к стенам. Музыкантши перестали играть. В пещере-храме зависла тишина. И тут из тех же дверей, что находились за пьедесталом богини, вышла прекрасная, полностью нагая девушка. Её карие глаза сверкали как горная яшма, а распущенные иссиня-чёрные волосы ниспадали до самых пят. Девушка встала возле богини и жестом приказала тугам подвести к ней юношу. Он уже вроде как пришёл в себя, но явно находился в глубоком шоке от всего происходящего. Его насильно раздели и уложили на пол. Туги отошли, а нагая красавица оседлала юношу, словно опытная любовница и принялась совершать с ним соитие. Молодой человек был либо слаб, либо ему нравилось это любовное действо, потому как нисколько не сопротивлялся. Пышная грудь девушки то вздымалась, то опускалась, тело её двигалось мерно и иногда извивалось. Но вот она, наконец, содрогнулась несколько раз, изогнулась дугой, издала сладострастный стон, сдувая с лица взмокшие пряди спутанных волос, и замерла. Отдышавшись буквально за минуту, девушка поднялась на ноги и отошла к пьедесталу, с которого богиня Дурга по-прежнему за всем наблюдала. Юноша попытался привстать, но подбежавшие к нему туги, не дали ему сделать этого. Один из них поднял над молодым человеком свой огромный кривой меч и нанёс им страшный удар по его шее. Голова несчастного тут же откатилась к ногам обнажённой красавицы. Туги подхватили обезглавленное тело юноши, из шеи которого продолжала фонтанировать багровая кровь, и потащили его к выходу с железной дверью. И прежде чем я успел отбежать от её решётки, я увидел, как нагая красавица подняла за волосы отсечённую голову юноши, и, омыв изливавшейся из неё кровью своё прекрасное тело, возложила эту страшную жертву к ногам богини. Убегая по коридору, я услышал возобновившееся дикое песнопение и ритуальную музыку. Уткнувшись в валун, и не понимая, как его отодвинуть, я понял, что оказался в западне. Позади меня уже слышались приближающиеся шаги тугов и волочение мёртвого тела без головы. Но вдруг стены и пол задрожали, и валун сам отодвинулся, освободив мне проход. Ура! Скорее всего, рычаг от этого скрытого механизма находился где-то на полпути к выходу, поэтому мне несказанно повезло, что его задействовали чуть раньше, дав возможность улизнуть из проклятого места. Задержавшись у лаза между пещерами, я увидел, как туги, выволокли обезглавленное тело юноши и бросили его в уносящийся под скалу поток воды, образующий вытекающую из озера подземную реку. А перед выходом на улицу я обнаружил обезглавленные тела двух своих охранников. У этих тугов была какая-то довольно своеобразная мания убивать людей отсечением головы. Из-за того что пришлось замочить в подземном озере ноги, на улице меня стал бить жуткий озноб. Холод стоял неимоверный. Это вам не Перу! Внезапно мне захотелось опять очутиться на американском континенте, чтобы хоть немного согреться. Как же я там изнывал от жары! Теперь-то я понял, что лучше потеть, чем покрываться инеем. Под тёмным звёздным покровом ночи, я спустился с предгорья и через час был уже в селении. Как оказалось, меня там ждали нукеры махараджи. Предводитель и единственный правитель сикхов внезапно заболел, а придворные целители вот уже несколько дней не могли его вылечить, поэтому он решился доверить свою жизнь чужеземцу, (то есть мне) который как-никак успел себя зарекомендовать, как превосходный лекарь. Но ночью никто не захотел пускаться в путь, это было слишком опасно. Зато рано утром, не дав мне даже толком отдохнуть после столь сумасшедшей ночи, нукеры помогли собрать мои вещи, посадили меня на слона и с караваном отправили в Амритсар. Покидая деревню, я с ужасом заметил среди провожающих нас с интересом жителей, знакомые девичьи лица, мелькавшие этой ночью передо мной в ипостасях танцовщиц девадаси. Одна из них даже сильно симпатизировала мне и постоянно угощала их национальными экзотическими яствами, которые не всегда выдерживал мой желудок. Как же я был счастлив, что за мной так вовремя приехали и забрали отсюда! Прибыв в Амритсар, мне, конечно же, удалось излечить махараджу, у которого были все симптомы острого кишечного заболевания. Кстати, как и у половины его свиты. На этот раз мои лечебные настои с мумиё очень эффективно боролись с заболеванием и за своё выздоровление, а так же и остальных его приближённых, махараджа щедро вознаградил меня. Между прочим, – сказал Штанц, приподняв руку, – среди прочих сувениров была и слоновая кость, (как хранитель мощи и величия). Именно из неё по моей просьбе придворный мастер махараджи Сингха, соорудил мне мою трость и прикрепил к ней набалдашник из хрустального шара, добытого мною в Перу. Для удобства же мастер поместил под шаром изогнутую ручку, а саму трость покрыл многослойным тёмным лаком, секрет варки которого хорошо известен этим индийским умельцам. – Да-да, – закивал Фридрих, – я помню. Таких тростей я действительно нигде и ни у кого не видел. А как вы оправдались перед махараджей в убийстве двух ваших охранников. – У него столько людей, что он о них и не вспомнил. А пока махараджа болел, ему было не до нукеров. Быть может потом, когда я уехал, кто-нибудь и справлялся об этих людях. Не знаю, – пожал плечами доктор. – Вот так и закончилось моё путешествие в индийские земли сикхов. А уже через три месяца я оказался в Праге, – вздохнул после минутного затишья Штанц, не сводя задумчивого взгляда с огня в камине, в который он только что выкинул докуренный огарок из табачных листьев. – А как именно? – поинтересовался любопытный молодой человек, впечатлённый рассказом доктора. – Сначала тем же путём вернулся в Багдад. Там отдохнул две недели в апартаментах дворца Сулеймана-паши, а уже оттуда, с торговым караваном отправился через земли Османской империи в Александретту, из которой с купцами и вернулся в Европу. Напоследок могу сказать только одно, в том мире без знания их языка, протекций, а иногда и охраны, обычному европейцу путешествовать очень опасно, и, что, к сожалению, бывает чаще, даже смертельно. – Но почему вы не поведали махарадже о том, что видели? Ведь вы могли бы спасти сотни жизней молодых людей, – искренне вопросил Фридрих. – Все эти языческие обряды давно изжили себя в современном мире. – В нашем мире, – поправил его доктор, оттопырив палец. – Во всём, – замотал несогласно головой молодой человек. – Вы действительно так думаете? – усмехнулся Штанц, даже не глянув на собеседника. – Могу вас уверить, что вы ошибаетесь. Ошибаетесь, – повторил он, закрыв глаза. – К тому же, я не занимаюсь миссионерской деятельностью. Дальше спорить с доктором, Фридрих не стал. Не видел смысла. А выглядеть назойливым и глупым не желал. Быть может он и вправду не до конца понимал той необычной жизни, которой жили те люди в Индии, и Штанц прав? 1 глава (окончание)