– Необходимо ослабить внутричерепное давление, возникшее у этого несчастного из-за избытка спинномозговой жидкости, – доходчиво пояснил доктор, – а для этого нужно пробурить череп. Поэтому-то я и попросил вас соскоблить ему волосы на макушке. С интересом и даже неким восхищением, Рихтер стал наблюдать, как доктор Штанц приставив хирургический бур к голове своего пациента, чёткими отработанными движениями, без малейшего намёка на дрожь в руках, начал проникать в недра человеческого черепа. Прошла всего лишь одна неделя, после того, как доктор Штанц предложил Рихтеру стать его ассистентом и помощником, а Иоганн уже участвовал в третьей совместной с ним операции. После успешного посещения доктором Штанцем гарнизона крепости, где он смог за неделю победить внезапно возникшую среди солдат вспышку инфекции, Рихтер стал полностью ему доверять. Молодой человек видел в Хенрике Штанце не просто доктора, а настоящего учёного, у которого сам изъявил желание теперь учиться. Особенно остро в его памяти отложилось посещение лаборатории доктора. И хоть он побывал там всего лишь раз, для него это была святая святых. А после того, как Штанц избавил от внезапно возникших в желудке болей, коменданта крепости, тот приказал выписать ему бессрочный пропуск, и теперь Штанц посещал казармы и делал еженедельные осмотры больных солдат гарнизона вместе с Иоганном Рихтером на полных правах. Тот же несчастный, возле тела которого они сейчас находились, был одним из самых известных в городе пекарей. Он держал несколько ларьков возле центральной площади и снабжал почти весь город своей наивкуснейшей, по словам большинства жителей, сдобой. Штанц когда-то видел этого человека в магистрате. Там они вместе получали свои патенты: он на ведение врачебной деятельности на территории Вюрцбурга, а этот несчастный, на возможность открыть здесь собственные хлебные лавки. И вот, судьба вновь свела их вместе. Только теперь от знаний доктора зависела жизнь этого человека. Супруга пекаря не посмела бы обратиться к Штанцу напрямую, (да и он от неё слишком далеко жил) а потому, прибежала вся в слезах к Рихтеру. Молодой доктор жил неподалёку и до сих пор тоже слыл неплохим лекарем. Вот только своего дома у него пока не было. Рихтер занимал одну из комнат в доме родной сестры, удачно вышедшей замуж за главу городского комитета при епископате Руперта Гесса. И если дом Гесса кем-то и посещался, то в основном пациентами доктора Иоганна Рихтера. Выслушав внимательно причитания супруги пекаря, Рихтер сначала оплатил поездку на фиакре до особняка доктора Штанца, который сразу согласился помочь данному пациенту, а уже потом они вместе поехали к дому больного. Как пояснила его жена, вечером он почувствовал сильное недомогание и всё охал и ахал, хватаясь за голову, а ночью стал-таки кричать и корчиться от внезапно возникших в ней болей. Утром же он сообщил жене о наступившей у него слепоте. Диагноз Штанц не озвучил, но после осмотра больного сообщил, что необходима срочная операция. Так, пекаря, с помощью его детей и жены, перенесли в дормез Штанца, на котором он всегда выезжал на подобные вызовы. Ведь кроме него у доктора имелась ещё в наличии и простая четырёхместная карета, и небольшая грузовая повозка, используемая лишь для дров и продуктов. А в огромном дормезе, помимо двух сидячих мест, его одна половина была оборудована для перевозки лежачих пациентов. Это было сделано по личному заказу доктора Штанца, и ничего подобного Рихтер больше нигде никогда не видел. В особняке у Штанца также имелась отдельная большая комната для проведения операций. В ней они сейчас и находились. Здесь, доктор Штанц провёл уже более детальный осмотр пациента. Приподняв ему веки, сначала осмотрел его глазницы, затем подержал больного за запястье и зачем-то ощупал ему позвоночник и крестец. – Сделаем кровопускание? – осторожно задал Штанцу вопрос Рихтер. – Это как раз тот редкий случай, когда я соглашусь с предложением своего коллеги, – кивая головой, ответил Штанц. После озвученной процедуры, Штанц тут же решил объяснить своё решение: – У этого несчастного все признаки его нелёгкого труда; ношения тяжёлых лотков с хлебобулочными изделиями и постоянное нахождение возле горячей печи. А ещё у него явно засорены сосуды. – Вы спасёте его? – Попробуем, хотя, может и ненадолго, – ответил доктор. – И к тому же есть опасность сделать несчастного инвалидом, – посмотрев с серьёзным видом на молодого человека, добавил Штанц. Но всё это происходило не менее чем с час назад. А теперь, когда уже большая часть операции была выполнена, Рихтер видел какое спокойное и уверенное выражение, приняло лицо доктора. И сейчас он был убеждён, что тот всё-таки спас этого человека. – Дальше, всё зависит от него самого, – сказал Штанц, подходя к чану с водой и ополаскивая в нём свои руки. Только что он с помощью специальной помпы и трубки из кишок животного, натянутой на заточенное перо, откачал из головы своего пациента несколько капель желтоватой, ужасно пахучей жидкости. Рихтеру была дана команда, лишь наложить повязку из специальной материи, заранее смоченной каким-то раствором и предварительно нарезанной на лоскуты. Трубку же, перо и помпу, Штанц сразу выкинул, объяснив это тем, что данные предметы могут использоваться для подобных процедур только один раз. – Кажется, он жив, – громко сообщил Рихтер, заметив подёргивание век только что прооперированного человека. – Это рефлексы, – оборачиваясь и при этом, вытирая полотенцем руки, ответил Штанц. – Действие того снадобья, которым я его усыпил, хватит ещё на пару часов. Однако ваше наблюдение обнадёживает. Раз есть рефлексы, значит, он точно будет жить. Но данную процедуру придётся в дальнейшем повторить ещё не менее двух или трёх раз. И попрошу вас так же, как и я, перед любой операцией или похожей процедурой, всегда омывать свои руки и весь инструмент в специальном отваре с лавром и ромашкой. Впрочем, как и тело оперируемого вами пациента. А помещение предварительно окуривать дымом ладана, и иных экзотических благовоний, особенно Иерусалимских, коих полно в церковных лавках. Подобным способом вы очистите загрязнённый паразитами воздух. Такие церемонии одымления уходят корнями в века и использовались ещё древними шаманами. Правда, у них это был больше ритуальный обряд, нежели физическая подоплёка очищения о которой я вам говорю. – Да, но разве можно их там купить в достаточном количестве? – пожал плечами Рихтер. – И что это за паразиты, о которых вы говорите? – Те самые живые существа, коих мы не можем видеть своим зрением, если только не использовать для этого специальный прибор, – ответил Штанц. – Они заполняют собой всё пространство вокруг нас и являются разносчиками смертельных болезней. Уже забыли, о чём была наша последняя беседа в крепости? Разве вы так и не прочли Левенгука? Все издания указанных мной авторов есть в вашем университете. Хотя и до Антони подобные мельчайшие организмы описывались древними учёными, одним из которых был Демокрит, но из-за невозможности доказать это, вследствие того времени, и его весьма примитивных объяснений, никто ему не верил и не воспринимал всерьёз. Вспомните историю чумы или лепры. Зато сегодня, благодаря достижениям современных оптиков мы можем убедиться в том, что те учёные вещали истину и помимо флоры и фауны мир заполняет ещё и иная, микроскопическая жизнь. – Да-да, конечно. Я восхищён вашими познаниями в медицине, – откровенно высказал своё мнение молодой человек, засучивая рукава рубашки и подходя вслед за Штанцем к чану с водой. – Все мои знания, которые я получил в университете, просто ничто в сравнении с вашими методами лечения. Они новы, они нетрадиционны, они действенны. – Видите ли, основная масса докторов консервативна и, к сожалению, они даже не пытаются увеличить тот багаж знаний, который им дал университет, – объяснил Штанц, открывая фрамугу окна и впуская небольшой поток чистейшего воздуха. – А что касается лавра, ладана и иных благовоний, то у вас на городском рынке имеются их неплохие поставщики. Я могу назвать вам фамилии сразу нескольких лавочников, постоянным клиентом которых являюсь с самого моего приезда в Вюрцбург. Ведь без помощи этих травников мне не из чего было бы создавать свои чудодейственные лекарственные микстуры и порошки. Если же мне необходимы более сложные химические составы веществ, то я обращаюсь прямиком в ваш университет, на кафедру химии, где меня тоже уже неплохо знают и никогда не отказывают. Из-за обилия светильников и сосудов с чадящими благовониями в помещении стоял приторный и удушливый смог, который после открытия створки окна тут же устремился лёгкой вьющейся сизой лентой на улицу. Заняв место в небольшом кресле, доктор Штанц продолжил свою речь: – Не многие наши коллеги стремятся открыть или познать что-то новое, считая, что другие учёные мужи древности, от имени которых они благоговеют, – он потряс ладонями, – сделали это уже за них. Хотя по современным меркам и знаниям, многое в трудах тех учёных, кажется теперь конечно не просто заблуждением, а откровенной глупостью. Но это издержки времени. И сегодняшние достижения в самых значимых науках нашим потомкам когда-нибудь также покажутся слишком ма́лыми и недостаточными. Ведь настоящие доктора, это ещё и учёные, посвящающие всю свою жизнь выбранной ими профессии и никогда не прекращающие пополнять багаж собственных знаний. – Но ведь это не каждому дано, – заметил молодой Рихтер, вытирая руки полотенцем и тоже садясь на стул. – А тем, кто не желает всю жизнь учиться и искать, вообще в нашей профессии делать нечего, – резко ответил Штанц. – Медицина – это наука, которую нужно познавать и в которой умный человек всегда откроет что-то новое. Любой лекарь должен стремиться к этому, иначе из него ничего не выйдет. Сколько раз, путешествуя даже по Европе, наиболее просвещённой, в области медицины, чем весь остальной свет, я наблюдал докторов мучающих и убивающих своих пациентов бесконечными кровопусканиями. До сих пор использующих жуткие колотушки, которые не применяли даже египтяне, и травящие несчастных больных снадобьями с примесью свинца и ртути, убивающими даже самый крепкий человеческий организм. Я уже не говорю о несоблюдении элементарной гигиены при проведении кровопусканий и даже более сложных операций. Сколько бездарей и неучей среди нашей братии. Но для того, чтобы медицинский факультет выпускал учёных, а не лекарей, необходимо полностью менять нынешние университетские методы обучения. Обязательно добавляя такие предметы, как химия и физика, математика и ботаника, тем самым расширяя познания людей об окружающем их мире. Многие, отучившись, идут по пути неверному, но зато придерживаются полученных ими знаний и не отступают от традиционных методов ни на шаг; не изучая болезнь, не вникая в её источники и саму суть. Истинный же лекарь должен учиться всю свою жизнь и хотя бы пытаться познавать что-то новое. Стремиться стать очередным Парацельсом или Амбруазом Паре, Робертом Бойлем или Лораном Лавуазье. Все их научные трактаты имеются и в моей библиотеке, а многие их опыты удалось повторить и мне, и извлечь из них немалую пользу для себя. – Я был восхищён методами вашего лечения, а теперь восхищён вашими словами, которые смело можно записать на заглавной странице всех известных медицинских справочников, как напутствие будущим докторам, – сказал Рихтер, не сводя с доктора Штанца глаз и впитывая каждое слово, сказанное им. – А вы сами, похоже, уже многое познали и открыли для себя и других, – заметил он. – Что-то может быть и познал, но вот значимых открытий ещё не сделал. Я лишь пока стою на пороге этого. – И что же вы хотите открыть? – живо поинтересовался Рихтер, и, улыбнувшись, предположил, – философский камень? – К сожалению или счастью, его создали ещё задолго до меня, – с серьёзным видом ответил Штанц. – Но вот понять истинное предназначение ребиса, дано далеко не каждому. Наступила минута тишины. Рихтер не знал, расценивать ли ответ на его вопрос как шутку или принимать всерьёз. – Я раскрою вам одну тайну, – подавшись немного вперёд, более тихо проговорил Штанц, – я уже почти создал эликсир вечной жизни. На губах Рихтера поначалу заиграла кривая улыбка, но после того, как молодой человек заметил невероятную серьёзность доктора, эта улыбка исчезла и вместо неё, на его лице возникло выражение недоумения и замешательства. Хотя он слышал, и даже не раз, о ползающих по городу слухах о якобы чудотворных способах лечения доктора Штанца. Но вот сам лично, ассистируя ему уже не один день, он ещё ни разу не видел подобных чудес. Доктор Штанц хоть и был человеком загадочным, умным и начитанным, никогда при нём не проявлял себя как какой-то чародей. Рихтер видел лишь инновационные методы лечения и безграничные знания, которыми обладал Штанц, и вот, тот вдруг ему сообщает об эликсире жизни. Даже теперь, зная возможности доктора, Рихтеру с первого раза было трудно в это поверить. Все же те сеансы, которые провёл Штанц на своих раутах и свидетелем которых молодой человек стал лично, Рихтер расценивал лишь как желание доктора поразвлечь гостей. Только что речь шла о знаниях, науке и медицине, и вдруг, возникает информация о чудодейственном эликсире, о котором можно прочитать лишь в тайных доктринах, не имеющих, как правило, ничего общего с истинной наукой. – Вы говорите серьёзно? – решил переспросить Рихтер. – Абсолютно, – ответил Штанц, вставая с кресла. – Пройдёмте в мою лабораторию, – и широким жестом руки он пригласил Рихтера идти за собой. Отворив маленькую дверь под лестницей дома, доктор снял с крюка висевший рядом фонарь, зажёг его и нырнул в тёмный проём. Рихтер последовал за ним. По деревянным скрипучим ступенькам они спустились в подвальное помещение, настолько просторное, что горящий за закопчёнными стёклышками фитиль фонаря не смог осветить его полностью. Штанц подошёл к расположенной напротив ступенек железной двери и с большим усилием открыл её. Так они вошли в его лабораторию. Несмотря на одно очень маленькое узкое подвальное оконце, расположенное где-то под потолком, здесь было светло. Несколько подвешенных стеклянных шаров с клубящимся внутри паром, исходящим от небольшого количества залитой в них жидкости, освещали комнату не ярким, но приятным светом. Что это за субстанция и благодаря чему в ней происходила такая реакция, Рихтер не представлял даже несмотря на свои обширные познания в химии. В центре помещения стоял огромный стол, сплошь уставленный ретортами, колбами и мензурками. По зажатым в штативах стеклянным трубкам текла бурлящая жидкость, постоянно меняющая цвет. Пройдя долгий путь, она стекала маленькими, но частыми каплями в поддон, из которого благодаря наклону, вновь возвращалась в трубки и делала очередной оборот. Несколько стеллажей с книгами, стеклянными банками наполненными порошками разного цвета, и даже черепа каких-то животных, опознанных Рихтером, как собачьи и лошадиные, придавали комнате вид лаборатории настоящего учёного. В воздухе витало столько запахов, что обоняние молодого человека было не в силах их все распознать. В свой первый визит сюда многое для него осталось незамеченным и вот теперь, при более детальном осмотре комнаты, Рихтер осознал всю мощь и силу знаний доктора Штанца. Молодой человек подошёл к стеллажам с книгами, желая посмотреть какими же научными трактатами пользуется доктор, но среди находящихся здесь экземпляров не нашёл ни одной книги на немецком или хотя бы латинском языке. Имелись чьи-то труды на греческом и арабском языках, эта письменность ему уже встречалась в библиотечных изданиях университета. Но в отличие от них, находящиеся у Штанца папирусные свитки, похоже, являлись оригиналами. Вот только Рихтер не читал, не по-гречески, не по-арабски. Зато он узнал современное издание на французском языке: «Элементарный трактат по химии», написанный Лавуазье. В книге находилось множество закладок из бумажных лоскутков, в местах которых Рихтер обнаружил отредактированные рукой Штанца формулы, словно учитель исправил ошибки в проверочной работе своего ученика. – Подойдите сюда, – подозвал его к себе доктор Штанц. Рихтер обернулся и увидел, что Штанц держит в руках стеклянную колбу с деревянной пробкой. Сосуд был наполовину заполнен жидкостью ярко-красного цвета. Рихтер подошёл и взял колбу из протянутой руки доктора. – Что это? – спросил молодой человек, рассматривая жидкость на свет, излучаемый загадочными шарами. – Это и есть субстанция вечной жизни, – ответил Штанц. – Или если хотите, эликсир молодости. – Кажется, вы такой же давали почтенному герр Штроделю? – Тот, что я давал герр Штроделю, был лишь частичкой этой субстанции, добавленной в вино, – сказал Штанц. – Вы же держите сейчас, его основу. – Всё это предвосхищает, доктор, – сказал Рихтер, открывая колбу и водя над поверхностью сосуда носом, – но важны результаты исследований. Вы их проводили? – К сожалению, у меня не было ещё такой возможности, – ответил Штанц. – Но без них, вам никогда не узнать, достигли ли вы своей цели и действительно ли эта жидкость, является тем самым лекарством от старости, – заметил Рихтер, странно морща лоб. – Вообще, честно говоря, ваш эликсир и по виду, и по цвету, и по запаху, напоминает человеческую кровь. – Это она и есть, – с серьёзным видом, торжественно ответил Штанц, сверкнув при этом глазами. Молодой человек заткнул колбу и отшатнулся от доктора, сделав шаг назад. – Но вы же сказали, что это эликсир молодости, – пролепетал он испуганно. – И молодости, и новой жизни, – ответил Штанц, не сводя с молодого человека взгляда. – Разве ни кровь является тайным источником жизни на земле? Жизнь и кровь тесно взаимосвязаны между собой – это открыли ещё древние учёные. Недаром, в те далёкие времена после сражений победители поглощали кровь своих повергнутых врагов, считая, что вкушают их жизненные силы, храбрость, и тем самым дарят себе долголетие. Древние охотники, видя, как вытекающая из раненного ими животного кровь уносит с собой его жизнь, считали обязательным ритуалом употребить из них этой красной жидкости, несущей им, по их мнению, силу убитого трофея. А чтобы отвести от себя злых духов, задабривали их, принося им кровь в жертву. Договора, братания, торжественные клятвы многие народы мира скрепляли между собой либо смешиванием крови друг друга, либо её поглощением. А древние египтяне, чтобы спасти себя от порчи и несчастий натирали кровью своё тело. В этих книгах содержатся подтверждённые опытами и вековыми наблюдениями знания о жизненно-важном значении крови, переписанные с табличек ассирийцев, вавилонян и папирусов египтян. Штанц подошёл к полкам с книгами, взял один из талмудов, потряс им перед самым носом Рихтера, и сказал: – Вот метафизика Галена, – поставив талмуд на место, он вытащил следующий, – а вот – воззрение древних учёных Китая. – Простите, но я имел возможность лишь немного изучить Гарвея, Пеке и Мальпиги, – растерянно сказал Рихтер, никогда даже не слышавший, не о вавилонянах, не, тем более, об ассирийцах. – Но вы сильно устарели, мой друг! И как только с такими познаниями вам удалось защититься? Работы этих мужей науки я тоже читал, – махнув небрежно рукой, ответил Штанц. – Они лишь научно доказали и изложили на бумаге в современной интерпретации, понятной широким массам учёных наших дней, то, что было открыто задолго до их рождения; и ассирийцами и египтянами и тибетскими ламами. Иоганн Рихтер смотрел на Штанца с замешательством и недопониманием. Он, видевший до сих пор в докторе настоящего учёного, которому подвластны химические формулы и знания всех известных, связанных с медициной наук, открывал его сейчас для себя с совсем другой стороны. Молодой врач никак не мог понять, как, в человеке, обладающем невероятными способностями к лекарскому делу, могут уживаться подобные противоречия. С одной стороны Штанц мог бы сойти за настоящего учёного, но с другой, в нём появилась эта непонятная для Рихтера вера в метафизику и даже мистику, что для человека с такими знаниями должно было быть противоестественно. – Кровь – это жидкая ткань, необходимая для организма и непрерывно циркулирующая в его сосудах, – продолжал Штанц, после секундной передышки. – Я уж не говорю о создании гомункула, жизнедеятельность которого так же абсолютно невозможна без крови. Вот тут для Рихтера пошла уже непознанная для него информация. Кто такой гомункул и из чего он состоял, молодой доктор представлял себе очень смутно. – Я не открою вам пока секрет той жизненной субстанции, которую вы держите, – сказал Штанц учтиво, – но в этом сосуде не чистая человеческая кровь. Сюда добавлены некоторые секретные ингредиенты, открытые и добытые мной в результате многолетних собственных опытов путём проб и ошибок. И, если мои опыты на основе науки о веществах показали верные результаты, то эта жидкость обладает всеми необходимыми для истощённого и изжившего себя человеческого организма, восстановительными и регенеративными свойствами.