– Доченька, что с тобой? Очнись! Очнись, не покидай своего старого отца! – сложив руки как при молитве, причитал граф. Вскоре в гостиной вновь появился Отто. Он был не один. Удерживая под руки, он с трудом вёл Генриха. – Ради Бога, Отто, поезжай скорее за доктором, – вскакивая, как молодой, попросил его граф. – Привези герр Менгера, чего бы тебе это не стоило. – Можете не беспокоиться, – ответил Отто, усаживая возле камина стучащего зубами, но живого Генриха. – Я привезу его, даже если мне придётся использовать силу, – заверил он графа, покидая бегом гостиную. – Так что же случилось с моей несчастной дочерью? – задал граф вопрос, рыдающей в углу гостиной служанке, и при этом вновь припадая к бездыханному телу Брунгильды. – Я не знаю, – плача взахлёб, ответила девушка. – Я услышала, как вы приказали Отто найти и вернуть госпожу домой. Пошла за фонарём и решила присоединиться к поискам, потому что души не чаю в своей госпоже. Проходя мимо пруда, я увидела, как фрейлейн Брунгильда переходит мостик, а следом за ней, из кустов, выбегает Отто. Хозяйка испугалась и побежала, но, по-моему, поскользнулась на мостике, и опёрлась на гнилые перила, но они не выдержали и сломались. Тогда госпожа вскрикнула и упала в пруд. Вот тут-то я и начала звать на помощь. В этот момент послышался стон сидящего в кресле у огня Генриха. От источаемого горящими в камине поленьями тепла, его промокшая насквозь одежда сильно парила. Впрочем, от лежащей без чувств девушки, так же исходил белый, клубящийся пар. Только в отличие от Генриха, она уже не подавала никаких признаков жизни. – Прошу тебя, только не умирай, – взмолился граф, обнимая по-прежнему застывшее тело девушки. – Дочь моя, я и дня без тебя не проживу, только не умирай. Стоявшая неподалёку служанка продолжала рыдать и кусать свои большие пальцы. В отличие от графа она догадывалась, что уже даже самое сильное чудо не сможет воскресить её несчастную госпожу. 14 глава Прошло не меньше часа, прежде чем в особняк фон Вебера приехал доктор Менгер. Поднятый слугой графа чуть ли не из постели, он, как только узнал в чём дело, несмотря на грузность собственного тела, сразу оседлал свою лошадь, не тратя время на закладку кареты, и поехал на помощь к Брунгильде. Доктор был, конечно, человек опытный, и догадывался, что все его потуги могут оказаться напрасными. Из не совсем внятных разъяснений Отто он понял, что дочка графа получила сильнейшее переохлаждение, а раз уже тогда не подавала признаков жизни, то и спасти её не представлялось практически возможным. Однако, как всякий врач дававший клятву Гиппократа, он обязан был сделать всё от него зависящее, чтобы спасти жизнь человека. Тем более что девушка находилась в положении. Пока доктор ехал, граф стоял на коленях возле тела лежащей на софе дочери и пытался согреть её своим дыханием. Он то хватал её за руки и начинал на них дуть, то резко обнимал и, припадая к груди, прислушивался к стуку её сердца, но всё было напрасно; Брунгильда по-прежнему лежала словно кукла. Когда герр Менгер вошёл в гостиную и увидел застывшее в неестественной позе тело девушки, которое обнимал рыдающий от горя граф, ему сразу же всё стало ясно. – Доктор, наконец-то! – воскликнул граф, увидев Менгера. – Прошу вас, помогите моей девочке! Помогите моей единственной, любимой доченьке! Я умоляю вас! Ведь вы же знаете, в каком она положении! Доктор Менгер подошёл к софе, и, взяв графа за плечи, вывел его из гостиной, разрешив остаться только служанке и стонущему в кресле конюху. Вернувшись к девушке, и встав перед ней на колени, он приложил ладонь своей руки и ухо сначала к её сердцу, а затем к её округлому животу. – Воды! Немедленно принесите сюда горячей воды! – вдруг закричал доктор, и резко, как только мог, поднявшись на ноги, подбежал к своему чемоданчику. Услышав просьбу доктора, стоявший за дверью граф бросился на кухню, громко повторяя: – Воды! Принесите немедленно в гостиную горячей воды! Отто схватил с кухонной печки, всегда стоявший на ней бак с горячей водой и побежал обратно. Ворвавшись в гостиную вместе со слугой, граф вновь запричитал, не сводя взгляда с лежащей до сих пор без чувств дочери: – Доктор, почему моя дочь не приходит в себя?! Прошу вас, ответьте! – Не знаю, смогу ли я помочь вашей дочери, – глухо отозвался герр Менгер, качая отрицательно головой, – но вашего внука или внучку, возможно, я ещё могу спасти. – Что?! Что вы говорите? Я не понимаю? – трясясь всем телом, стал спрашивать граф. – Прошу вас оставить меня с вашей служанкой, дочерью и этим человеком в кресле, наедине, – не ответив на вопрос графа, попросил неожиданно доктор, засучивая рукава. Граф стиснул зубы и со стоном вышел из гостиной. Линда, служанка девушки, осталась. Она упала на колени, и, соединив ладони, стала громко молиться. Герр Менгер подошёл к Брунгильде, вооружившись ножницами из своего саквояжа, и стал разрезать на ней платье. – Подойдите сюда и помогите мне, – подозвал к себе служанку доктор, прервав её молитвы. Когда им удалось освободить от платья живот Брунгильды, доктор приказал принести какой-нибудь одежды и тряпок. – Каких тряпок? – недоумевая, решила уточнить служанка. – Любых, любых, – повторил два раза доктор, – главное, чтобы чистых и побольше! Увидев, как герр Менгер замахнулся ланцетом над животом хозяйки, девушка резко отвернулась и выбежала из гостиной, плотно закрыв за собой дверь. Граф и Отто находились в коридоре и молча наблюдали, как служанка пробежала сначала наверх, а затем, с охапкой какого-то тряпья, обратно в гостиную. Потекли мучительные минуты ожидания. Отто стоял возле дверей, сжав кулаки, и наблюдал за ходящим по коридору хозяином. Граф то рыдал, то порывался ворваться в гостиную, но останавливался у дверей и вновь начинал ходить; то поднимал голову и негромко молился. Неожиданно тишину разорвал тонкий, пронзительный плач младенца. Его нельзя было спутать с каким-то другим. Этот крик известен любому человеку с рождения, потому что издаётся всеми живущими при собственном рождении и западает в память с материнской лаской и молоком. Двери в гостиную открылись, и появилась служанка. Рыдая и кусая угол передника, она медленно вышла в коридор. – А где моя дочь?! Что с моей девочкой?! – закричал граф фон Вебер, отталкивая девушку и вбегая в гостиную. Следом за ним зашёл Отто. Тело Брунгильды было полностью накрыто серой простынёй, на которой в районе её живота расплылось ярко-красное, кровавое пятно. Доктор Менгер стоял возле бака с водой и омывал тело истошно кричащего младенца. Увидев эту картину, граф обхватил свою голову руками и с воплем отчаяния, выбежал из гостиной, чуть ли не сбивая с ног своего слугу. Когда герр Менгер завернул ребёнка в одну из разложенных на столе тряпок, Отто подошёл к сидевшему до сих пор без оказанной помощи, своему товарищу. – Может быть, вы посмотрите Генриха? – обратился он к доктору. Мужчина тяжело дышал и трясся. От исходящего от огня в камине тепла, его одежда почти высохла, но продолжала ещё парить. В отличие от Брунгильды, мощный мужской организм пока продолжал бороться за жизнь. – А вот ему я смогу помочь, – сказал герр Менгер, прислоняясь ухом к широкой груди Генриха. – Чтобы не было осложнений на лёгкие, необходимо ещё согреть воды и положить его в неё греться. Найдётся у вас большое корыто? – Найдётся, всё найдётся, – ответил Отто. – Пока вы греете воду, попробую успокоить графа, – сказал герр Менгер и направился в кабинет фон Вебера, месторасположение которого хорошо знал, оставив позади себя кричащего на весь дом младенца. Выйдя из гостиной, доктор прошёл коридор и постучал в дверь кабинета графа, но ему никто не открыл. Решив, что граф просто не слышит стука, он попробовал зайти без приглашения. Однако дверь оказалась заперта. Ударив по ней ещё пару раз, но уже с большей силой, и так и не дождавшись ответа, Герр Менгер даже растерялся. Теперь он не знал, что ему делать дальше. К его счастью в этот момент в коридоре неожиданно появился слуга графа Отто, нёсший ещё один бак с горячей водой. – Помогите мне, скорее, открыть эту чёртову дверь, – попросил слугу герр Менгер. – Не беспокойтесь, за последствия я отвечу, – добавил он, когда заметил, что тот колеблется. Отто поставил бак, и недолго думая навалился на дверь всем своим телом, вырвав тонкую металлическую скобу, держащую задвижку щеколды с обратной стороны. Когда же он и герр Менгер ворвались в комнату, раздался выстрел. Помещение тут же заволокло дымом, а в нос ударил кислый запах серы и пороха. Через пару секунд дым рассеялся и перед герр Менгером и слугой графа, предстала ужасающая картина. За стоящим в кабинете большим дубовым столом находилось тело графа Фон Вебера. Отто и герр Менгер бросились к нему, сбивая друг друга с ног, но уже было поздно. В правой руке графа лежал пистолет, а в правом виске его головы зияла рана, из которой сочилась густая тёмно-красная кровь. Доктору Менгеру было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что граф уже мёртв. Единственное на что он обратил внимание, когда наклонился над его телом, это на лежащий под простреленной головой графа листок бумаги с печатью. На большом круглом штемпеле чётко просматривался королевский вензель. Однако буквально через минуту бумагу полностью закрыла лужа растёкшейся по столу бурой крови. Когда на следующий день особняк и место самоубийства его хозяина осматривал инспектор полиции Леманн, уже нельзя было прочитать содержание этого документа, который в полицейском протоколе обозначили как, всего лишь, предсмертную записку графа фон Вебера. Часть третья Марцелл: – Ушёл! Мы раздражаем царственную тень Открытым проявлением насилья. Ведь призрак, словно пар неуязвим, И с ним бороться глупо и бесцельно. У. Шекспир «Гамлет…» 1 глава (начало) Иоганн Рихтер отошёл от больного и положил ланцет обратно на стол. Рядом, на табурете, стоял медный чан с парящей в нём мутной горячей водой. – Закрепите его голову ремнём, – обратился доктор Штанц приказным тоном к молодому человеку, согласившемуся ему ассистировать. Иоганн Рихтер наклонился над телом пожилого мужчины и обхватил ему лобную часть головы кожаным ремнём, который закрепил с помощью специальной застёжки, приделанной к боковине деревянного стола. – Теперь подайте мне бур, – вновь попросил Рихтера доктор. Молодой человек протянул ему требуемый инструмент. – Что вы хотите делать? – тихо задал он вопрос Штанцу.