– Не хочу! – ответила девушка, выходя из-за стола и направляясь к выходу из гостиной. – В таком случае ты останешься ни с чем, кроме своей гордыни! – прокричал ей вдогонку граф. – Ты не сможешь жить так, как имеешь на то, полное право; достойно и ни в чём не нуждаясь! Опомнись, дочь моя! Опомнись! Но Брунгильда уже не слышала отца, в одном только платье она уже выбежала на улицу, громко хлопнув входной дверью. – Ах, чёрт возьми! – выругался граф, бросаясь вслед за дочерью. – Отто, хватайте факел и верните немедленно мою дочь! – приказал он своему слуге, когда встретил его у входных дверей. И тут же чуть слышно пробормотал, – вот тебе и вернулся домой. Отто, мимо которого только что промчалась плачущая навзрыд девушка, накинул плащ и выбежал на улицу. Граф же не мог так быстро двигаться, поэтому он лишь вышел на крыльцо и стал наблюдать, как Отто погнался вслед за исчезнувшей в ночной темноте Брунгильдой. В этот самый момент со стороны ворот послышался топот копыт и перед графом вдруг возник незнакомец на лошади. Увидев нежданного гостя, граф растерялся и моментально переключил всё своё внимание на него. – Кто вы такой и что вам угодно? – громко задал чужаку вопрос граф. Всадник спешился и, чеканя шаг, стал подниматься по ступенькам крыльца. Фон Вебер немного испугался столь странного незнакомца, нанёсшего такой поздний визит, но постарался взять себя в руки и, никоим образом не выдать этого. – Я ещё раз вас спрашиваю, кто вы такой? – стараясь сделать свой голос ещё более грозным, задал вопрос незнакомцу граф. – Моё имя вам ничего не скажет, – ответил незнакомец, приблизившись к графу так близко, что тот заметил под шляпой ночного визитёра белый платок, которым была перевязана его голова. – Могу я видеть Брунгильду фон Вебер? – Я её отец, – ответил граф, – и хотел бы знать, для чего вам понадобилась моя дочь в столь поздний час. Потрудитесь мне это объяснить. – Я привёз очень важное для вашей дочери письмо, – сказал незнакомец. – Какое ещё письмо? – удивился граф. – И от кого вы его привезли? – К моему сожалению, этого я вам сказать не могу, – ответил незнакомец, – но письмо должно быть передано из рук в руки. – Приказываю вам немедля, отдать это письмо мне, – громко сказал граф. Незнакомец сделал шаг назад. – Простите граф, но я не могу этого сделать, – сказал он. – Я получил приказ отдать письмо лично в руки вашей дочери. В этот момент возле крыльца появился конюх Генрих. Он только что покормил лошадей и как раз направлялся в дом, когда вдруг стал невольным свидетелем странного разговора незнакомца со своим хозяином. Завидев Генриха, граф окончательно осмелел. – Или вы сейчас же отдадите мне письмо, – сказал он, наступая на незнакомца, – или я прикажу отобрать его у вас силой. Ночной визитёр сделал, не оборачиваясь, несколько шагов назад, и в тот момент, когда увидел боковым зрением возникшего позади человека, попытался выхватить из-под длинного дорожного плаща обшитого лисьей опушкой, заткнутый за пояс пистолет. Однако пришедший на смену дневной оттепели ночной морозец, сковал покрытые влагой ступеньки коркой тонкого льда, из-за чего бедняга поскользнулся и, взмахнув руками, упал спиной прямо на землю. – А ну-ка, придержи этого невежу, Генрих, – обратился к своему конюху с неожиданной просьбой граф, поспешая вниз. Генрих недолго думая наклонился и, заломив незнакомцу руки, прижал его своим могучим коленом к земле так, что тот не то что не мог пошевелиться, но и с трудом стал дышать. Граф наклонился над поверженным незнакомцем и стал своевольно ощупывать его камзол. Ничего в нём не найдя он спросил: – Где? Незнакомец молчал. Тогда по выразительному взгляду графа, Генрих надавил коленом на грудь человека с такой силой, что тот захрипел. – Где? – вновь задал ему граф вопрос. – Кажется в ботфортах, – сказал вдруг Генрих, обратив внимание на то, как поверженный им незнакомец, указывает пальцем вниз. Граф наклонился ещё ниже и действительно увидел за отворотом ботфорта правой ноги торчащий кусок бумаги. Засунув ему руку в сапог, граф вытащил свёрнутое и порядком измятое письмо. Незнакомец напрягся и попытался освободиться, но Генрих был слишком могуч, чтобы его можно было так просто сбросить с себя. – Отпусти его, – скомандовал граф своему конюху, когда заветное письмо оказалось в его руках. Сначала Генрих выхватил у незнакомца пистолет, и только после этого убрал от него своё колено. Жадно хватая ртом холодный воздух, ночной визитёр, отряхиваясь, встал и попятился к своей лошади. – Вы не имели права, – прохрипел он, держась за грудь. – Отдайте мне немедленно пистолет. Генрих выстрелил сначала из добытого трофея в воздух, а потом бросил оружие его хозяину. Незнакомец ловко поймал пистолет, засунул его обратно за пояс и, кряхтя, залез на свою лошадь. – Прошу вас, – обратился он к графу, – хотя бы пообещайте, что передадите это письмо своей дочери. Граф развернул листок бумаги и подошёл к висевшему над крыльцом фонарю. – Если я как отец посчитаю, что это письмо не несёт моей дочери никакой угрозы, то обещаю, она сегодня же получит его, – ответил граф, пробегая глазами по строкам письма. – А теперь убирайтесь из моей усадьбы, любезный! Понимая, что надеяться на что-то большее не следует, незнакомец развернул свою лошадь и помчался к воротам. – Генрих, бери фонарь и отправляйся на помощь Отто, – приказал конюху граф, когда незнакомец скрылся. – Моя дочь убежала в парк, и я не хочу, чтобы она блуждала по нему до самого утра. Генрих кивнул головой, снял висящий над крыльцом фонарь и направился в сторону парка. Граф же крепко сжал добытую им бумагу в руке и, завернувшись в старую, поеденную молью меховую накидку, направился в гостевой домик. Выхваченных внимательным взглядом нескольких строк письма, вполне хватило графу, чтобы понять, что оно действительно несёт его дочери угрозу. Заключив с королём договор на содержание его дочери и будущего внука или внучки, граф не мог допустить, чтобы Брунгильда прочла это письмо. Исходя из сделанных в нём кронпринцем признаний, она могла рассчитывать лишь на роль тайной любовницы, а этого граф не желал допустить. Особенно после тех обещаний, которые он успел дать королю. Пусть лучше девушка прибывает в неведении и возможно со временем выкинет из своего сердца принца, получив взамен гораздо больше, чем станет предметом его тайных воздыханий и тем самым превратится в неугодного врага; и для короля, и для будущей жены принца, и для всего королевства. Граф не понёс письмо даже домой, опасаясь, что Брунгильда его может случайно когда-нибудь найти. Мысль же об его уничтожении он не рассматривал, так как всегда предпочитал иметь в рукаве пару козырей. Да и было пока не известно чем вся эта ситуация могла обернуться для него самого. Всё-таки он напал и прогнал человека, посланного самим кронпринцем, хотя заручившись поддержкой короля, можно было его не особо бояться. Но, тем не менее, письмо граф решил пока не уничтожать, а спрятать. Пройдя в гостевой домик, граф зажёг фонарь и стал осматривать помещение в поисках возможного тайника. Однако пока он думал, куда спрятать письмо, с улицы, откуда-то из глубин парка, до него стали доноситься крики людей; и с каждым разом они становились всё громче и истошнее. Обеспокоенный тем, что что-то случилось с его дочерью, граф засунул письмо в первую, попавшуюся ему на глаза книгу, занимающую место среди десятка других литературных произведений, стоящих на стеллаже и направился к выходу. Выбежав на улицу, фон Вебер увидел недалеко от гостевого домика мелькающие в темноте фонари. Как только мог, быстрыми широкими шагами, граф направился на этот свет и доносящийся оттуда же шум. Ночь была морозная и ясная. Луна освещала весь парк, и когда граф приблизился к мелькающим фонарям, он увидел своего конюха, слугу Отто и даже девочку служанку. Все трое бегали вдоль береговой линии маленького пруда и что-то кричали. Первое нехорошее подозрение у графа возникло тогда, когда он увидел вырывающего чуть ли не с корнем небольшое деревце, Генриха. – Скорее, скорее! – хором кричали ему Отто и Эльза, снующие вдоль берега. Генрих подбежал с вырванным деревом и бросил его в пруд. Ещё не совсем понимая, что происходит, и почему все так громко кричат, фон Вебер подошёл к тому месту, где толпились его слуги и, посветив фонарём спросил: – Да что же вы так кричите? Что случилось? Однако ему вторило лишь собственное эхо и громкий плач, смешанный с криками Линды. В этот момент в пруду что-то плюхнулось и стало барахтаться. Граф подошёл к самому краю пруда и посветил вперёд. Какой же ужас и оторопь охватили его, когда он увидел мелькающие на поверхности пруда руки и голову своей дочери. – Держите дерево, – крикнул, обращаясь к Отто и служанке, конюх Генрих и скинув пальто, с разбега бросился в воду. Отто и Линда ухватились за конец ствола дерева, лежащего большей частью в пруду и стали наблюдать, вместе с графом, как Генрих, ломая тонкую корку льда, плывёт на помощь к тонущей девушке. Но как быстро не двигался Генрих, вскоре голова и руки девушки исчезли и больше не появлялись над поверхностью воды. Достигнув этого места, Генрих, широко раскрыв рот, заполнил свои могучие лёгкие воздухом и исчез под водой. Граф вдруг почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он больше не мог держать фонарь на вытянутой руке и, качнувшись, чуть сам не упал в пруд. – Вот он! – выкрикнул Отто, вслед за донёсшимся шумом и бульканьем с поверхности воды. Граф встрепенулся и, набравшись сил, вновь поднял фонарь, в слабом свете которого увидел Генриха, цепляющегося одной рукой за ветви вырванного им дерева, и что-то с трудом удерживающего другой. Всё это действо сопровождалось кричащей без умолку служанкой. – О, госпожа! О, Боже! Что же вы наделали! – голосила она на весь парк. Наконец Генрих достиг берега. – Поможем ему! – крикнул Отто, бросаясь на выручку товарищу. Зайдя по колено в ледяную воду, он принял его ношу и помог вытащить её на берег. Подбежавший к ним граф теперь дрожал и рыдал вместе с Линдой. – Доченька, да что же это такое, – запричитал он, – как же ты оказалась в воде?! Скорее, молю вас, несите её домой, – обратился он к своим слугам. Однако Генриху, вытащившему уже бездыханное тело девушки из воды, и самому была нужна помощь. Несмотря на крепкое здоровье и мощное тело, мужчина получил сильное переохлаждение, пробыв в ледяной воде не меньше десяти минут. Отто поднял тело девушки и как можно скорее понёс её в дом. Служанка и граф следовали рядом, бросив несчастного Генриха на берегу одного. Войдя в дом, Отто отнёс тело девушки в гостиную, положил на софу, а софу подтянул чуть ли не вплотную к камину. – А теперь прошу меня извинить, господин граф, – обратился он к фон Веберу, – но я должен помочь своему другу Генриху. Граф его не слушал, он упал на колени перед лежащей без чувств на софе девушкой и стал трясти её за плечи. Лицо Брунгильды посинело и не выражало никаких эмоций. Её веки с заиндевевшими ресницами плотно сомкнулись, волосы сплелись в замёрзшие сосульки, а пальцы скрючились. Через тонкую белую кожу стали видны кровеносные сосуды.