Бонапарт сжал губы и на секунду задумался. – Знаете, месье Дешенуа, – сказал он, выпрямившись, и приложив указательный палец к губам, – а вы правы. Прочитайте-ка нам содержание записей, сделанных рукой того безымянного учёного. – И, заметив направленные на себя вопросительные взгляды, пояснил: – Он участвовал в той самой нашей экспедиции в Египет, и был включён в небольшую группу, присоединившуюся к войскам Дезе следовавшим в Асьют, древний провинциальный город, расположенный довольно далеко от Каира. Его дневники не подходят для печати в научных трудах о Египте. Но они могут быть весьма занимательны для такой компании как наша. Скажу честно, прочитав их, у меня возникло больше вопросов, чем ответов. Дневник передал нам сам Жирар, когда подготавливал собранные комиссией наук в походе материалы к печати. Ведь ничего, из того, что описано в дневнике экспедитора, не могло попасть в подборку работ по египтологии, в силу своей антинаучной писанины. А попросив у Жирара разъяснений я не получил их. Ни он, ни члены научной комиссии, работающие с собранным материалом из Египетского похода, так и не смогли толком мне объяснить, кто именно это писал. Ведь большая часть людей из похода в Асьют, к сожалению не вернулась. А документы, которыми пользовалась комиссия для описания этого загадочного города, передал и составил де Вилье, руководитель той группы. Но, даже имея перечень всех фамилий учёных входящих в состав экспедиции, и он не смог ответить на этот вопрос. Дневники никем не подписаны. И кто из погибших в той группе вёл их, теперь навсегда останется для нас загадкой. – Но почему? – не удержалась от вопроса Луиза. – Сейчас, дай Бог, вы поймёте причину, – ответил Бонапарт. Он вновь нахмурился, закрыл глаза, и обратился к молодому учёному: – У вас всё готово, Дешенуа? – Да, Ваше Величество, – ответил тот, шебурша бумагами. – Тогда начинайте. Записки экспедитора «Разбили лагерь возле каких-то песчаных холмов близ Асьюта, но довольно далеко от жилых строений. Местное население отнеслось к нашему визиту, как к вторжению. Впрочем, солдаты Дезе именно так себя и вели. Для нашей охраны генералом был выделен лишь небольшой отряд, основные же военные силы остались в городе. Предполагаем найти под холмами какие-нибудь древние руины, наличие которых подтверждают составные многометровые щупы. Но раскопки могут затянуться. На все просьбы нашего предводителя отряда Вилье солдаты отказываются нам помогать. Они, видите ли, изнывают от жары и из-за этого не могут работать. К тому же им платят только за нашу охрану, а не за физический труд. «Ну и чёрт с вами!» – воскликнул в итоге Вилье, сказав, что они сами же себя здесь и задержат. А жара тут действительно невыносимая. Даже ночью температура падает лишь незначительно. Если бы кто-то сказал что мы в аду, то я нисколько не удивился. Зато, какое здесь небо! Во Франции я такого количества звёзд никогда не видел. Они совершенно по-другому сверкают, иначе располагаются, на небе постоянно что-то движется, моргает, сияет, происходят какие-то вспышки. Оно живёт! В его ясной ночной синеве отчётливо и величественно идёт цепью вдоль всего горизонта каменная стена из горных хребтов. Они совсем рядом, стоит протянуть руку. Наш отряд учёных сопровождает один важный доктор. Его знания и правда, иногда поражают. Он воспринимается нами как полноправный член нашей научной экспедиции. Тоже постоянно делает какие-то записи, чертит ориентиры пересекаемой местности и даёт много дельных советов. С его лёгкой руки мы и оказались в этом районе. Будто он наперёд знал, где копать. Всё-таки не зря сам Бертолле включил его в нашу научную комиссию, хотя многие были и против этого зачисления. Фамилия уж больно у доктора оказалась не французская, Шпатц. Но общался он с нами, надо сказать, на чистейшем родном нам языке. А в итоге и вовсе стал просто необходим нашей команде, как прекрасный проводник и врач. Большая часть учёных и я, в том числе, подхватили какое-то заболевание, от которого местные умирали, как мухи. Шпатц же своими снадобьями всех нас выходил и спас. После чего даже у самых подозрительных и недовольных его присутствием в нашем отряде больше не возникало к доктору никаких притязаний. Целую неделю мы вели раскопки песчаного холма, чуть не умирая от жажды и усталости к концу каждого дня, и уже начали отчаиваться отыскать здесь что-то, когда вдруг на вечерней заре шестого дня, показалась часть какого-то сокрытого за много веков от людских глаз строения. Усталые, но довольные, мы, наконец, впервые за несколько дней, могли спокойно заснуть, не терзаясь больше сомнениями. Однако наш отряд ещё не подозревал, с какими трудностями нам придётся столкнуться после окончания раскопок. Под многовековыми песчаными наносами постепенно стали проступать руины какого-то загадочного строения. Поначалу мы думали, что это часть дворца; но откуда ему тут взяться? Вдали от Александрии, Каира, Мемфиса, посреди бесконечной пустыни. Тогда пошли предположения о том, что это останки города арабских поселенцев, забросивших его из-за исчезновения в колодцах воды и переселившихся со временем на настоящее месторасположение Асьюта, на самые берега Нила. Но где тогда остальные строения? В конце концов, добравшись почти до основания этих древних развалин, все пришли к единому мнению, высказанному, кстати, опять же нашим доктором, что перед нами чья-то гробница. Но чья? Уж точно не какого-нибудь фараона. От долины царей, сосредоточения основного костяка прибывших из Франции учёных, мы находились слишком далеко, так же как и от предполагаемых столиц древних царств Верхнего и Нижнего Египта. Вот краткое описание откопанного нами строения; полусферическое, большое, метров пять-шесть в высоту, с обычным входом в глубокой нише, перед порталом две стелы и два скульптурных изображения грациозных животных похожих на собак, сидящих на каменных блоках. Вилье утверждает, что это египетские пустынные волки, изображающие бога Упуата, проводника в загробный мир. Он единственный из нас изучил огромное количество изъятой из местных религиозных хранилищ Каира литературы и мог даже читать некоторые тексты, выбитые на камнях памятников и гробниц и состоящие из одних символов. Шпатц с каким-то странным знанием дела с ним согласился, из-за чего вновь начал раздражать некоторых участников группы. Теперь встал вопрос, как открыть это великолепие. Ломать стену очень не хотелось. Да и судя по её сохранности и практичности самой постройки, на это могла уйти уйма времени. Пару попыток сделать подкопы не увенчались успехом, строение уходило глубоко в песок и имело крепкое основание. Начали размышлять, как поступить, чтобы быстрее попасть в гробницу. Солдаты призывали нас не заморачиваться и просто снести часть её стены пороховым зарядом или же притащить сюда из лагеря одну из лёгких пехотных пушек, чтобы снарядом пробить брешь. А тут ещё прибывший из лагеря посыльный привёз от генерала Дезе письмо, в котором тот торопил нас с раскопками и предупреждал об опасности нападения со стороны местного населения. До него дошли слухи, что бежавшие из Асьюта и других близлежащих к нам поселений жители, вынужденно расселившиеся по пустыне, готовятся опять взять их под свой контроль, для чего даже объединились с враждующими веками бедуинами. Тем более что после поражения целой орды мамлюков, помощи им ждать было больше неоткуда. Становилось опасно находиться здесь самим, лишь в сопровождении одной небольшой роты охраны. Поэтому на вечерней сходке у костра, за ужином, было решено пойти на радикальные меры. Вилье сам предложил воспользоваться помощью солдат и взорвать пороховым зарядом тяжёлую каменную дверь, закрывающую доступ в такую вожделенную и желанную для нас гробницу, где могли находиться тонны сокровищ. Чего уж греха таить, все мы грезили ими в душе больше, чем обычными историческими находками из глиняной посуды и мумий, в которых так любили обращать тела своих почивших предводителей древние египтяне. И что странно, уже третью ночь нас оглушали диким воем местные пустынные волки. Они начинали свою зычную песнь почти сразу, как восходила луна. А она, скажу я вам, здесь просто огромна. Очертания этих лютых хищников частенько можно было рассмотреть на залитых её светом окружавших нас горных хребтах. Издали они напоминали вырезанные из бумаги фигурки. Задрав головы к звёздному небу и раскрыв клыкастые пасти, волки выли на луну до самого утра. В больших надеждах на завтрашний день, мы все стали укладываться в свои палатки. Ведь, несмотря на жару, на открытой земле всегда оставалась опасность укуса ядовитыми змеями и скорпионами, которыми пустыня по ночам просто кишила. Да и свет от костра, необходимого нам для приготовления пищи, мог привлечь нежелательных гостей к нашему лагерю, о которых нас так несвоевременно предупредил Дезе. Когда я залазил в палатку, мне вдруг бросилось в глаза, что некоторые из нашей группы лежали уже на открытом песке и громко безудержно храпели. Странно, ведь мы лишь сделали по глотку привезённого с нами бордо, взятого на случай празднования какого-нибудь великого открытия, а оно так быстро свалило людей с ног. У затушенного кострища я заметил даже спящих караульных. Желая разбудить их, я вылез из палатки обратно, но ноги не слушались меня и не давали на них встать. Голова почему-то кружилась, а глаза слипались сами собою, словно я выпил сонного отвара. Дотащившись на четвереньках до палатки со съестными припасами, я достал одну флягу с водой и стал жадно из неё пить, утоляя свою дикую жажду. Почувствовав облегчение, я увидел, что весь наш лагерь уже повально погружен в беспробудный сон. Люди лежали, прям там, где он их застал: на песке, возле палаток, и даже вдалеке на камнях, где располагалось отхожее место. Волки выли сегодня как-то по-особенному; громко, протяжно с неким надрывом и плачем. В общем жутко. И тут я заметил мелькнувшую за палатками тень человека. Кто это? Уж не хотят ли на нас напасть? А ведь самое время. Ничего и делать не надо. Приходи и бери нас тёпленькими. Вдалеке опять мелькнул свет фонаря и послышался шум сдвигаемого камня. Чуть привстав, я перебежками двинулся на этот шум. Вот луч света скользнул по песку. Ого! Кто-то шарит возле раскопанной нами гробницы! Подхожу к ней вплотную и не верю глазам. Вход в неё открыт и внутри мелькают оранжевые блики фонаря. Но как такое возможно? Нет, я определённо сплю. Щипаю себя и чуть не вскрикиваю от боли. Медленно приближаюсь к открытому входу и заглядываю внутрь гробницы. Вижу, что гигантских размеров камень, закрывавший вход, сдвинут вглубь толстой стены. Но кто это сделал? Какой силач или чародей? Захожу в помещение и иду в полнейшей темноте. По каменному полу опять пробегает луч фонаря. Там тайник. Под гробницей явно ещё одна комната. Ложусь на живот и как змея подползаю к зияющему отверстию. Вижу крутой спуск без ступенек, и отпечатанные на многовековой пыли свежие следы чьих-то туфель. Идти в неизвестность не даёт первобытный страх. Заглядываю с другой стороны и вижу до невозможности странную картину. В небольшой комнате, похожей на каменный мешок в Сен-Лазаре, стоит саркофаг из красноватого кварцита, на крышке и стенках которого вырезаны причудливые горельефы богинь с крыльями за спиной. Возле саркофага суетится наш штатный хирург доктор Шпатц. Я даже не сразу узнал его. Приложив руку к крышке саркофага, он невнятно, но быстро что-то бормотал, будто читал молитву. Затем наклонился, нажал или сдвинул какой-то из горельефов, мне не очень было видно, и после тихого щелчка, начал отодвигать на саркофаге крышку. Сдвинув её наполовину, доктор вытащил что-то из своего кармана и наклонился в образовавшуюся в каменном гробу щель. Минута-другая и из саркофага донеслось негромкое шипение. Змея? Доктор выпрямился, сдвинул крышку ещё больше и помог тому, кто находился в гробу привстать. Даже слабого света его фонаря мне хватило понять, что перед ним возникла женщина. Она была прекрасна. Прекрасна! Между Шпатцем и красавицей начался тихий диалог, который вёлся на непонятном мне языке. Женщина совсем не была похожа на мумию. Доктор взял её за руку и нежно снял с её выставленного указательного пальца сверкающий даже в темноте перстень, который тут же быстро засунул себе в карман. Но как такое возможно?! Кто она?! Её облик немного портили впалые щёки, бледность лица и синеватые губы. Из саркофага торчала только голова, поэтому одеяния на ней я рассмотреть не мог. Но глаза! Они светились зелёным светом и смотрели куда-то в пустоту. Вдруг красавицу что-то насторожило. Диалог прекратился и женщина, поводив носом, посмотрела под потолок, взглянув точно на меня. Шпатц тоже поднял голову, но прежде чем встретиться с ним взглядом, я успел отпрянуть от входа. Быстро поднявшись на ноги, я выбежал из гробницы и бросился в свою палатку. Лагерь по-прежнему беспробудно спал. Только вой пустынных волков нарушал тишину дивной ночи. Не знаю, почему я не спустился в гробницу и не напал на доктора с вопросами о том, что всё это значит, и как он сюда попал? Но какой-то животный инстинкт самосохранения предостерёг меня от этого поступка. Вдруг я подумал, что оставил в гробнице и на песке свои следы, ведущие в палатку, отчего внутри у меня всё похолодело. Снаружи послышался чей-то сдавленный вскрик. Просидев ещё немного без малейшего движения, я решился выглянуть из палатки. Раз ничего не происходит, значит, меня не заметили и можно не бояться. Высунув сначала только голову, я огляделся. Никого. Мои товарищи и солдаты всё так же храпят. Только волчий вой резко прекратился, и бродящих по склонам хребта волчьих силуэтов не было больше видно. Вдруг за палаткой раздалось шуршание песка и шипение, словно там ползла змея. Я на брюхе обогнул палатку и вгляделся в темноту, откуда доносились невнятные настораживающие звуки. Боже! Это же светящиеся зелёные глаза. Её глаза! И они очень быстро ко мне приближаются. Я попытался резко вскочить, чтобы броситься наутёк, но у меня словно парализовало всё тело. С большим трудом перевернувшись на спину, я вперил взор в прекрасное ясное звёздное небо. Всё, это конец. Вот надо мной вспыхнули ярко-зелёным светом ещё две звезды. Да нет же, это глаза того создания. Голова резко закружилась, и я стал терять сознание, уносясь в какую-то тёмную бесконечную липкую пустоту. Разбудил меня резкий солнечный свет и смех товарищей. Прикрываясь от жаркого яркого солнца, я обнаружил себя лежащим на песке. – Ну что, соня, – усмехнулся, склонившийся надо мной коллега, – признавайся, сколько бутылок бордо ты вчера выпил без нашей помощи? И тут же опять послышался смех нескольких человек. Я поднялся и, тряся головой, попытался понять, что же со мной произошло ночью. Голова просто раскалывалась. Заметив, как я за неё держусь, мне посоветовали обратиться к нашему штатному доктору. – Он как раз осматривает тело бедняги Фернана, – сказал кто-то. – Тело? – удивился я. – Да. Похоже, Фернана хватил удар от вчерашней выпивки и дневного переутомления на жаре. Я, пошатываясь, добрёл до палатки доктора и зашёл в неё. Шпатц омывал руки в чане. На полу лежало завёрнутое в ткань тело несчастного Фернана. Это был наш штатный художник гравёр. Доктор вёл себя со мной так, словно ночью ничего не случилось и он не знает о моих похождениях. Осмотрел меня, дал каких-то порошков и посоветовал сегодня не участвовать в раскопках. Сколько я не вглядывался в его лицо, какие провокационные вопросы ему не задавал, он был абсолютно непоколебим и ни разу не выказал никакого волнения. Вспомнив о перстне, я посмотрел на его руки, но на них по-прежнему, как и раньше ничего не было. Меня аж взяла досада, и я не заметил, как прокусил собственную губу. Что это? Умение человека управлять собой? Самообладание? Или же мне всё это приснилось? Ввиду нескончаемой жары, Фернана похоронили среди пустыни, недалеко от лагеря. По словам Шпатца, у бедняги был застарелый порок сердца, вот оно и не выдержало жёсткого климата и ежедневных нагрузок из-за раскопок. Но главное удивление меня ждало возле гробницы. Она была открыта! Коллеги спокойно объяснили, что ещё на рассвете вскрыли её пороховым зарядом. Все немного нервничали, когда входили в неё, но обнаруженное пустое помещение, обрушило их надежды найти что-то стоящее. Больше остальных возмущался Вилье. Он никак не мог поверить в то, что они впустую потратили столько времени на раскопки этого сооружения. Тем более было странным полное отсутствие в гробнице всевозможных ритуальных атрибутов, которыми египтяне так любили провожать в загробный мир своих почивших. Ни керамики, ни папирусов со священными письменами, ни мумий животных, которые тоже иногда встречались, ни тем более драгоценностей здесь не имелось. Более необычной гробницы наши учёные нигде ещё не встречали. Кто-то из них даже высказал предположение, что это обыкновенный ритуальный зал, откуда тела потом перемещались в надлежащие усыпальницы. Ведь не просто так вход сюда охраняли два бога-волка. А значит, нужно копать ещё. Только где-то рядом с этим сооружением. Вилье от расстройства до крови искусал себе все губы, потому что времени на поиски нового места раскопок у нашего научного отряда уже не оставалось. Как бы странно это не звучало, но положение вновь спас доктор Шпатц. Правда, он лишь ненамного опередил меня. Войдя в гробницу, по которой словно тараканы ползали наши исследователи, он обратил внимание Вилье, что в полу есть какая-то щель, указывающая на пустоту под каменной плитой. Тут же вставили в неё ломы и вывернули плиту. Глазам учёных открылся спуск, который я уже видел ночью. Поверить в то, что мне приснился вещий сон, я не мог. Но все мои потуги и намёки опять никак не подействовали на Шпатца. Он вёл себя так, словно и сам впервые узнал об этом помещении под гробницей и выказывал к ней даже больший интерес, чем остальные участники экспедиции. Первым спустился в тайную комнату, конечно же, Вилье. Через минуту его радостный возглас возвестил о долгожданной ценной находке. Осмотр саркофага проходил при десятке факелов, и мне удалось исследовать на нём каждый горельеф, каждую выемку, но понять, как доктор ночью открыл его с виду тяжёлую громадную крышку и сделать это подобным образом самому, мне, к сожалению, так и не посчастливилось. Вилье отругал меня за излишнюю суету и выгнал из склепа. После недолгих разбирательств саркофаг решили вытащить наружу и там открыть. Сделали под него подкопы в плотном грунте, пропустили снизу прочные верёвки и с помощью собранного нашими инженерами таля, хоть и весьма примитивного на вид, вытянули саркофаг наверх. Здесь нам помогали даже солдаты. Старшего офицера очень беспокоило письмо от Дезе и он желал, как можно скорее вернуться с отрядом в Асьют. Мы тоже переживали, что в любой момент наш офицер может получить такой приказ, и тогда плакали все наши труды. Вот только открыть саркофаг, нам так было и не суждено. Что только мы не делали, какие попытки для этого не предпринимали, его тяжёлая толстая каменная плита надёжно хранила своего обитателя. В конце концов, Дезе решил, что лучше это сделать в Каире, где средств, для взлома саркофага будет гораздо больше. Уродовать же ломами и кирками такое произведение искусства он никому не позволил. Внутри могла оказаться лишь высохшая мумия и тогда её хранитель останется единственной найденной и оправданной за все их труды ценностью. Очень сильно уморившись за день устав, мы решили оставить саркофаг в гробнице, а утром инженеры обещали соорудить крепкий настил с колёсами для его транспортировки в Асьют. В принципе, плановые расчёты местности для составления карт, зарисовки гробницы и отчёты о проделанной работе наши учёные уже сделали, и можно было действительно отправляться обратно. Нет, если бы не обстоятельства, то работы для исследований тут ещё оставался непочатый край. Но, приходилось довольствоваться тем, что уже смогли добыть и задокументировать. Одно только беспокоило меня, странная смерть Фернана и моё ночное приключение. Не связаны ли они между собой? Сегодня я решил не спать. Уставившись в небо, я лежал на заготовке для настила под саркофаг и проматывал в памяти события последних суток. Волки в эту ночь нас опять не беспокоили, словно они куда-то ушли. Сколько я не силился сохранять бодрость, ближе к двум часам ночи сон начал побеждать. Однако даже сквозь дрёму до меня донеслось до боли знакомое и пугающее шипение и последовавший за ним чей-то сдавленный вскрик. Раннее утро единственное время в пустыне, когда можно более-менее легко дышать. Открыв глаза, я услышал как наши инженеры, уже шумят инструментами. Меня попросили освободить настил и до того, как повар позовёт завтракать, присоединяться к работам. – Дедье мёртв! – прокричал кто-то из солдат, пробежав по лагерю в сторону палатки доктора Шпатца. У меня всё оборвалось внутри. Я бросил инструмент и сел на песок. Желание завтрака моментально прошло. – Этого нам ещё не хватало, чёрт возьми! – выругался Вилье. – Доктор, – окрикнул он вышедшего Шпатца, – я надеюсь, это ни какая-нибудь зараза убила его? – Скоро узнаем, – сухо ответил Шпатц, проследовав мимо нас за солдатом. И вскоре мы узнали. Правда из уст самого доктора, и никто, кроме него, не мог подтвердить правоту его слов. За завтраком Шпатц сообщил, что солдат умер от хронического воспаления слепой кишки, так как она была заполнена кровавой жижей. – Без подробностей, доктор, – поморщился Вилье, жуя жареный кусок солонины и запивая его горячим кофе. Из-за жары все продукты для их длительной сохранности были хорошо просолены. Что кстати, только увеличивало у людей жажду, но хотя бы не оставляло их без съестных припасов. К обеду саркофаг погрузили на самодельную повозку и стали собирать вещи. До заката мы надеялись попасть в Асьют. Больше всех суетился возле каменного гроба доктор Шпатц. Он словно боялся, что неосторожное обращение может навредить художественному наружному оформлению саркофага. Хотя как экспедитор группы, я отвечал за составление перечня находок представляющих историческую и культурную ценность. Так же как и за их целостность при транспортировке. Оставив здесь в песках навечно ещё одного человека, наш отряд, наконец, тронулся в путь, и как мы и рассчитывали, хоть уже к концу пути и валились все от усталости, на закате дошли до Асьюта и докатили свою находку. Несколько раз некоторые из моих коллег выражали сомнение в оправданности этой затеи и не понимали, зачем тащить с собой тяжеленный саркофаг. Но Вилье напирал на то, что другие группы учёных, распределившиеся по округе, могли и вовсе ничего не найти. Тогда наша экспедиция сюда станет пустой тратой средств и времени, а император выкажет совершенное недовольство нами и нашим разгильдяйством». – Ха! – вскрикнул Бонапарт, прервав читающего молодого человека. Он это сделал так резко и неожиданно, что все кто сидел за столом, в напряжении погрузившись в атмосферу текста, невольно вздрогнули от испуга. – Продолжайте, продолжайте, – попросила Луиза, молодого человека. Тот посмотрел на императора. Наполеон в знак одобрения моргнул глазами и юный учёный, кашлянув, вновь склонился над разложенными листками. – «Дезе было плевать на наши находки, он лишь огорчился смертью двух человек. Но ещё больше его заботил предстоящий переход в Каир. Оказывается, в наше отсутствие на лагерь в Асьюте были совершены уже два нападения и генерал ожидал третьего. Вся эта возня вокруг саркофага его только раздражала, и он нас сразу предупредил, что все свои находки мы потащим до Каира сами, а ему нужно беречь своих солдат. Если честно, то неподготовленные к такому жаркому климату люди, действительно сильно мучились и быстро уставали. На другой день, при сборах для выхода из города, среди солдат вновь нашли мёртвого. И опять это известие о внезапной смерти человека сильно встревожило меня. Но тут у военных имелся свой врач и он сообщил, что умершего просто задушили во сне. Это известие стало ещё более тяжёлым для нас. Но Дезе приказал всем держать рты на замке. – Только паники среди своих солдат мне сейчас и не хватало, – пояснил он. Однако уже к вечеру солдаты всё знали и косились друг на друга как-то не по-доброму. Первый день перехода был не таким и тяжёлым. Спасала положение находящаяся рядом река. Наша небольшая группа учёных была предоставлена сама себе и тащилась в хвосте, с трудом поспевая за военными. Но я ни на миг не оставлял без внимания доктора Шпатца. Он постоянно находился возле саркофага и с какой-то особой заботой опекал его. Помогал вести лошадей запряжённых в повозку, местные верблюды для этого абсолютно не годились, следил за дорогой и не давал никому дотрагиваться до гроба. Пару раз он и на меня бросал косые взгляды, но я не отводил своих глаз в сторону и мысленно говорил ему, что всё знаю. В такие моменты мне даже казалось, что на его губах появлялась зловещая ухмылка. По пути мы собрали ещё несколько групп учёных. Они тоже примыкали к нашему каравану не с пустыми руками. Только их возмущали размеры нашего саркофага, и интересовало, как мы собираемся его переправлять во Францию. Но, если честно нам и самим это ещё не было известно.