Фаберу данные поручения были только на руку. Ведь теперь он знал точно, что выполнив свои постоянные дневные обязанности, сможет спокойно заняться и личными делами. Ничего не ответив управляющему, он развернулся и пошёл в домик для слуг. Весь день ночное событие, ставшее для Маркуса самым значимым в жизни, не выходило у него из головы. Он был счастлив! Он был безмерно счастлив! Хотя иногда, ему опять казалось, что всё произошедшее предыдущей ночью было лишь игрой его больного воображения. Он постоянно пытался убедить себя в том, что девушка такой неземной красоты и столь высокого положения не смогла бы обратить своё внимание на простого человека, как он. Да и некоторые странности в поведении девушки, так же не остались для него незамеченными. Несмотря на безумную любовь к ней, он, так и не смог, допустим, понять, почему Аннабелла испугалась дневного света и захотела немедленно от него укрыться. «Ну ладно, закутавшись в плащ, она не желала быть случайно узнана и замечена своими же слугами или даже мужем. В этом можно было её понять. Но почему она спряталась от света, когда проснулась в доме, где никого, кроме них двоих, больше не было? Может быть, она переживала, что кто-то увидит её в окно сторожки? Точно! Так и есть! Как же бедняжка боится своего мужа. Возможно, что в семейной жизни он настоящий тиран. Не потому ли он не выпускает её никуда? Не поэтому ли она никогда не выходит из дома днём? У девушки нет ни подруг, ни друзей. Страшно представить, что сделал бы с ней Штанц, узнай он о её романе с другим мужчиной. А что бы он сделал со мной? Об этом лучше даже не размышлять». Все эти мысли, рассуждения и вопросы, на которые Маркус сам же находил ответы, не давали ему целый день покоя. За любой работой они роились у него в голове и отягощали ему его душу. Ведь он посмел прикоснуться к чужой жене. Больше! Он посмел стать её любовником. Фабер был так увлечён своими размышлениями, что не заметил, как день стал близиться к закату. Он обрадовался этому, как никогда. Везя очередную повозку с дровами из ближайшей рощи, он не сводил глаз с окон своей возлюбленной. Теперь-то он точно знал, где они. Приближаясь к особняку, он вдруг заметил, как штора за окном её спальни шевельнулась. Его сердце сразу забилось чаще. Неужели она тоже скучает и следит за ним? Неужто он и правда ей неравнодушен и это не было обычным девичьим увлечением вследствие скуки? Ведь могло оказаться, что, находясь, всё время под гнётом мужа тирана, она лишь захотела временно поразвлечься с Маркусом, а не стать его тайной возлюбленной. Ладно. Пусть так. Он всё равно от неё теперь не отступится. Фабер остановил повозку возле дома и начал сгружать дрова в подвальное помещение. В это время до него стали доноситься голоса. Разговаривали двое мужчин. Один голос принадлежал явно доктору, а вот второй, Маркусу был незнаком. Разговор проходил на повышенных тонах, поэтому Фаберу стало интересно, и он на время даже прекратил свою работу. Беседа велась в одной из комнат особняка, откуда вентиляционная отдушина выходила через медную трубу в подвале. Именно поэтому слышимость была почти идеальная. Замерев возле этой трубы, Маркус прислушался. – Так вы утверждаете, что у вас в доме нет слуги карлика? – спросил голос. – Я утверждаю другое; мой личный слуга, не имеет никакого отношения к тем похищениям, о которых вы только что говорили, – последовал ответ доктора. – А то, что десятки свидетелей видели похожего человека перед исчезновением людей, обычное совпадение. Да и разве в городе мало подобного сброда? Я сам лично видел таких уродов, возле городского рынка. И кстати, мой Бенгсби вовсе не карлик. Да, он невысок ростом. Да, он горбатый и кривой, но это следствие его принудительного уродства ещё в раннем возрасте, а не наследственность. – Пусть так, – сказал его собеседник, – но всех этих людей, городских попрошаек и местных воришек, мы знаем много лет. Они всегда на виду и под нашим наблюдением. Согласен, бывает они, и грабят, но ни один из них не совершил ещё ни одного убийства. А уж похищение ими людей, так это знаете ли, вообще лишено всякого смысла. – А с чего вы взяли, что они их похищали с целью выкупа. Могли и просто убить, а тела скинуть в реку. – Но ведь много пропадает людей и из небогатых семей, – возразил другой голос. – Какой резон грабить и убивать тех, у кого нет за душой даже лишнего крейцера. – То есть вы пришли, чтобы обвинить в этом меня? – спросил громко доктор Штанц. – Конечно же, нет, – ответил собеседник. – Я не посмел бы вас так оскорбить. Я просто хотел бы попросить вас, познакомить меня с вашим слугой карликом. Вы можете быть и не в курсе того, что происходит у вас за спиной. Или вдруг он окажется важным свидетелем. – Но мой слуга нем, – сказал доктор. – От него вы ничего не добьётесь. А подозревая моего слугу, вы оскорбляете и меня. Да ведь меня весь город знает! – С недавних пор, знает, – согласился язвительно собеседник. – Вы действительно показали себя хорошим доктором. Вашими услугами пользуются все знатные и богатые люди нашего города. Что же до вашего слуги, повторюсь, он может быть обычным свидетелем. Позовите его и попробуйте объяснить те вопросы, которые я ему задам. Посмотрим, что он на них нам ответит. Ведь вы же с ним, как-то общаетесь? – Да, общаюсь, – ответил доктор, – но его сейчас нет дома. Он уехал в город по моим поручениям. – Вот видите, – заметил голос, – ваши поручения он понимает и выполняет их. Тогда я подожду его приезда. – Дело в том, что я не могу его ждать, – возразил доктор. – У меня назначено посещение моих пациентов. И один из них очень занятой человек. У него расписано всё по минутам и я не смею к нему опоздать. После сказанных доктором слов послышались тяжёлые шаги по паркету и хлопанье дверей. Дальнейший разговор мужчин продолжился в другом помещении, и слов уже нельзя было разобрать. Маркус решил продолжить свою работу и вышел на улицу за последней охапкой дров. Однако подойдя к повозке, он вновь услышал продолжение диалога своего хозяина и его собеседника, доносившееся со стороны парадного входа в особняк. – Так значит, герр Штродель благополучно покинул ваш дом? – послышался вопрос незнакомца. – Ещё несколько дней назад, – ответил доктор. – С ним всё хорошо. Уж не знаю, что там вам наговорили, но это был самый обычный медицинский эксперимент. Никакой сверхсилой я не обладаю. Герр Штродель провёл под моим наблюдением всего несколько дней и, чувствуя себя превосходно, сам пожелал вернуться обратно к себе домой. – Это странно, потому что, побывав у него сегодня в доме, я его там не застал, – сказал незнакомец. – Да и соседи в один голос твердят, что не видели герр Штроделя уже больше десяти дней. – Возможно, они его не видят, потому что он не выходит на улицу? Человек всё-таки пожилой. – Тогда чем же он питается? И вообще говорят, вы его… – Это лишь сплетни, – перебил своего собеседника доктор. – Никого я не омолаживал, и уж тем более не убивал. А сейчас извините, но мне нужно ехать к своим пациентам. Фабер понял, что разговор двух мужчин закончен, и, собрав с телеги последнюю охапку дров, спустился в подвал. Когда он оттуда выходил, через соседнюю стенку подвала до него донеслись какие-то звуки. Они были похожи на металлическое лязганье и последовавший за этим звериный рык. Он тут же остановился и прислушался, но простояв с минуту без движения так больше ничего и не услышал. «Значит показалось». Маркус потряс головой и захлопнул двери, ведущие в подвал. На улице вечерело. Сумерки быстро опускались на землю, накрывая её своим тёмным покровом. Уводя лошадь в конюшню, Фабер вдруг услышал знакомые звуки музыкального инструмента. Мелодия разливалась по парку из приоткрытого окна особняка. Подняв голову, Маркус понял, что музыка доносится из комнаты Аннабеллы. Для него это было хорошим знаком. Он вернулся из конюшни и встал у дома, напротив окон возлюбленной. Вышедшая с кухни повариха, грубо спросила Фабера, долго ли он ещё будет тут стоять или всё-таки соизволит получить свой законный ужин. Ей нужно было торопиться, так как подходило время, когда все слуги покидали особняк. Проголодавшись за день, Маркус, конечно же, прошёл на кухню. Он как всегда, был последним из слуг, явившихся на обед. Быстро поев, он вышел на улицу и вновь посмотрел на окна возлюбленной. Музыка прекратилась, а из окон едва доносился разговор девушки и вернувшегося уже доктора. «Однако как скоро он навестил своих пациентов». Фабер вдруг почувствовал острое желание увидеть и услышать всё то, о чём они там сейчас беседовали. И ведомый порывом дикого любопытства, он решился на безумный поступок. Мужчина внимательно осмотрел стену особняка и, оценив свои силы, отважился взобраться на межэтажный карниз, чтобы заглянуть в окно Аннабеллы и по возможности подслушать её разговор с мужем. Оглядевшись и убедившись, что его никто не видит, он подошёл к стене и, ловко цепляясь за русты и вьющийся плющ, полез вверх. Шинель жутко мешала и цеплялась, поэтому остановившись на полпути, он её снял и бросил вниз. Добравшись до межэтажного карниза и прильнув к холодной каменной стене, Фабер стал маленькими шажками двигаться к заветному окну. Чуть не сорвавшись пару раз с узкого архитектурного выступа, он ухватился, наконец, за пилястру возле окна, ступил на капитель колонны, держащей козырёк над крыльцом кухонного помещения, и осторожно заглянул за выступающий наличник полуоткрытого окна. Тем временем совсем стемнело. Фабер уже даже не различал очертания многих предметов на земле. Внизу хлопнула дверь и с крыльца спустилась кухарка. В руках она держала большой свёрток. Оглядевшись по сторонам, она помахала кому-то рукой. Из глубин парка вышла высокая тень и приблизилась к ней. – Вот, этого вам хватит на пару дней, – сказала кухарка, передавая кому-то свёрток. – Ах, спасибо, матушка, – поблагодарил её юношеским голоском неизвестный, и скрылся опять в парке. Кухарка ещё немного постояла, оглядываясь по сторонам, и быстро засеменила к домику для слуг. Маркус сглотнул подступивший от волнения к горлу ком и сделал глубокий вдох. Его мало интересовали все эти тайны мадридского двора. Он лишь желал остаться незамеченным. В узкую щель между портьерами, ему удалось рассмотреть часть комнаты своей возлюбленной; половину кровати с розовым балдахином, канделябр, туалетный столик с зеркалом в золочёной резной оправе, клавесин и, что его особенно удивило, висящий на стене напротив окна портрет молоденькой незнакомки. Не особо разбираясь в искусстве, Маркус решил, что картина являет собой художественную ценность, раз висит здесь, хотя конечно логичнее было бы видеть на ней изображение нынешней хозяйки будуара. Находящиеся здесь люди оставались в не поле зрения мужчины, но зато он мог, наконец, слышать их разговор. – Ночь будет сегодня ясная и лунная, – сказала Аннабелла. – Пошли, ужин уже ждёт тебя, – позвал её доктор, щёлкнув дверной ручкой. – А потом, ты отправишься, как обычно гулять. И смотри, не найди кого-нибудь себе в спутники. Они после этого так мало живут. Подслушав слова доктора, Маркус почувствовал, как у него по спине пробежала дрожь. И вообще, стоя здесь, на карнизе, обдуваемый колким ледяным ветром, он трясся, как единственный осенний лист на маковке высокого пирамидального дерева. К тому же холодные каменные стены медленно, но верно высасывали из его тела последние остатки человеческого тепла. Фабер услышал шаги, и то, как захлопнулась входная дверь комнаты. Всё, он опоздал. Муж позвал свою жену на ужин, и они вышли. Больше Маркусу не чего было подслушивать. Он осмотрелся и решил слезть вниз через покатый козырёк кухонного крыльца. Однако только он сделал шаг, как из чердачного окна до него донеслись знакомые голоса, но так как те рамы были плотно закрыты, он не разобрал ни одного сказанного слова. И тут Фабером вновь овладело безумство, которое охватывает лишь влюблённых или воистину сумасшедших. Хотя иногда эти два понятия сливаются воедино и становятся синонимами. Он решил подняться с межэтажного карниза на венчающий выступ фронтона, расположенный под маленькими чердачными окнами. Снова доползя до угла дома по выступающим рустам и плющу, он полез ещё выше. Добравшись до верхнего карниза, подпёртого лепниной, и ступив на него, Маркус очень обрадовался, что на улице стоит такая тёмная ночь, и он не может видеть землю. В противном случае, будучи не таким уж и смелым, чтобы не бояться такой высоты, о которой свидетельствовали кроны деревьев расположенные теперь на уровне его глаз, он мог бы давно сорваться вниз и разбиться от головокружения. Верхний карниз оказался гораздо шире, поэтому Фабер без особого труда, но с большой осторожностью прошёл по нему до маленького круглого чердачного окна, спрятавшегося под самым фронтоном крыши. На окне не висело никаких штор и располагалось оно точно на уровне человеческого роста от планки верхнего выступа. Заглянув в него, Маркус обмер. Аннабелла лежала на узкой кровати. Возле неё суетились доктор и его мерзкий слуга карлик. Штанц приподнял девушке голову и дал ей какое-то питьё, налитое в красивый большой кубок. Девушка очнулась, открыла глаза, сама допила содержимое кубка и, уронив его на пол, отвернулась к стенке. Вид у неё, конечно, был сильно потрёпанный. Платье всё измято, волосы распущены. Она не была похожа на саму себя. Но, самое страшное зрелище Маркусу ещё только предстояло увидеть. Доктор встал, подошёл к длинному столу, занимающему большую часть комнаты, и откинул с него покрывало. На столе лежал молодой человек, совсем ещё мальчик. Его лицо со впалыми щеками и остекленевшими открытыми глазами, красноречиво говорило о том, что он мёртв. Доктор распахнул старый шкаф, вытащил из него огромный холщовый передник, явно шитый под такой рост на заказ, и одел его на себя. Затем подошёл к своей жене и сделал над её телом несколько воздушных пассов руками. В этот момент он походил на чёрного мага. В помещение вернулся слуга доктора с огромным чемоданом, который он поставил на указанное доктором место. Откинув верхнюю крышку чемодана, Штанц вытащил из него несколько больших стеклянных ёмкостей и расставил их на другом столе. Затем он извлёк из чемодана какие-то медицинские инструменты, предназначение которых Маркус не понимал, и подошёл к телу молодого человека. Его слуга Бенгсби крутился всё время рядом и не сводил глаз со своего хозяина. По первому же, понятному только ему знаку он протянул доктору огромные кожаные перчатки с раструбами чуть ли не до локтей, непонятно откуда взявшиеся в его руках. Штанц натянул эти перчатки и, взяв один из разложенных перед ним инструментов, склонился над телом мальчика. Маркусу хорошо было видно, как доктор распорол сначала на молодом человеке одежду, а затем, когда показался оголённый торс, полоснул своим медицинским инструментом и по нему, сделав один быстрый точный и ровный надрез, от паховой области до самой шеи ребёнка. От увиденного ужаса Фабер чуть не сорвался вниз. Он так резко отпрянул от окна, что на секунду чуть не потерял равновесие, только благодаря которому и держался на широком карнизе. Страх и отвращение были побеждены любопытством, и Маркус вновь заглянул в окно. Как раз в этот момент доктор что-то грубо извлекал из тела молодого человека. Что именно, ему видно не было. Да Маркус бы всё равно и не понял, какой именно это орган. Фабер служил несколько лет в армии, участвовал в нескольких битвах и не раз видел убитых или изувеченных солдат, но такого впечатления и даже отвращения, как от увиденного им сейчас ужаса, он не испытывал никогда. То ли на фоне войны и боя всё это выглядело более рутинно и обыденно, то ли он там не придавал этому особого значения, Фабер и сам не мог понять.