– На что пыришься? – Ни на што. – Вот и молодец. Он подхватил ружье и скорее затопал обратно, на поле. 1017 каким-то образом всегда оказывался на моей половине, вот хоть ты тресни. Я в основном докапывал траншеи в задней части территории, Дэйви – в передней следил, как спаклы клепают вместе готовые несущие стены, которые сразу же встанут по местам после заливки бетона. 1017 как раз этим и полагалось заниматься, но стоило мне оторваться от работы, как вот он, пожалуйста, опять торчит рядом, сколько ты его ни отсылай. Нет, работать он, конечно, работал: греб горстями почву, наваливал ровными грядами дерн, но все время смотрел на меня, все время пытался поймать мой взгляд. И еще щелкал. Я распрямился и пошел на него: ружье в руках, серые тучи наливаются в Шуме над головой. – Я послал тебя к Дэйви, – рявкнул. – Што ты опять здесь делаешь? – Чего? – Это Дэйви заслышал свое имя с того конца поля. – Почему ты отпускаешь вот этого обратно все время? – крикнул я ему. – Какого – этого? – проорал он. – Ты о чем вообще? Они ж все одинаковые! – Это 1017! Дэйви изобразил што-то плечами. – И что? Из-за спины раздался щелк, громкий и саркастичный. Откровенно грубого свойства. Я развернулся, и, клянусь, этот чертов 1017 лыбился мне прямо в лицо. – Ты, мелкий кусок… – Я потащил из-за спины ружье… И в этот миг увидел вспышку Шума. Не откуда-нибудь – от 1017. Мгновенную, стремительную, но совершенно четкую: я стою напротив него, тащу ружье… – ничего кроме того, што он сейчас мог видеть собственными глазами… За одним только исключением: дальше в ней он вырывал у меня ствол… Через секунду все пропало. Ружье все еще у меня, 1017 – все еще по колено в канаве. Никакого тебе Шума. Я смерил его глазами: тощее, чем был, но они теперь все такие, кормов вечно не хватает, а 1017 еще и может специально кормежку пропускать… …так што лекарства в ём, может быть, и нет. – Што за игры ты тут мне играешь? – сурово осведомился я, но он уже работал вовсю, рыл, светил ребрами под белой-пребелой кожей на боку. И молчал. – Зачем мы продолжаем давать им лекарство, когда твой па давным-давно уже у всех его отобрал? У нас с Дэйви был обеденный перерыв. Небо было затянуто низкими тучами, собирался дождь – первый за долгое время. Наверняка холодный. Но у нас все равно приказ продолжать работать, несмотря ни на што. Вот мы и работали – смотрели, как спаклы заливают первый бетонный фундамент из бетономешалки. Мешалку сегодня притаранил Айвен. Здоровый, но хромый, и Шум весь в бурунах. Ну, и у кого теперь сила, спрашивается? – Зато они ничего не замышляют, – пожал плечами Дэйви. – Не обмениваются, еть их, всякими мыслями. Я подумал с секунду. – Обмениваются. Щелчками, не забыл? Дэйви снова пожал плечами с красноречивым видом «да кому какое дело, ссанина». – От сэндвича еще чего-нить осталось? Я протянул ему кусок, не сводя взгляда со спаклов. – Разве не лучше было бы знать, што они думают? Это могло бы быть важно… Я поискал на поле 1017, который, разумеется, стоял и смотрел на меня. Шлеп. Первая капля дождя приземлилась мне на ресницы. – Вот дерьмо, – выразился Дэйви, оценивая обстановку сверху. Дождь не стихал целых три дня. Участок неуклонно затопляло грязищей, но мэр требовал, штобы работа не останавливалась, и все это время мы катались туда и обратно по этому болоту, скользя, падая и пытаясь натянуть на рамы большие листы брезента, штобы хоть как-то прикрыть ту или другую часть поля. Дэйви работал под прикрытием, понукая спаклов держать и перетаскивать с места на место брезентовые тенты. Я в основном торчал под дождем и следил за тем, штобы края полотнищ оставались прижаты к земле тяжелыми камнями. Трепаная идиотская работа. – Быстрее! – заорал я спаклу, который вместе со мной фиксировал последний лист. Пальцы у меня уже закоченели – перчаток нам выдать никто не позаботился, и никаких мэров, штобы подать запрос, вокруг не наблюдалось. – Ой! – Я облизал ссаженные костяшки в миллионный, наверное, раз. Спаклы ворочали камни – дождь им был вроде бы нипочем… ну, оно и хорошо, потомуш под брезентом все равно на всех на них места бы не хватило. – Эй! Следи за краем! За краем сле… Мне снова пришлось почти кричать, да все равно без толку: резкий порыв ветра вырвал целый лист брезента, который мы только што с таким трудом закрепили. Материал закрутило, подняло; один из спаклов так и остался болтаться, вцепившись, поволокся за ним, и его круто приложило о землю. Я перепрыгнул через него в погоне за брезентом, который уже улепетывал от меня, извиваясь, через разливанное море грязи, вверх по небольшому всхолмью и уже почти наложил на него лапу, когда… Неслабо поскользнувшись, я шлепнулся на задницу и на ней поехал по обратному склону с той стороны… …и только уже едучи понял куда. А ехал я прямо в трясину, в нужник, в спачий сортир. Попытался ухватиться за землю, но хвататься там было не за што, так што я ухнул прямо туда с капитальным плюхом. – Эй! – Я попытался устоять на ногах, по бедра в спачьем дерьме с коркой извести сверху, угвазданный сплошняком спереди и сзади, а вонь была такая, што у меня весь желудок рванулся наружу… Тут-то до меня долетела еще одна вспышка Шума. Я, стою в навозе. Надо мной – спакл. Я поднял глаза. Не один спакл – целая стена их торчала по краю и пялилась вниз. И впереди всех, конечно, он… 1017. Прямо надо мной, да. С преогромным камнем в руках. Стоял, молчал, с большим таким камнем – более чем достаточным, штобы причинить много вреда, ежели его хорошенько метнуть. – Да? – крикнул я ему. – Ты этого хотел? Он в ответ просто таращился.