13 Щепки [Тодд] – Делетопливо, сэр, с глиняным порошком, густо, чтобы получилась паста… – Я в курсе, как делаются буш-бомбы, капрал Паркер. – Мэр обозревал картину разрушений, не сходя с седла. – А вот чего я не знаю, так это каким образом группа невооруженных женщин умудрилась заложить ее сюда на виду у находящихся под вашим командованием солдат. Капрал Паркер сглотнул с таким усилием, што мы реально смогли пронаблюдать, как ком слюны катится по сведенному горлу. Он был не из старого Прентисстауна – наверное, вступил в армию где-то по дороге. Идешь туда, где власть, или как там сказал Айве? А што делать, когда власть требует ответов, которых у тебя нет? – Там, возможно, были не только женщины, сэр, – пролепетал Паркер. – Поговаривают про что-то под названием… – Ты только погляди на это, ссанина. – Дэйви подъехал на своем Буреломе (он же Желудь) к поваленному дереву, где стояла команда наблюдателей – через дорогу от попорченного взрывом дома. Я причмокнул своей Ангаррад и слегка тронул поводья. Она переступила копытами по деревянному, стеклянному, пластиковому мусору, по ошметкам пищи, рассеянным по всему двору. Такое впечатление, будто магазин долго собирался чихнуть и, наконец, чихнул – да так, што содержимое разнесло на всю округу. Мы с кобылой посмотрели, куда там показывал Дэйви: пук посветлее окрашенных щепок торчал прямо из древесного ствола. – Взрыв был такой сильный, что вогнал их прямиком туда, – поделился Дэйви. – Во суки! – Это было поздно ночью. – Я поправил руку в повязке. – Никто в итоге не пострадал. – Все равно суки, – повторил Дэйви, качая головой. – Вы сдадите весь свой запас лекарства, капрал, – сказал мэр достаточно громко, штобы люди Паркера тоже услышали, какое наказание их ждет. – Вы все. Приватность – привилегия, доступная только тем, кто ее заслужил. Капрал Паркер пробормотал што-то вроде: – Да, сэр. – Но мэр его уже не слушал: он отвернулся перемолвиться кратким и тихим словом с господами О’Хеа и Морганом, которые выслушали его и поскакали в разных направлениях. Дальше мэр направился к нам – молча и с таким выражением лица, што оно одно било не хуже пощечины. Морпет свирепо уставился на наших скакунов. Подчинись, сказал его Шум. Подчинись. Подчинись. Бурелом и Ангаррад покорно опустили головы и попятились. Все лошади какие-то немного чокнутые. – Хочешь, чтобы я отправился за ними на охоту, па? – поинтересовался Дэйви. – Ну, за суками, которые это учинили? – Следи за языком, – отрезал мэр. – У вас у обоих есть работа, которую нужно закончить. Дэйви покосился на меня и вытянул для наглядности левую ногу. – Па? Ежели ты не заметил, я едва ходить могу, а у этой вот свиной ссанины рука на перевязи и… Он даже договорить не успел. Раздался эдакий вввушшш, и мимо меня быстрее мысли пронеслась словно бы пуля из Шума. Дэйви шарахнулся назад на седле и так дернул поводья, што Бурелом встал на дыбы и почти сбросил его в пыль. Дэйви с трудом восстановил равновесие, но дышал тяжело и глаза имел затуманенные. Это вообще какого дьявола сейчас было? – Это что, похоже на хороший день для выходного? – Мэр обвел жестом раскинувшиеся кругом следы магазинокрушения. Оставшаяся от здания пустая скорлупа все еще местами дымилась. Взорвали… (я со всех сил прятал эту мысль в Шуме, стараясь держать подо всем остальным, не пускать наверх…) (но она все равно была там, клокотала где-то недалеко от поверхности…) (мысль об одном мосте, который тоже как-то раз взлетел на воздух…) Я оглянулся: мэр так пристально на меня смотрел, што рот у меня раскрылся сам собой, безо всякой задней мысли. – Это не она. Уверен, это не она. – Мне такое даже в голову не приходило, Тодд. – Он так и продолжал таращиться. На починку руки вчера ушло не слишком много времени: мэр просто отволок меня через площадь в клинику, где мужчины в белых халатах все вправили и вкололи две инъекшии костороста, от которых было больнее, чем от самого перелома, но мэр к тому времени уже ушел, пообещав, што я увижу Виолу завтра вечером (это значит, уже сегодня, сегодня), и избежал таким образом миллиона вопрошаний про то, с чего это он ее там обнимал и называл так дружески по имени, и как так вышло, што она уже работает доктором или кем там еще, и на какие такие похороны она потом ушла, и… (и сердце у меня чуть не взорвалось вот так же в груди, стоило мне ее только увидеть…) (и как все сразу же заболело обратно, когда она ушла…) И ушла к тому же куда-то в собственную жизнь, которую она где-то там уже вела, – и меня в этой жизни не было, потомуш я был тут один со своей рукой, возвращался к себе в башню, такой сонный от обезболивающих, што едва успел добрести до матраса и рухнуть на него, как уже отключился. Я не проснулся, когда пришел мэр Леджер со своими серыми жалобами на целый день сбора мусора. Не проснулся, когда принесли ужин и мэр Леджер сожрал обе порции. Не проснулся, когда нас обоих заперли на ночь – клик-щелк. Зато еще как проснулся, когда весь город до основания сотряс тот самый БУММ! И сидя там, в темноте, пока в желудке плавала тошнота от обезболивающих… не зная, само собой, што это за БУММ! такой был, или што рвануло и где, – так вот, даже тогда я уже понимал, што все снова изменилось и мир опять успел стать другим. Разумеется, с первым же светом меня погнали с мэром и его людьми прямиком на место происшествия – руки там или не руки, никого не волновало. Мэр сидел на Морпете. Солнце светило из-за него, отбрасывая мэрскую тень на все вообще. – Я все равно увижу ее сегодня? – спросил я. Последовала долгая тихая секунда – он не отвечал, только смотрел. – Мистер президент? – позвал капрал Паркер. Это его люди оттащили длинную доску, прислонившуюся к стволу еще одного дерева. На коре под ней оказалось што-то написано. Тут даже читать можно не уметь… Ну, то есть почти не уметь, потомуш даже зная не особо много, я все равно разобрал написанное. Одна-единственная буква, намалеванная синим. О. просто одна буква – О. – Поверить не могу, что он, еть, отправляет нас туда опять – всего через день после того, как мы отбили атаку, – ворчал Дэйви, пока мы ехали обратно, к монастырю. Честно говоря, я и сам в это поверить не мог. Дэйви едва на ногах держался, а я даже при всем проглоченном косторосте, который уже благополучно начал действовать, еще дня два нормальным человеком не стану. Я уже даже начал гнуть ее, руку, помаленьку, но супротив спачьей армии она точно будет бесполезна. – Ты ему сказал, что я тебе жизнь спас? – пытливо осведомился Дэйви: физиономия у него при этом была сразу и злая, и застенчивая. – А ты ему разве не сказал? – огрызнулся я. Дэйви поджал губы, отчего его плачевный усообразный пух сразу сделался еще жиже. – Он мне не верит, когда я такое говорю. Я вздохнул. – Да, сказал. Все равно он это у меня в Шуме увидел. Мы какое-то время проехали молча, но потом Дэйви все-таки не выдержал: – А он чо? Он что-нибудь на это сказал? – Сказал: «Ну и молодец», – ответил я после недолгого колебания. – И все? – Нет. Сказал, што я тоже молодец. Дэйви укусил губу. – И на этом все? – И на этом все. – Понятно.