Если он причинил Тодду какой-то вред, если он его хоть пальцем тронул… – Мэр Прентисс… – Президент Прентисс, – снова повторил он и тут же просветлел голосом. – Но ты можешь звать меня просто Дэвид. На это я ничего не сказала, но постаралась вдавиться сильнее в повязки, чтобы как-то заглушить боль. Было в нем что-то такое… Никак не разберу что… – Ну, то есть, если ты разрешишь мне звать тебя Виолой. В дверь постучали. Вошла Мэдди с флаконом в руке. – Джеффер, – сообщила она, глядя строго в пол. – От боли. – Разумеется. – Мэр отошел от кровати, держа руки за спиной. – Делайте свое дело. Мэдди налила мне стакан воды и проследила, как я глотаю четыре желтых гелевых капсулы, на две больше, чем раньше. Потом забрала стакан и, стоя спиной к мэру, наградила таким твердым, решительным взглядом, без улыбки, но храбрости в нем было просто до краев, так что мне даже лучше разом стало. Чуть-чуть, конечно, но все-таки. От этого взгляда я почувствовала себя как-то сильнее. – Она очень быстро устанет, – сообщила Мэдди мэру, по-прежнему не глядя на него. – Понимаю. Она вышла и закрыла дверь. В животе у меня сразу же начало расти тепло, но прошла еще целая минута, пока боль не сдалась и не начала удаляться, забирая с собой сотрясавшую все тело дрожь. – Итак, – сказал мэр, – ты разрешишь? – Разрешу что? – Звать тебя Виолой. – Я все равно не смогу этому помешать. Зовите, если хотите. – Хорошо. – Он не сел, не двинулся с места; улыбка так и осталась на губах, как приклеенная. – Когда тебе станет лучше, Виола, я бы очень хотел побеседовать с тобой. – О чем? – О ваших кораблях, конечно, – ответил он. – Которые приближаются с каждой минутой. – О каких кораблях? – Нет-нет-нет-нет-нет. – Он все так же с улыбкой покачал головой. – Ты так хорошо начала: ум и отвага. Ты была сильно напугана, но это не помешало тебе разговаривать со мной спокойно и четко. Восхитительное самообладание. – Он наклонил голову. – Но к этому еще хорошо бы добавить честность. Мы обязаны начать наше общение с честности, Виола, а иначе как нам вообще продолжать? Куда это продолжать, машинально подумала я? – Я уже сказал тебе, что Тодд жив и здоров. И это была правда. – Он положил руку на изножье койки. – И он будет в безопасности и дальше. Но ты должна ответить мне правдой на эту правду. Можно не объяснять: одно напрямую будет зависеть от другого. Тепло поползло от живота вверх: все кругом становилось медленнее, мягче, молния перестала бить в бок, но и ясность сознания решила уйти вместе с ней. Зачем было давать две дозы, если я от них засну – не успеешь оглянуться? Так быстро, что и поговорить толком не успею с… Ага. Ага. – Я должна его увидеть, чтобы поверить вам, – пробормотала я. – Скоро, – ответил он. – В Новом Прентисстауне сначала много чего нужно сделать. И много чего исправить. – Хотят его жители того или нет. – Мои веки наливались неудержимой тяжестью. Я с усилием их разлепила и только тогда поняла, что последнюю фразу сказала вслух. Он опять улыбнулся. – В последнее время я что-то часто это говорю, Виола. Война окончена. Я тебе не враг. Я удивленно подняла отяжелевшие веки. Нет, я его боялась. Реально боялась. Но… – Вы были врагом женщинам Прентисстауна, – сказала я. – И врагом всему населению Фарбранча. Он несколько напрягся, хотя и постарался мне этого не показать. – Сегодня утром в реке было найдено тело. В шее у тела торчал нож. Я постаралась не сделать большие глаза, пусть и под джеффером. Мэр очень пристально за мной наблюдал. – Возможно, гибель этого человека имела свои причины, – продолжал он. – Возможно, у человека были враги. Как вонзаю нож… И закрыла глаза. – Что до меня, – сказал мэр, – то моя война окончена. Как и моя солдатская служба. Настало время управления. Время возглавить людей и сплотить их. Отделив одних от других, подумала я, но дыхание уже замедлялось. Белизна комнаты сделалась ярче, но так мягко, нежно – мне хотелось упасть в нее и спать, спать, спать… Я еще немного утонула в подушке. – Сейчас я тебя оставлю, – сказал он. – Но мы еще увидимся. Рот раскрылся, дыхание пошло через него… Сон уже взял надо мной власть. Он смотрел, как я отплываю… А потом сделал одну очень неожиданную вещь. Шагнул к кровати и укрыл меня простыней. Можно сказать, почти подоткнул. – Но прежде, чем я уйду, – сказал он, – у меня есть к тебе одна просьба. – Чего? – Я уже с трудом оставалась в сознании. – Я хочу, чтобы ты назвала меня «Дэвид». – Чего? – Язык едва ворочался во рту. – Хочу, чтобы ты сказала: «Спокойной ночи, Дэвид». Джефферс так ловко разделил меня на части, что слова выскочили сами: я и понять не успела, что они уже слетают у меня с языка. – Спокойной ночи, Дэвид. Даже сквозь снотворное марево я заметила, что он слегка удивился… и даже как будто разочаровался. Но быстро взял себя в руки. – И тебе спокойной ночи, Виола. Он кивнул мне и направился к двери. И тут до меня дошло, что в нем такого особенного. – Я вас не слышу, – прошептала я. Он замер, обернулся. – Я сказал: «И тебе то…» – Нет, – с трудом жуя слова, выговорила я. – Я вас не слышу. Не слышу, как вы думаете. Он поднял брови. – Надеюсь, что так. Кажется, я отключилась еще до того, как он вышел.