Высокая мода – что это? Что это такое – Высокая мода? Может быть, это наивысшее достижение искусства одевать женщину? Конечно, нет: выражение «Высокая мода» отражает феномен современности, подразумевает появившуюся в середине XIX века индустрию, важность которой не переставала расти, и теперь она стала одним из главных элементов французской экономики. Синдикат Высокой моды дал своей деятельности точное определение, которое не оставляет места двусмысленности и делает лишними дополнительные разъяснения: «Дом Высокой моды квалифицируется как предприятие, чья деятельность заключается в создании моделей женской одежды с целью их продажи покупателям (клиентам-профессионалам), а также в правомочности копирования, это подразумевает наличие полномочий для создания стольких копий одних и тех же моделей, сколько необходимо для удовлетворения заказов частных клиентов». Эти несколько строк обозначают границу, которая пролегла между модой в широком смысле этого слова и Высокой модой наших дней. До появления Высокой моды существовал лишь кустарный вид пошива: платья создавались только по замыслу клиентки и только для нее одной. В наше время такой вид работы называется «шитьем на заказ». Теперь знаменитые кутюрье – создатели моделей, на которых стоит их автограф и которые, как произведения искусства, защищаются от копирования, завоевали большое уважение в обществе, играют в нем видную и активную роль большого художника и предпринимателя. Маскарадный костюм офицера Королевской гвардии и утренний мужской костюм, Париж, июнь 1829 Индустрия моды Историки костюма единодушно признают, что высокую моду основал Чарльз-Фредерик Ворт[81]. И сейчас его потомки настойчиво и с пафосом утверждают этот факт: вначале был хаос, затем появился Ворт, молодой гений, и одним взмахом волшебной палочки из пустоты создал Высокую моду. Но нет, Ворт создал Высокую моду не из пустоты – социальные и экономические предпосылки уже существовали. Никогда мелкий служащий швейного ателье не стал бы великим кутюрье Вортом, никогда ателье на улице де ля Пэ не превратилось бы в мировой центр моды, если бы процесс пошива одежды не поставили на коммерческую основу и не наладили промышленное производство моделей. Однако неоспорим факт, что Высокая мода родилась в середине XIX века. Тем не менее ни история экономики, ни какое-либо специальное исследование не дают объяснений рождению этого феномена. Причин, вероятно, много: путаные исходные данные; множество экономических, социальных, национальных течений, игравших роль в этом, по-видимому, внезапном появлении. Все это логически привело к зарождению чего-то нового, но развивалось оно, это новое, очень медленно. Шитье одежды по индивидуальным меркам (способ такой же старый, как наш цивилизованный мир) и производство готового платья (явление Нового времени) подготовили дорогу Высокой моде. Производство готового платья, обычный современный вид выпуска одежды, имело занимательную предысторию. Нескольким старьевщикам, промышлявшим своим ремеслом в Париже, в 1820 году пришла в голову мысль скупать у портных по низкой цене весь их «непроданный товар» и затем перепродавать его на блошином рынке (в те времена) Святого Иакова, который вскоре превратился в центр новой торговли. Ободренные успехом, они не остановились на достигнутом, а наняли портных, чтобы те в своих ателье шили новую одежду. Не секрет, что ремесло старьевщика не из почтенных занятий, и рабочих наняли с большим трудом, разумеется, не из лучших профессионалов. Но это было уже не важно – шитье готового платья как направление швейного ремесла появилось на свет. С годами оно набрало силу и стало привлекательным рынком сбыта для продавцов тканей, а значит, и обладателей необходимого капитала. Первое такое предприятие «Прекрасная садовница» начало работать в 1824 году, а название получило от цветочного рынка, располагавшегося по соседству. Сначала фабрика изготавливала и продавала только одежду для работы, и продукция эта пользовалась все большим спросом из-за быстрого развития промышленности. Изготовление одежды большими партиями очень быстро переняли и другие. В 1833 году Терно – тот самый, который создал производство кашемира по приказу Наполеона, – открыл в Париже новый магазин готового платья «Славный Ричард». Такие предприятия стали возникать повсюду и производили одежду не только рабочую, но и мужскую, и военную форму. Вслед за таким развитием последовал подъем по социальной лестнице руководителей швейных предприятий. Вместо мелкого торговца появился продавец, вместо кустаря-ремесленника – фабрикант. Новой профессии нашлось место и в экономической жизни: появились предприниматели, берущие заказы на поставку готового платья. Они управляли предприятиями, закупали ткани большими партиями, при помощи своих машин раскраивали одежду и следили за ее шитьем в собственных мастерских, а еще чаще отдавали эту работу своим служащим, трудившимся на дому. Механизация швейного производства грубо оттеснила ремесленников-портных. Не имея возможности соперничать с большими предприятиями, они были обречены на нищету и безысходность. Маскарадный венгерский костюм и парижская мужская мода, ноябрь, 1830 Однако к мелким портным все-таки пришло спасение, и принес его никому не известный инженер Тимонье[82], в 1830 году познакомивший Париж со своим новым изобретением – швейной машинкой. Он трудился над ней в своей родной деревне, расположенной в долине реки Роны. Дело продвигалось медленно, но наконец ему удалось сделать самое главное – его машинка выполняла тамбурный шов. Но умелец был так беден, что весь путь до Парижа ему пришлось пройти пешком, неся в мешке свою машинку, разобранную на части. Парижская мода, 1833. Иллюстрация из журнала Revue des Modes de Paris Несчастливая судьба – частый удел всех изобретателей. Тимонье не довелось ни прославиться при жизни, ни получить хоть какой-то доход от своего изобретения. Но швейная машинка существовала; после доработки другими конструкторами она совершенно изменила условия работы во многих семейных ателье, вытащив их из нищеты. Очень скоро ее стали называть «машиной бедняков». «Цветок греха», костюм уличной женщины, Париж, 1830-е гг. К середине века во Франции количество предприятий, производивших готовую одежду, росло так быстро, что их уже насчитывалось не меньше двухсот пятидесяти, с торговым оборотом семь с половиной миллиона франков в год. Производили они и кое-какие товары для женщин: манто, мантильи, белье, передники, шали и уборы из кружев, но пока еще не решались сделать платье целиком – то, что сегодня мы называем «готовое платье». Первые платья, созданные по типовым меркам, появились только после 1870 года. Многие живущие в других странах познакомились с французским вкусом и парижским шиком именно благодаря этим «готовым изделиям», таким элегантным и всегда новым. Они произвели настоящий фурор в 1851 году на 1-й Всемирной выставке в Лондоне. Журналист Бланки, брат известного социалиста, в своей статье расхвалил экспонаты, представленные на выставке, отмечая превосходство английской техники, цены и хорошее качество сырья, но ему пришлось признать, что главная победа на выставке досталась французскому чувству изящного: «Мы повсюду находим этот бессмертный огонь французского гения, который для нас значит то же, что железные и угольные шахты для англичан». Вечные национальные достояния! Двумя веками раньше известный политический деятель Франции Жан Батист Кольбер[83] сказал: «Для Франции мода – то же самое, что для Испании золотые прииски в Перу». Появление высокой моды Каким же образом в высшей степени качественная работа, которая с незапамятных времен была отличительной французской чертой, сохранилась даже во времена стремительного проникновения машин во все сферы производства, что вело к всеобщему уравниванию? В других странах не прекращался рост населения; фабрики прочно стояли на ногах, массовое производство заполнило своей продукцией рынки. Но во Франции с ее тридцатью миллионами жителей, самой населенной стране на континенте, вплоть до сегодняшнего дня все шло совсем по-другому: к середине века рост населения прекратился; французские семьи, не имеющие теперь много детей, стремились поднять свой уровень жизни. Пробуждающийся рабочий класс в свою очередь также мечтал о буржуазной, обеспеченной жизни. Осуществлению этих частных желаний мешала уравниловка во вкусах – неизбежное следствие появления индустрии готовой одежды. Тем не менее эта индустрия проникла в сам процесс эволюции общества: благодаря производству одежды большими партиями и по более низким ценам она становилась доступной самому широкому кругу потребителей; французы приняли ее скрепя сердце. Как только были введены в употребление типовые размеры одежды, в прессе стали раздаваться горестные восклицания: «Мы теперь уже не отдельные человеческие особи – мы теперь только высота и полнота!» Чтобы успеть за ритмом механизированного производства, нужно было решительно порвать с прошлым. Но французы, верные своим традициям, испытывали отвращение к этому перелому. Они по-прежнему стремились приобретать продукцию лучшего качества, которая носила бы отпечаток одновременно их индивидуальности и таланта. К концу Второй империи в Париже появилась новая форма производства одежды – пошив по типовым меркам, задуманный как отрасль швейного дела. Эта продукция полностью удовлетворяла запросы богатой буржуазии, соответствуя их представлению об элегантности. Для новой продукции – новые люди: директор предприятия такого направления должен был сочетать в себе тонкое чутье художника, совершенный вкус и выдающиеся коммерческие способности. Он должен быть одновременно модельером, продавцом тканей и финансовым директором своего Дома. Не где-то, а именно в этом самом Доме осуществлялись все стадии производства и продажи одежды, начиная с тех, что не требуют квалифицированного труда, и заканчивая теми, где необходимы вдохновение созидателя и талантливые руки мастера, воплощающие идеи в конкретное изделие. Склады тканей, мастерские, примерочные кабины, торговые залы – все это под одной крышей. Карикатура на женскую моду 1830-х гг. В отлаженный ход этого производства бурно ворвалось еще одно новшество, которое повлекло за собой настоящую революцию и стало главным положением в определении той же Высокой моды, – создание моделей, предназначенных для экспорта. Такая модель создается в единственном экземпляре, во всем блеске неповторимого французского обаяния и поистине гениального швейного мастерства. Эта единственная модель, воспроизведенная в тысячах экземпляров, становится для иностранцев образцом французского вкуса и парижской моды. На протяжении почти целого века швейное ремесло оставалось женской привилегией. Но когда коммерческие возможности предприятия начали играть первостепенную роль, мужчины, более искушенные в финансовых вопросах, лучше вооруженные для конкурентной борьбы, стали занимать главные позиции в большой моде. Только прокатившаяся волна эмансипации дала возможность женщинам руководить крупными домами моды. Модель стала международным контрапунктом моды, а кутюрье, ее придумавший, – диктатором всеобщего вкуса. Мысль, что дама в Рио-де-Жанейро, Сиднее или в Лос-Анджелесе облачится в домашнее платье или вечерний туалет, созданный по его моделям, наполняла кутюрье гордостью за свое всемогущество и сознанием своей силы. Два направления работы – шитье одежды по типовым меркам для избранных клиентов и создание моделей, предназначенных для неограниченного воспроизведения, – мало-помалу сформировали Высокую моду. Рождение ее и восхождение на престол произошли на территории, занятой новой элитой – представителями буржуазии, стремящимися к элегантности. Элегантная буржуазия В 1853 году был опубликован очерк Бальзака «Трактат об элегантной жизни»[84], правда, написан он несколькими годами ранее. Это произведение в несколько страничек – настоящий кладезь для любопытных, и тем бо́льшую ценность оно представляет, что речь там идет о мужской элегантности. В самом деле, мужчина того времени в большей степени, чем женщина, воплощает черты, характерные для мировой буржуазии. Теперь буржуа уже не ничтожный человек, вынужденный бороться, чтобы защитить свои права. Он финансист, биржевой маклер, крупный коммерсант и промышленник. Он вкладывает свои деньги, коллекционируя произведения искусства и редкие книги. У него нет ни заслуг, ни званий, чтобы обрести положение в новом обществе, но он завоевывает уважение к себе другими способами. Манера держаться и стиль одежды говорят о важности его персоны. Это были странные времена, когда машины создавали чудеса промышленности и лишали рабочих последнего куска хлеба; когда столкнулись надменность правящих классов и социальная идеология; возможно, в одну и ту же минуту начали работать Маркс – над «Капиталом», Бальзак – над похвалой снобизму. Маркс писал: «Кто не работает, тот не ест». А Бальзак: «Кто работает, тот ничего не смыслит в элегантности»; он разделил человечество на три категории: человек работающий, думающий и ничего не делающий. Этим последним был сын разбогатевшего выскочки, и весь смысл его существования сводился к элегантному времяпрепровождению, поскольку «элегантность – это искусство оживлять бездеятельность». Бездельник, чтобы поддержать свой престиж, должен был демонстрировать свою исключительность своеобразием манер, знанием света, особым языком, вычурным костюмом. Выражение Бальзака: «Элегантность – это не простота роскоши, но роскошь простоты», – отныне стало руководством для щеголей, выбирающих себе одежду. Несмотря на богатую палитру изысканных оттенков тканей, мужская одежда, как никогда, была мрачных цветов и очень однообразной. Тем большее значение тогда придавалось крою, сложной работе портного. Вдохновение, посещавшее его, даже ум водили его рукой, когда он прочерчивал безупречную линию спины, вытачку на талии, определял место складки, – «многие достойные вещи пали жертвой мысли, но еще больше мелочей возвысились сами по себе…». Парижская мужская мода, декабрь, 1831 Вскоре одежда стала отражать даже политические пристрастия. Оставшиеся верными Бурбонам самоутверждались тем, что продолжали носить короткие мужские штаны. За границей у аристократов ношение панталон долгое время считалось верностью идеалам Великой французской революции. В 1833 году французам, приглашенным к дрезденскому двору и настойчиво испрашивающим разрешения явиться в панталонах, дали понять, что от них ожидают большего, чем «преданность королевскому дому». Бальзак утверждал, что тенденция простоты в одежде пришла из Англии. Однако французские щеголи сменили свои богато отделанные камзолы на буржуазные рединготы[85] вовсе не по причине англомании. Просто мода, как всегда, отражала последствия социальных перемен или их предвосхищала. Если в Англии буржуазный стиль одежды утвердился намного раньше, чем во Франции, то лишь потому, что английская буржуазия уже довольно долго принимала активное участие в политической жизни своей страны. В начале Викторианской эпохи влияние буржуазии еще более упрочилось и росло одновременно с развитием индустрии и торговли, которые умножали и упрочивали состояния. Зачем же она выставляла напоказ нажитые деньги? Буржуазное общество приобрело достаточную в себе уверенность, чтобы диктовать законы в стиле: ввело моду на скромность в одежде для джентльменов и строгий, но безупречный крой в туалетах для леди; повернуло моду в сторону элегантного пуританства и утонченной добродетели. Великолепный Браммел[86], король лондонских денди, сказал: «Если кто-то внимательно на вас смотрит, значит, вы одеты неподобающим образом». Мужской прогулочный и курительный костюмы, Париж, 1840 Насколько отличен был путь в общество французского буржуа! Восхождение его было стремительным, и, чтобы упрочить свой авторитет, он во что бы то ни стало старался привлечь к себе внимание. Он во всем следует за модой, его жена первая начинает носить новые цветовые гаммы, аксессуары, украшения. Но этот тип, слишком новый и кричащий, не пришелся по душе французам, и они склонились в сторону британской «фешенебельности». Мужчина, следующий моде, – спортсмен, завсегдатай жокейского клуба, принимает участие в скачках с препятствиями. Светская дама разъезжает в легком двухколесном экипаже, говорит с легким английским акцентом, ее сопровождает грум[87], выписанный из Англии. Новый правящий класс чувствовал себя весьма уязвимым. Наполеоновские войны истощили Францию, механизм экономики работал со скрипом, роскошь и нищета существовали в опасном соседстве. Борьба враждующих идеологий сеяла беспокойство, приверженцы Великой французской революции хотели укрепить завоевания 1789 года, сторонники Наполеона мечтали вернуть эру великих побед, а роялисты жаждали вновь оказаться среди роскоши и церемоний старого режима. Взбудораженные умы искали убежище в миражах прошлого. С оглушительным успехом проходили балы-маскарады: гости съезжались разодетыми в старые платья минувших, ставших уже историей времен. Исторические реминисценции ворвались в моду, архитектуру, дизайн мебели. Эпоха, опутанная сетями противоречий, лишала силы и возможности создать свой стиль. Тон задавал новый эмоциональный настрой: настало время сентиментализма, меланхолии, томности – слезы, бледность и обмороки вошли в моду. Сердца современников покорены романтическими балетами в исполнении хрупких, воздушных танцовщиц Фанни Эльслер[88], Тальони[89]; стихами Мюссе; музыкой Шопена. Демонстрировать свою отрешенность от этой жизни было столь модно, что все поголовно стали воздушно-женственными, причем до такой степени, что даже вошедшие в историю военные походы не «приземлили» свой век. Благодаря некоторым известным в это время портным, таким как Пальмира и Викторин, романтизм нашел свое наиболее удачное воплощение в женских нарядах. Летние платья, Париж, 1840 Литература проникла в моду, а мода – в литературу; впервые писатели-романисты сделали из одежды один из показателей, характеризующих человека как личность. Бальзак пошел еще дальше: «…туалет стал для нее тем, чем он является для всех женщин, – непрестанным выражением самых интимных мыслей, неким символом»[90].