Еще в юности он понял, какое исключительно важное значение имеет ткань для развития моды. В Париже около 1909 года появились окрашенные ткани, а русский балет и Пуаре стали вдохновителями рождения моды на них. В провинции, в Шатору, где отец Марселя Буссака держал небольшую ткацкую фабрику, мода поражала своей невыразительностью: женские повседневные платья были мрачных расцветок, а вечерние наряды шились из традиционного черного шелка. Двадцатилетний Буссак решил действовать, предчувствуя, какую роль сыграют цветные ткани в моде, подготовил на отцовской фабрике коллекцию одноцветных светлых и многоцветных хлопковых тканей. Но его притягивал Париж; вскоре он женился вторично на Катиль Менде. Наделенный от природы исключительным коммерческим инстинктом, Марсель Буссак перенес свое дело в провинцию Вогезы, где были более благоприятные условия для работы. Ему удалось убедить местных фабрикантов начать производство многоцветных тканей. Причем он стремился продавать новые ткани по ценам ниже, чем держали конкурирующие предприятия, в результате чего за месяц было продано более семи тысяч метров яркой, цветной материи. Платья из тканей веселых расцветок стали носить не только элегантные дамы, но и женщины простого происхождения. Позже Буссак скажет: «Внешний вид Франции претерпел метаморфозу». В двадцать пять лет он стал миллионером, обладателем одного завода, одного «роллс-ройса» и своей первой скаковой лошади. Во время войны 1914 года он получил от армии заказ на поставку большой партии тканей. Но после окончания военных действий перед ним встала проблема, куда девать огромный запас неиспользованной ткани, оставшейся на складах: по-видимому, в мирной жизни она никуда не годилась. Это была еще одна авантюра: Буссак решил сшить из этой ткани бежевого цвета огромное количество блуз, рубашек, фартуков, летних платьев, открыл сеть магазинов под названием «Самолетные ткани»[274] и создал новую моду. Все буквально накинулись на эту одежду: в период послевоенной бедности это был поистине чудесный подарок судьбы. Склады скоро опустели, и Буссаку понадобилось изготовить новую партию ткани. Прибавив к этой прибыли доходы от биржевых спекуляций, Буссак стал обладателем колоссального состояния. В тридцатые годы XX века, во время мирового экономического кризиса, по ничтожно малой цене он скупил множество доведенных до банкротства фабрик, расширил здания и заменил оборудование на более современное. В 1940 году после вторжения немцев на территорию Франции он задумался: кто выиграет войну? Союзники, потому что море в их руках. Кто выиграет битву? Немцы. Следовательно, ожидая, что будет дальше, нужно с ними договориться. Бо́льшая часть его заводов вновь приступила к работе. После освобождения сорок пять его заводов выпускали ткань уже для армий союзников. Буссак был всемогущ: глава заводов, специализированных ателье, филиалов, размещавшихся даже в Северной Африке и в бывших колониях имперской Франции. Он контролирует другие отрасли промышленности, финансирует газеты и журналы, более того, под его цветами участвуют в скачках лучшие лошади Франции, которые принесли ему баснословную прибыль, выиграв Гран-при на дерби в Эпсоме. Доходами от продажи жеребцов-производителей – только один из них принес впоследствии США сорок тысяч долларов – он покрыл все свои покупки в долларовой зоне. Какая стратегия! На что бы Буссак ни ставил – на войны или мир, кризисы или подъем экономики, на лошадей или Высокую моду, – ставки всегда оказывались выигрышными. Кристиан Диор. Фото Вилли Майвальда * * * Буссак и Кристиан Диор – это симбиоз капитала и искусства. Пока Диор готовил свою первую коллекцию в роскошном здании, купленном для него Буссаком, в его дворе, в тени работ по крою, шитью, примерок, поднималось еще одно огромное семиэтажное здание. Разве когда-либо хоть один кутюрье начинал с такой высокой ступени? Девушки на велосипедах в юбках-брюках, Париж, 1942 Выгодное начало, ничего не скажешь. И тем не менее заложенные фундаменты, на которых Диор создавал свои шедевры, оказались бы бессмысленной затеей, не обладай новоявленный кутюрье тонкой интуицией творца и природным художественным вкусом. И здесь расчет Буссака в очередной раз оказался верным. В феврале 1947 года Диор открыл свой Дом и представил первую коллекцию, которая принесла ему звание изобретателя new look. Изобретение? Конечно, нет! Моду никогда не изобретает кутюрье, каким бы гениальным он ни был. К кампании Буссака, вводящей ткань в широкое потребление, это относится даже в большей степени. Никогда мода, как бы сильно она ни нуждалась в ткани, не допускала вмешательства в свои дела войн или кризисов, и наоборот – мода, не испытывающая недостатка в тканях, никогда не шла на поводу у текстильных магнатов. New look был не чем иным, как логической реакцией на «старый взгляд» – моду, вызывавшую интерес до войны: юбки прямые и короткие, плечи расширены мягкими прокладками. В военный период эта мода резче обозначила свои отличительные особенности: юбки еще короче, плечи шире, прически и шляпы выше, обувь еще громче цокала деревянными подошвами, как дерзкий вызов добротным немецким ботинкам. Эта мода с наступлением мирной жизни подошла к концу. New look родился, когда этот стиль еще не стал модой. Юная американка, решившая бойкотировать современную моду, такую уже немолодую, стала надевать облегающие блузки и широкие, присборенные на талии и удлиненные юбки. Родился он и во Франции: молодые женщины и девушки с короткими стрижками, в юбках клёш мчались на велосипедах, развозя срочные документы и секретные послания. New look – это молодость, освобождение и будущее. Диор рисует new look.Фото Вилли Майвальда Беглого знакомства с летней коллекцией 1947 года достаточно, чтобы уловить изменения, происшедшие в силуэте: в моделях Диора он стал намного женственнее, чем у Фата, Бальмена, Баленсиаги[275], Пиге, Дессе. Американская версия журнала «Вог» писала: «Первое впечатление при виде нового Дома моды Диора заставляет нас забыть, правда лишь на мгновение, что и другие его весенние модели выглядят совсем по-новому». Почему же столько слухов и разговоров вокруг имени Диора, создателя new look? Прежде всего потому, что его предвосхищение моды завтрашнего дня было более явственно, чем у других кутюрье, а также он опирался на мощную поддержку капитала и, естественно, ловко сделанную рекламу, связавшую впечатление от new look с личностью самого Диора. А впечатление было завораживающим! Какая женщина не почувствует себя молодой, исполняя волю «нового взгляда»? Победив среди зимних коллекций, new look продолжала одерживать над всеми верх. С энтузиазмом принятый молодыми девушками, new look создал силуэт, строго очерчивающий фигуру, от чего до сих пор (имеются в виду шестидесятые годы XX века – время написания этой книги) не собираются отказываться женщины. С самого начала каждая новинка от Диора в мире моды была равносильна приказу. Обязанности его распространять и широко знакомить с ним взяла на себя реклама. Летом 1953 года адепты new look объявили: длина юбки не должна опускаться ниже колена. Это была знаменитая «бомба Диора», за которую английская пресса набросилась на кутюрье с неистовой критикой, не возымевшей в конечном итоге никакого действия. Вокруг своих коллекций Диор создавал лейтмотив. Осенью 1954 года это была линия «Н», весной 1955-го – «А», затем – «Y» и в 1956 году – линия «F». Двубортное пальто силуэта new look из жаккардовой ткани от Кристиана Диора, 1953 Париж, гигантская столица, поддержка и опора Диора, позволял ему такое экстравагантное поведение. Он мог на одно только платье израсходовать несколько десятков метров тюля или покрыть вечерний туалет вышивкой стоимостью более четырехсот тысяч франков. Дом Диора, расположенный на улице Монтень, был одновременно и административным зданием, и фабрикой: тысяча двести служащих, двадцать восемь ателье, отделение полиции со своим начальником и секретарями, ведающими картотекой, которая располагает данными о всех шпионах в мире моды и подозреваемых. Королевство Диора из года в год росло, пока не превратилось в настоящую интернациональную державу моды. Филиалы открылись в Нью-Йорке, Англии, Венесуэле, Канаде, Аргентине, Мексике, Австралии и на Кубе. Создавались там не только платья, но и белье, парфюмерия, меховые изделия, перчатки, сумки, туфли – весь спектр аксессуаров женского туалета и очарования. В эту сеть вовлекалось огромное число стран. Марка «Кристиан Диор» завоевала весь мир. Ведущая модель Кристиана Диора – Алла Ильчун в шерстяном вечернем платье силуэта «Y», Париж, 1955. Фото Майка де Дюльпена Любимая модель Кристиана Диора – Ренэ в платье из розового тюля работы Ива Сен-Лорана для Дома «Кристиан Диор», Париж, 1955 Буссак, владелец большинства акций общества «Диор», предусмотрительно оставался в тени: Франция любит своих художников, но не своих миллиардеров. Несмотря на рекламу, на власть капитала, Диор, и только он один, был бесспорным королем моды. Его смерть в 1957 году нанесла жестокий удар по миру моды. Но благодаря созданной им исключительной администрации, модельерам, работающим в традициях великого мэтра, совершенной работе мировой организации Диора слава кутюрье пережила его, и он и до сих пор остается символом французской моды во всем мире. * * * Высокая мода, выбитая из седла экономическими кризисами, отрезанная от остального мира на период войны, постепенно возвращалась к жизни. США во время Второй мировой войны сделали попытку разрекламировать свой «американский взгляд». Но с возвращением мирной жизни американки больше чем когда-либо стали интересоваться парижской модой. Доллар, курс которого вырос, устремился в Париж, в самый эпицентр рождения моды. Молодой Жак Фат не преминул воспользоваться таким случаем. Свою великую удачу он поймал в 1948 году, подписав соглашение с одним производителем из Нью-Йорка, позволившее молодому кутюрье дважды в год создавать американские коллекции моды. Как следствие за два года его торговый оборот увеличился втрое; один американский журнал писал: «Фат придал нашим женщинам максимально возможный французский облик». Жак Фат создает свои модели. Фото Вилли Майвальда Покинув мир деловых людей (первоначально работал страховым агентом), этот белокурый, нежный, грациозный и чрезвычайно одаренный Эндимион[276] самой судьбой был направлен в чудесный мир моды. В 1939 году к нему пришел первый успех: в небольшом нанятом помещении, где он разместил свое ателье с пятью рабочими и двумя манекенщицами в штате, вскоре стало не повернуться от огромного количества хлынувших к нему клиентов, вынужденных толпиться во дворе, дожидаясь своей очереди. Даже война не остановила этот поток, а клиентура состояла в основном из жен нуворишей и дельцов, наживающихся на войне. «Я их не люблю, – говорил кутюрье, – но хочу добиться успеха». И он его добился; в 1944 году купил элегантный особняк в Париже. Виртуоз в искусстве арифметики и администрирования, на тот момент он единственный среди крупных кутюрье оставался на плаву, не имея ни вкладчиков, ни субсидий, ни долгов. «Чудо, – восклицал он каждый раз, когда наступал срок очередных платежей, – но всем моим поставщикам уплачено по всем счетам!» Но самым большим виртуозом он был в искусстве создания дамских туалетов-гарнитуров. Стоя перед зеркалом, он вихрем кружил шерстяные, шелковые, бархатные ткани, обвивая их вокруг себя. Именно в эти минуты рождались его идеи, внезапные придумки высочайшего класса. Тогда он звал своих лучших рабочих, манекенщиц и вовлекал их во вдохновенную игру – работу настоящего творца. Все интуитивно, ничего и никогда для своей работы он заранее не подготавливал. Фат не знал ни кройки, ни шитья, но поразительным образом добивался успеха в тысяче опасных случаев, даже его ошибки и те оказывались находками: пришитый изнанкой наружу рукав; юбка, натягиваемая через голову и из-за чрезмерной узости застрявшая на уровне груди; платье, сшитое на живую нитку. Платье от Жака Фата. Фото Вилли Майвальда Жак Фат во время показа мод в школе «Парсонс», Нью-Йорк, 1950-е гг. Страсть к светским приемам и торжествам превращала его в превосходного рекламного агента для самого себя. Сразу вспоминается Пуаре: точно так же как тот, Фат сделал свое имя популярным в мире увеселений и балов-маскарадов, вот только момент выбрал неудачный – люди переживали послевоенную нужду, и власти прекратили на это время все развлечения. Когда смерть оборвала радостный полет его жизни, наполненной творчеством, его жена Женевьев, его лучшая манекенщица, отважилась продолжить его дело, взяв управление Домом в свои руки. Увы, безуспешно: его Дом еще больше, чем у Диора, держался на силе личности своего основателя. * * * Атмосфера в Доме Баленсиага была прямо противоположной радушию, царившему у Фата. Интервью с месье Баленсиага – исключено! Несколько слов о том, что происходит в его Доме, – нет! Появлялось чувство, будто над невидимым мэтром витают призраки жертв испанской инквизиции. И кто знает, не вселились ли в его манекенщиц, появлявшихся со скорбными, мрачными лицами, души еретиков, сожженных на кострах… Баленсиага родился в Испании, в небольшой деревушке. Вот мир его детства: низкие домики, населенные рыбаками, маленькая швейная мастерская, которую держала мать; его учеба в этой мастерской. Неподалеку располагалась вилла маркизы Каза Торрес. Каждое воскресенье молодой Баленсиага видел маркизу в церкви, на мессе и всегда восхищался ее туалетами. Однажды он собрал все свое мужество, подошел к маркизе и спросил: «Это прекрасное платье, что сейчас на вас, – оно сшито парижским портным?» Никогда еще ни один житель деревушки не осмеливался заговорить с этой благородной дамой. Она так растерялась, что сама спросила мальчика: «Как тебя зовут?» – «Кристобаль Баленсиага». – «А сколько тебе лет?» – «Мне четырнадцать лет, но я умею кроить и шить. Сеньора, вы позволите мне скопировать ваше платье?» Маркиза пригласила мальчика к себе и дала ему это платье, на нем был ярлычок Дома «Дреколь». Кристобаль сделал по нему лекало, а затем сшил платье из куска материи, который дала ему мать. Два или три раза он ходил на виллу к маркизе для примерок. Платье удалось – такое элегантное, что маркиза его купила, а вскоре появилась в нем на воскресной мессе. Прошло несколько лет, и Баленсиага открыл в Сан-Себастьяне небольшой Дом моды. Когда началась Гражданская война в Испании, у него уже было приличное состояние, которое позволило ему укрыться в Париже и обосноваться в элегантном доме на улице Георга V. Тайна, окутывавшая загадочного испанца; ледяной прием, оказываемый всем репортерам и журналистам, в конце концов оправдали себя – не специальный ли тут расчет: ни одна традиционная реклама, к которой прибегали другие дома моды, не приносила столько успеха, сколько эта – неявная. Большинство известных кутюрье создавали свои модели сначала на бумаге, Баленсиага остановил свой выбор на непосредственной работе с материалом. Рассказывают, что иногда он по нескольку дней работал над одним платьем: распарывал его, опять сшивал, надевал на манекен, подкалывал, подгонял, и так до тех пор, пока не наступало полное и абсолютное удовлетворение от дела своих рук. Баленсиага – один из бесспорных королей моды. Каждое его слово в мире моды воспринималось как непреложный закон. Его модели, несомненная отвага, приводящая иногда в замешательство, считались факторами, определяющими тенденцию современной моды.