– Дело твое. Но потренируйся уклоняться перед встречей. Ты позволяешь ей слишком много. Такой лютый нрав – ее фишка, я все понимаю. Но не превращай это во вседозволенность. – Она у меня получит, если попытается снова чем-то в меня запустить, – мрачно отозвался Маэльен, вспомнив, как Рия без раздумий швырнула в него бутылку из-под вина. – Пара поводов у нее точно имеется, – ответил Леманн. – Честно, Маэль, убери все эти свои испанские штучки и поговори с ней серьезно. Она так просто не простит тебя. Сантана, уже собиравшийся уходить, упрямо повторил: – Извиняться мне нет нужды. Я поступил так, как должен был. Най лишь развел руками, зная, что друга бесполезно переубеждать. Через несколько секунд Маэль покинул студию. Он планировал доехать до дома Анны-Марии и объясниться, ведь она, скорее всего, затаила на него злобу. Точнее, это неопровержимый факт. Но случилось иначе. В нескольких метрах от себя на улице он вдруг заметил Валевскую. Она быстро перебежала дорогу и направилась прямо к нему. Она сама пришла! Он лишь успел улыбнуться, прежде чем Рия размахнулась и влепила ему звонкую пощечину. Маэль дернулся, а потом схватился за лицо и совершенно обескураженно посмотрел на девушку: – Сомнительное приветствие, ласточка! Но ее ничуть не смутил его дружелюбный тон. Анна-Мария коленом дала ему в живот, а потом быстро с разворота локтем в ребра. Все произошло так быстро, что ни Маэль, ни проходящие мимо люди этого не ожидали. Кашлянув, Сантана согнулся пополам и спешно отступил от Валевской. Она замахнулась снова, но тут Маэльен уже вытянул руку вперед и рявкнул: – Уймись ты, одержимая! Она лишь резко выдохнула, сузив ледяные глаза. – Какого черта, а? – спросил он, распрямляясь и потирая ушибленные места. – Ты подставил меня! – сквозь зубы процедила Рия. – Ты заставил меня выстрелить! Широко раскрыв серые глаза, Маэль удивленно переспросил: – Что? Что, прости? Заставил? Едва ли я тебя заставил, деточка! Это было твоей обязанностью, а не моей прихотью! Не в силах сдерживать себя, Анрия метнулась к Маэлю и толкнула его в грудь, но он перехватил ее запястья и дернул к себе. Злые голубые глаза метали молнии, а растрепанные черные длинные волосы делали ее похожей на ведьму. – Мог стрелять ты, а не я! Но ты заставил меня это сделать! Стрелять в Аима! Одно упоминание его имени вызвало бешенство у Маэля, и он сжал руки Рии настолько, что пальцы впились в ее кожу и начало ломить кости. Он смотрел в ее лицо, на котором синяки и ссадины были замазаны тональным кремом. От этого ее веснушки заметно блекли. – Как ты вообще додумалась прийти ко мне с этим?! – зарычал Маэль. – Это тебе не сопливая история любви, ясно?! Ты не можешь миловаться со сраным капитаном полиции, который хочет пересажать нас всех! Ты должна была стрелять, Рия. И в грудь, в самое чертово сердце! А ты подвела и пальнула в плечо. Нарочно. Она сглотнула. – Нарочно, ведь так? – снова спросил он. Резко выдернув руки из пальцев Маэля, Анна-Мария попыталась собраться. Этим вопросом он словно сбил с нее спесь и немного приглушил ее ярость. Она отошла на шаг назад, как-то неловко собирая волосы с плеч и пряча их за ворот рубашки. Маэль смерил ее строгим и победным взглядом, а потом кивнул в сторону входа в здание их студии. – Идем, нечего тут околачиваться и людей пугать. Поговорим наверху. – О чем нам говорить? – нахмурилась Рия. – Ничего нового ты точно не скажешь, только хуже сделаешь. Схватив девушку за шиворот, Сантана толкнул ее в сторону входа. – Заткнись и иди! Я у тебя согласия не спрашивал. Анна-Мария направилась внутрь, Маэльен последовал за ней. * * * Налив немного лемончелло, Маэль подвинул стакан к Анне-Марии, смиренно сидевшей за столом. Себе он налил намного больше, после чего удобно устроился на стуле рядом. Подняв глаза, она встретилась с его тяжелым взглядом. – Ну? – заговорил он. – Признавайся, детка. – В чем? – Ты неровно дышишь к этому капитанчику? Ты его, быть может, любишь? Вопрос был задан так неожиданно и резко, что Анрия немного опешила и заморгала. – Что? Ты за кого меня принимаешь? – Нет? – упрямо стоял на своем Сантана. – Нет, конечно! – рявкнула она. – Еще чего! Я никого не люблю, уж тем более какого-то полицейского или кто он там… От этих слов ей стало настолько противно и грязно, что захотелось пойти в душ и нещадно драть кожу, чтобы отмыться. Такое лицемерие к человеку, к которому она неравнодушна, не свойственно Анне-Марии. – Да ну? По тебе не видно. Если ты врешь, Рия, тебе же это боком и выйдет. – Каким образом? – спросила она прежде, чем успела подумать. Маэль ухмыльнулся. – Потому что его любить нельзя. Все равно потом придется выбрать. Ты ведь играешь за нашу команду, не так ли? Тебе нельзя быть и там, и здесь. Анна-Мария вздохнула, вытянула руки и взяла свой стакан. Мысли разбегались, она пыталась поскорее придумать достаточно дерзкий ответ, которым могла бы парировать и защититься. Точно, защититься. Всю свою злобу и дерзость она использует только для собственной защиты. Чтобы ее боялись и никогда не атаковали первыми. Чтобы спрятать все самое уязвимое за толстым слоем безразличия и самоуверенности. Такая тактика помогала ей жить уже почти двадцать лет. – Успокойся и перестань психовать, – сказала Валевская. – Не влюблена я в него. Я всего лишь хочу использовать его как козырь в будущем. Пригодится же. Маэль с сомнением скривился, но не стал спорить. Он отпил из стакана и принялся размышлять. Вряд ли ему сейчас стоило донимать Рию расспросами. Как и говорил Най, она начнет кусаться и царапаться. Да и ей стоило отойти от первого выстрела в человека. Нарочный то был промах или нет, Маэльен решил выяснить потом. Или оставить тайной. Сейчас ему хотелось разобраться со своими собственными мыслями и ощущениями и просто поболтать с Анной-Марией. – Я надеюсь, что ты в порядке, – честно произнес Сантана и посмотрел в ее глаза. – Это было жестоко с моей стороны. Но ты должна была стрелять. Именно ты. Рия лишь молча продолжила пить. – Я понимаю твою злость, – продолжил он. – Но я хочу закалить в тебе нужные качества. Хочу, чтобы ты не боялась. И чтобы руки твои не дрожали, держа оружие. Все это звучало разумно. В его словах была логика. Маэль прав, и Анна-Мария знала это. Но почему какая-то ее часть отчаянно протестовала, не хотела принимать такую действительность? Она уважала Маэля, но в глубине души начинала его ненавидеть. Надо только разобраться, что ее выбешивает больше – то, что он запрещает ей быть с Аимом, или то, что единственный его аргумент против их отношений – работа? Неужели только это кажется Маэлю непозволительным? То есть, будь у них другая работа, Маэльен бы дал свое благословение им с Лероем и бровью не повел? Кажется, Анрия начинает сходить с ума. Аж двое мужчин путают ей мысли. Такое для нее просто непозволительно. – Я знаю, – холодно сказала Валевская. – Ты прав. Я не должна была срываться. Все в порядке. Забудем об этом. Сев ровно, Анна-Мария допила лемончелло с грацией истинной балерины. Сейчас она пыталась взять себя в руки, пыталась вернуть самообладание и порядок в голове. Это было невероятно трудно, и, возможно, казалось, что она спокойна только внешне. Но так лучше, чем совсем никак. Ей всегда было проще выдирать лишние мысли, как сорняки, не давая слабости или сомнениям взять верх. Сраный робот! Глядя на нее, Маэль ощутил, как свирепеет. Чертова сучка! Резко вскочив на ноги, он с всей дури шарахнул кулаком по столу и рявкнул так, что в ушах зазвенело: – И это все?! Рия дернулась, отшатнулась и удивленно вытаращилась на Сантану. – Чего?.. – И это все, что ты скажешь мне?! Рия, это все, на что тебя хватает?! Этот спокойный тон, это равнодушие! Когда я хочу сказать все, что думаю, – ты меня обрываешь! Как тогда, после того как я переспал с Софи! Ты невозможная сучка, – процедил сквозь зубы Маэль. Анна-Мария медленно поднялась со стула и начала отступать назад. – О чем ты? Помолчи лучше. Это лишнее, – сказала она предупредительным тоном, вздернув подбородок.. – Лишнее?! Это не лишнее, это нужное. О чем я? Об этом! – резко ответил Маэль, указывая на нее рукой. – Об этом твоем режиме «Я самодостаточная балерина, мне никто не нужен». Почему я стараюсь делать для тебя все, а ты для меня ничего? Я искренний, а ты как восковая кукла! Рия, почему? Я думал, что убью тебя, когда честно высказал тебе все про Софи, а ты мне сказала, что тебе плевать. Но сейчас, когда я действительно хотел сделать как лучше, а ты на это плюнула, я точно убью тебя. Его холодные серые глаза сощурились, и, казалось бы, он действительно собирается ее убить – просто взять, например, этот тяжелый графин с лемончелло и разбить его об голову Валевской. Она возмущенно нахмурилась. – Какого черта ты себе позволяешь?! – выпалила она. – Ты мне никто! И нет у тебя прав предъявлять мне что-то. Отстань. Черти завыли и заскреблись в его груди. Маэль действительно верил, что способен сейчас дать ей затрещину, вопреки всем своим убеждениям и замашкам джентльмена. Он сжал кулаки и изо всех сил держал себя в узде. Его чертовски задевали ее слова, и Сантана сам боялся узнать почему, однако, в отличие от Рии, он был готов принять любые свои чувства, не отрицая их так по-детски. – Что-то я сомневаюсь, Риюшка, – иронично сказал он. – Я тебе далеко не никто, я самый большой кто из всех у тебя имеющихся. Девушка отвернулась, озлобленно глядя куда-то в сторону и пытаясь успокоиться. – Я тот единственный, кому на тебя было не наплевать. Твой ангельский дружок-балерун, зная, как тебе хреново в балете, сидел сложа руки. Он не видел твоего потенциала, твоей силы. Твоему идеальному капитанчику полиции точно так же плевать на тебя. Он закончит здесь свою работу и исчезнет. Встречаться с тобой, не понимая, кто ты, какая ты настоящая, – это как слепому пытаться смотреть немое кино или пойти в картинную галерею. Гребаная херня! – от своих же слов Маэль бесился сильнее и сильнее. – Господи! Каким тупым нужно быть, чтобы считать, что такая, как ты, – непредсказуемая, амбициозная, та, кто воодушевленно влепила ему пощечину, когда все остальные стушевались, – и стала бы сидеть в балете без дела! Видимо, Маэльен уже не пытался говорить с Анной-Марией. Он словно разговаривал сам с собой, жестикулируя при этом. Но обомлевшая Валевская вслушивалась в каждое его слово. Темные пряди волос упали на ее светлое лицо, которое начинало краснеть, а сердце снова застучало, наливаясь тяжелым свинцом.