— Он не наш, утром его угнали, — засмеялся Фельдман. — В милиции есть заявление. — Вы предусмотрительны. — Я умею убеждать, и не жадничаю, когда речь идет о моей жизни. И твоей тоже, — подчеркнул глава фирмы. — Возьмите из моей доли. — Не сомневайся, возьму. Итак, от чужих ушей мы избавились, но проблемы остались. Надо решать, что делать. Пойдем-ка в баньку. — Сейчас не до этого, — скривился Фишман. — Там нет электричества, прослушку не поставишь, — зашептал Фельдман. — Иди за мной. Они зашли в баню. Дубовый сруб стал новым препятствием для тихих голосов. Сана лихорадочно раздевалась, лишая себя последней одежды, она повышала сверхчувствительность единственным оставшимся способом. Через минуту она осталась в одном белье и без обуви, зато отчетливо слышала тайную беседу. Обнаженная женщина с закрытыми глазами бормотала услышанное, стараясь запомнить. Дама из «москвича», заметив бесстыжую девку, затолкала любопытных сыновей в машину и шикала на них, закрывая обзор. Примчалась «скорая», врач удостоверился в смерти Сорокина и занялся Трифоновым. Пострадавшего перенесли в медицинский фургон и оказали первую помощь. На странное поведение женщины с разбитым носом врач косился без интереса: с травмами головы и не такое бывает. — Помоги бедняжке, — кивнул он фельдшеру. Фельдшер наполнил шприц успокоительным и направился к Вокалистке. — Нет, девушку не трогать! — остановил медика Трифонов и показал удостоверение полковника госбезопасности. — Возьмите блокнот и записывайте все, что она говорит. Исполнять! — Мы отвезем вас в больницу, за ней приедут, — настаивал врач. — А вы будет отгонять любопытных, чтобы ей не мешали, — категорично приказал Трифонов. — И не вздумайте ее кутать. Он потребовал у медиков рацию и передал сообщение через диспетчера «скорой помощи» для генерала Линькова. На месте аварии скапливались ротозеи. Первым делом все ужасались виду трупа в разбитой машине, а затем глазели на бормочущую голую девушку. Некоторые проявляли заботу он ней, предлагая одежду. Врач уверял сердобольных граждан, что все под контролем, девушка в шоке, ей требуется холод. Фельдшер записывал ее бормотание в блокнот. На вызов Трифонова примчался генерал Линьков и машины ГАИ. Гаишники заставили любопытных разъехаться и огородили место аварии. — Сорокин погиб, Вокалистка работает, — докладывал Трифонов генералу. — Замените фельдшера на нашего человека. Линьков отдал распоряжение и покачал головой, разглядывая Вокалистку: — Ты бы обеспечил агента красивым бельем. Считай, это ее униформа. Сана сосредоточилась на разговоре торговцев в бане. Мужчины говорили на повышенных тонах и ей не составляло труда улавливать каждое слово. Она узнала, что столкновение с фургоном подстроено ими, а непосредственный исполнитель — персональный шофер Фельдмана по имени Егор. Алексея убили по приказу этих ублюдков! За что? Он выполнял свою работу, хотел пресечь воровство. Она вспомнила их нежные поцелуи, который переросли в животную страсть в тесной неудобной машине. И даже тогда Леша шутил: лучше с любовью заниматься трудом, чем с трудом заниматься любовью. А она просила: помолчи — ей не нужны слова, когда говорит любящее тело. Сейчас его безмолвное тело остывает в искореженной машине, а на их любовном ложе засыхают грязные пятна крови. Сана очнулась от воспоминаний и бросилась к Трифонову. — Это они подстроили аварию, Фельдман и Фишман. Фельдман послал своего водителя Егора, он вел фургон. Она неосторожно коснулась сломанных ног начальника. Полковник прикусил губу, побледнел, но не подал вида, что ему больно. — Водителя мы поймаем, а их арестуем, — заверил он. — Ты сделала, что могла, а сейчас успокойся. Лицо и грудь Саны покрылись красными пятнами. Выйдя из состояния транса, она дрожала от холода. — Где Фельдман и Фишман сейчас? — спросил полковник. — На даче в бане. Я покажу дорогу. — Адрес мы знаем, — вмешался в разговор Линьков и приказал подчиненным: — Посадите Вокалистку в машину, двигайтесь к даче Фельдмана. Мы должны знать, о чем еще там говорят. Трифонова увезли на «скорой». Сану усадили в «волгу» с опущенными стеклами, от одежды она отказалась. Машина двигалась медленно, чтобы не шуршать шинами, Вокалистка повторяла в лицах разговор преступников, а из ее закрытых глаз текли слезы. Сидевший в машине Линьков удивлялся услышанным именам: замминистра Нефедов, министр рыбной промышленности, член ЦК партии — это уровень Андропова. Такую взрывоопасную информацию надо прежде всего обсудить с ним. 43 Теплые волны ленивого ветра сбивали белый пух с высоких тополей, обрамлявших частоколом Садовое кольцо. Отдельные непокорные пушинки взметались вверх и попадали в распахнутое окно в доме напротив американского посольства. — Ох, лето красное, любила бы тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи, — декламировала Евгения Корман, сметая влажной тряпкой паутину и пыль с широкого подоконника. — Зато Вокалистке удобно работать, не простудится. Последние слова были обращены к полковнику Трифонову. Сергей Васильевич, прихрамывая на левую ногу, только что зашел в квартиру — тяжелый перелом в автоаварии давал о себе знать даже спустя три месяца. — Окошко-то прикрой, нас тоже могут слушать, — качнул рукой начальник. Корман закрыла окно, сдвинула тюлевые занавески и задернула тяжелые шторы. В комнате стало душно. — Так лучше? — с вызовом спросила она. — Где Вокалистка? — не стал пререкаться Трифонов. — Дрыхнет. Прочла сегодняшнюю «Правду» и потребовала выпить. Три рюмочки водки за обедом прошли как по маслу. Дверь в соседнюю комнату открылась, оттуда вышла Сана с всклокоченной головой и с возмущением шлепнула скомканной газетой о стол: — Сергей Васильевич, почему так? Почему наказали не всех? — Не понимаю. Целой группе расхитителей дали большие сроки, а Фишман и Фельдман приговорены к расстрелу. Их покровитель, замминистра Нефедов, тоже. — А как же министр и член ЦК. Они тоже участвовали, я слышала их имена! — Ух, куда хватила! — Трифонов опустился на стул. — После нашего отчета следствие сразу свернули. Министра с почетом отправили на пенсию. А члены ЦК, дорогая моя, неподсудны. — Пусть грызутся между собой, — вставила Корман, закуривая сигарету. — Я думала, что если работаю на государство, то все будет по справедливости. Преступников посадят, следователей наградят. Сана умолчала, что ее до сих пор мучит совесть за безвинно осужденного заведующего сберкассой. — Леша погиб, — с обидой закончила она. — Кого надо наказали, кого надо поощрили, — философски заметила Корман. — А семье Сорокина выделили помощь, это лучше медальки. Хорошо, что Сергей Васильевич остался с нами. — Хотели отправить в отставку. Гибель сотрудника, да еще нога, как палка. — Трифонов стукнул себя по бедру и посмотрел в глаза Саны. — Думаю, что мне сохранили должность только благодаря тебе. После паузы он подвинул ей бумажный сверток, который принес с собой. — Тут платье индийское легкое и это… — полковник смутился. — Примерь. Корман затушила сигарету и с любопытством зашуршала бумагой, разворачивая подарок. Помимо платья в свертке оказалось тонкое белье. Она повертела обновки в руках и подмигнула Сане. Женщины удалились, а когда вернулись, Вокалистка была одета в бежевое платье на бретельках с длинным подолом из жатой марлевки. Под полупрозрачной тканью угадывалось изящное белье. — Модная девчонка. Для лета — самый раз, — похвалила Евгения. — Хочу на солнце, в парк и босиком по траве. — Сана закружилась посредине комнаты. Красивая одежда волшебным образом изменила ее настроение. — Завтра прогуляемся. Заеду за тобой в десять, будь готова, — сказал Трифонов и прежде чем попрощаться шикнул на Корман: — Чтобы больше никакой выпивки. На следующий день Трифонов привез Вокалистку к Центральному детскому миру. Они вошли в огромный магазин, где даже у взрослых разбегаются глаза при виде сказочных домиков величиной с жилую комнату и причудливых механизмов с двигающимися игрушками. Сана остановилась в растерянности: в детстве она мечтала здесь побывать, ведь тут продают самые лучшие платья и игрушки, но сейчас… Она в недоумении посмотрела на Юрия Васильевича: — И что мы будем делать? Он повел ее по лестнице вверх. На последнем этаже они прошли через служебное помещение, поднялись еще выше, открыли низкую дверь и оказались на плоской крыше. Кроме них здесь никого не было. Сана подошла к защитным перилам на краю крыши. Здесь солнце было назойливее, а ветер нахальнее. Легкая ткань на груди раздвинулась, а невесомый подол длинного платья вклинился между ног и трепыхался сзади подобно парусу. На солнце светлая ткань просвечивала, подчеркивая нижнее белье. Сана зажмурилась и улыбнулась. Своего тела она не стеснялась, лишь придерживала челку, закрывающую шрам. Понимая смущение девушки, Трифонов встал слева от нее. Перед ними, как на ладони, лежала большая площадь с интенсивным движением по кругу и памятником Дзержинскому в центре. Железный Феликс смотрел в сторону Кремля, а за его спиной располагалось главное здание КГБ. — Это свидание? — ехидно прищурилась Сана и толкнула начальника плечом. — А вы романтик, Сергей Васильевич. Сейчас нам принесут шампанское? Трифонов не разделял игривое настроение агента. Он достал старую фотографию и протянул Вокалистке. — Твой отец, Композитор. — Он дал возможность девушке рассмотреть фото и неожиданно спросил: — Твой брат, Санат, похож на отца?